Эгенер, Минни
| Минни Эгенер Minnie Egener | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Дата смерти | |
| Место смерти |
Новый Орлеан, Луизиана, США |
| Страна | |
| Профессии | |
| Певческий голос | |
Минни Эгенер (англ. Minnie Egener; 1881—1938) — американская оперная певица (меццо-сопрано).
Биография
Дебют певицы в опере состоялся в 1904 году, в труппе «Метрополитен-опера», когда она исполнила роль одной из девушек-цветов в оперетте «Парсифаль» Рихарда Вагнера. В 1906 году отправилась в Италию и выступала там в различных оперных театрах по всей этой стране. В 1910 году исполнила роль Алисы в оперетте «Лючия ди Ламмермур» Гаэтано Доницетти, выступив вместе с Луизой Тетраццини в театре Регио ди Парма</span>ruen. Также она появлялась в небольших ролях на выступлениях, проходивших в Ковент-Гардене и в центре Манхэттена[1]. В течение следущих четырёх лет она выступала в Филадельфийской</span>ruen и Чикагской</span>ruen оперных труппах. В 1914 году вернулась в «Метрополитен-опера», но в последущие восемнадцать лет исполняла в основном второстепенные роли. В частности, Эгенер участвовала в оригинальных постановках «Деревенские Ромео и Джульетта</span>ruen» Фредерика Дилиуса в 1907 году[2], «Кентерберийские пилигримы</span>ruen» Реджинальда Де Коуэна в 1917 году, «Сестра Анжелика» Джакомо Пуччини в 1918 году, в опере Альберта Вольффа «Синяя птица» в 1919, «Бандит Короля</span>ruen» Димса Тейлора в 1927, и в его же постановке «Питер Иббетсон</span>ruen» в 1931 году. Последнее выступление певицы состоялось в декабре 1932 года, в опере Джузеппе Верди «Травиата». Оно стало 752 по счёту выступлением на «Метрополитен-опера»[3]. После этого она преподавала вокал в Нью-Йорке, а затем в Новом Орлеане. Вышла замуж за дирижёра Луи Хасселманса (1878—1957). Скончалась в Новом Орлеане в 1938 году[1].
Записи
Эгенер сделала пять записей на лейбле RCA Victor, включая партии секстета из «Лючия ди Ламмермур» вместе с Энрико Карузо и Амелитой Галли-Курчи.
Напишите отзыв о статье "Эгенер, Минни"
Примечания
- ↑ 1 2 Riemens Leo. A concise biographical dictionary of singers; from the beginning of recorded sound to the present. — Chilton Book Co, 1969.
- ↑ [www.amadeusonline.net/almanacco.php?Start=0&Giorno=&Mese=&Anno=&Giornata=&Testo=A+Village+Romeo&Parola=Stringa Almanacco di Gherardo Casaglia]
- ↑ [66.187.153.86/archives/frame.htm Metropolitan Opera Association]
Отрывок, характеризующий Эгенер, Минни
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
