Гюллинг, Эдвард

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Эдвард Александрович Гюллинг»)
Перейти к: навигация, поиск
Эдвард Отто Вильгельм Гюллинг
Edvard Otto Wilhelm Gylling
Дата рождения:

30 ноября 1881(1881-11-30)

Место рождения:

Куопио (Российская империя)

Дата смерти:

14 июня 1938(1938-06-14) (56 лет)

Место смерти:

Расстрельный полигон «Коммунарка», СССР

Гражданство:

Российская империя Российская империя СССР СССР

Партия:

Коммунистическая партия Финляндии, ВКП(б) с 1920 года

Награды:

Э́двард О́тто Вильге́льм Гю́ллинг (Э́двард Алекса́ндрович Гю́ллинг) (фин. Edvard Otto Wilhelm Gylling, 30 ноября 1881, Куопио, Великое княжество Финляндское, Российская империя — 14 июня 1938, СССР) — финский социал-демократический политик, депутат финляндского сейма в 19081910 и в 19111918 годы, революционер, начальник штаба Красной гвардии, первый руководитель Карельской трудовой коммуны, доктор философских наук. Был членом ЦИК СССР всех созывов.





Биография

Родился в 30 ноября 1881 года в городе Куопио в семье, принадлежавшей к среднему классу. Его отец, Уно Александр Гюллинг, был районным инженером-путейцем. Мать — Евгения Виктория Клотильда Генриетта Хельсингиус.

Детские и юношеские годы Эдварда прошли в имении родителей — усадьбе Калмаа близ Икаалинена.

В 1900 году после окончания лицея в Ювяскюля (Jyväskylän lyseo) поступил в университет в Гельсингфорсе.

В 1903 году окончил магистром университет по специальности «экономика и статистика». Занимался изучением жизни сельского трудового населения Финляндии. После защиты докторской диссертации (доктор философии), с 1910 по 1918 год работал доцентом Гельсингфорского университета по курсу экономической статистики, статистиком Гельсингфорса.

Политическая деятельность

В 1905 году вступил в Социал-демократическую партию Финляндии (СДПФ), принадлежал к её левому, марксистскому крылу.

С 1906 по 1908 год — ответственный редактор партийного издания «Sosialistinen Aikakauslehti» («Социалистический журнал»), организованного совместно с Юрьё Сирола, Отто Куусиненом и Суло Вуолийоки.

15 и 16 марта 1907 года в Великом княжестве Финляндском состоялись первые выборы в однопалатный сейм. С 1908 по 1918 год Эдвард Гюллинг — депутат Сейма от Социал-демократической партии Финляндии.

В 1913—1917 годах — член Исполкома СДПФ, а в 1917—1918 — председатель СДПФ.

В 1918 году вступил в Коммунистическую партию Финляндии, вошёл в состав её Центрального комитета.

Революция и гражданская война в Финляндии

Во время Финляндской революции 1918 работал в революционном правительстве уполномоченным по делам финансов, а затем — заместителем председателя революционного правительства. С апреля 1918 года — начальник Главного штаба Красной гвардии. Принимал непосредственное участие в обороне Выборга.

После поражения революции, около полугода работал в подполье, в конце 1918 года эмигрировал в Швецию и там работал в Стокгольме в загранбюро ЦК компартии Финляндии. В 1919 году — секретарь Скандинавского комитета III Коммунистического интернационала.

Советская Карелия

Осенью 1919 года Эдвард Гюллинг направил В. И. Ленину подготовленное им «Пред­ложение о Карельской коммуне». Суть «Предложения» сводилась к тому, чтобы по­средством образования Карельской коммуны на пространстве от реки Свирь до Северного Ледовитого океана решить три проблемы: удовлетворить национальные интересы карельского населения, лишить Финляндию оснований претендовать на Во­сточную Карелию и создать плацдарм для подготовки революции в Финляндии и Скандинавских странах. В соответствии с этими «Предложениями» Карельская коммуна должна была стать своего рода социалистической альтернативой буржуазному финляндскому государству.[1]

Вопрос о национально-государственном устройстве Карелии не­однократно рассматривался руководством РСФСР. В конце марта — начале апреля 1920 года глава Советского правительства В. И. Ленин говорил об этом с делегатами IX съез­да РКП(б) от Олонецкой губернской партийной организации.

По приглашению В. И. Ленина Гюллинг прибыл в Москву и в середине мая 1920 года в Кремле состоялась беседа Ленина с Гюллингом и другим финским коммунистом-эмигрантом, бывшим членом Финляндского революционного правительства Ю. К. Сирола «по делам о создании Карельской автономной республики». Гюллинг предложил предоставить экономическую и вообще относительно широкую автономию Карелии. Ленин предложение Гюллинга одобрил.

В мае 1920 года принят в члены РКП(б).

8 июня 1920 декретом ВЦИК из населённых карелами местностей Олонецкой и Архангельской губерний была образована Карельская трудовая коммуна[2]. При этом Петрозаводск стал «двойной» столицей — главным губернским городом и центром карельской автономии.

С июня 1920 по февраль 1921 года — первый председатель Ревкома Карельской трудовой коммуны.

В августе 1920 года под его руководством, норвежским инженером X. Лангсетом, были подготовлены проекты плана развития Карельской трудовой коммуны.

На 1-м Всекарельском съезде Советов 11-18 февраля 1921 года Гюллинг был избран председателем областного исполнительного комитета Карельской трудовой коммуны (Карисполкома).

Образование в июле 1921 году Северо-Западного регионального экономического совета (СевзапЭкосо) подвергало опасности сложившийся автономный статус Карельской Трудовой Коммуны (КТК). 23 апреля 1921 года Эдвард Гюллинг, как председатель Совнаркома КТК, снова встретился с Лениным в Кремле и представил проекты. Гюллинг, при поддержке наркома иностранных дел РСФСР Г. В. Чичерина и председателя Совета Народных Комиссаров (правительства) РСФСР В. И. Ленина, инициировал утверждение декрета, подтверждающего автономные права КТК. 26 апреля 1921 года оба документа — постановление Совета народных комиссаров РСФСР и Совета Труда и Обороны были одобрены. Принятая программа промышленного преобразования края на ближайшие годы состояла в ускоренном развитии деревообрабатывающей, бумагоделательной и горной промышленности.

В 1922 году занимал пост председателя Карело-Мурманского военного революционного комитета.

Автономная Карельская ССР

В июле 1923 года Карельская трудовая коммуна была преобразована в Карельскую Автономную Советскую Социалистическую Республику (АКССР). Гюллинг возглавил руководящий орган — был избран председателем Совета Народных Комиссаров АКССР (возглавлял совет до 1935 года).

В 1923 году Эдварду Гюллингу после тяжёлой болезни ампутировали левую ногу. Он был вынужден осваивать протез.


В сентябре 1930 года постановлением СНК Автономной Карельской ССР был учреждён Карельский научно-исследовательский (комплексный) институт. Эдвард Гюллинг стал директором КНИИ, сохранив при этом должность главы правительства. Заместителем он назначил заведующий Карельским государственным (краеведческим) музеем Степана Макарьева. Кроме того Гюллинг преподавал в Карельском государственном педагогическом институте. Являлся членом редколлегии журнала «Экономика и статистика Карелии».

Член ВЦИК РСФСР нескольких созывов. Член Бюро Карельского Обкома ВКП(б). Избирался делегатом XI—XVI Всероссийских и II—VII Всесоюзных съездов Советов.

К середине 1930-х годов в адрес руководства республики начала раздаваться критика со стороны центра — Гюллинга обвиняли в «буржуазном национализме», он пытался в форме самокритики оградить себя от обвинений, но безрезультатно. В январе 1935 года на V пленуме карельского областного комитета ВКП(б) политическую деятельность Гюллинга Э. А. и возглавляемой им «контрреволюционной» группировки осудили. В октябре 1935 года он был смещён с поста председателя Совнаркома Автономной Карельской ССР.

К этому времени с поста секретаря Карельского обкома ВКП(б) был смещён его ближайший соратник Густав Ровио и направлен на преподавательскую работу в Москву (арестован и расстрелян в 1938 году).

Гюллинг был переведён на исследовательскую работу в Москву в Международный экономический институт. В 1935—1937 годах — сотрудник Международного экономического института в Москве.

Гюллинг был одним из редакторов Карельской энциклопедии, работа над которой велась с 1933 по 1936 год. Однако энциклопедия так и не была издана, а большинство её редакторов (среди них: Э. А. Гюллинг, С. А. Макарьев, Н. Н. Виноградов) были впоследствии арестованы и расстреляны[3].

Арест и расстрел

17 июля 1937 года Гюллинг был арестован по сфабрикованному делу о «контрреволюционной националистической организации Гюллинга — Ровио»[4].

Подписан к репрессии по первой категории (расстрел) в списке «Москва-центр» от 10 июня 1938 на 88 чел., № 25, по представлению начальника 8-го отдела ГУГБ НКВД ст. майора госбезопасности И. И. Шапиро. Подписи: Сталин, Молотов.[5] Через четыре дня, 14 июня 1938 года, Гюллинг был осуждён Военной коллегией Верховного суда СССР по обвинению в участие в контрреволюционной террористической организации (ст. 58-1а-2-7-8-11 УК РСФСР) и в тот же день расстрелян на полигоне «Коммунарка». Московские расстрелы 1937 и 1938 годов явились следствием приказов наркома НКВД Ежова от 25 и 30 августа, 11 и 20 сентября 1937 года, которые, в свою очередь, появились в результате решений Политбюро ЦК от 2 июля того же года[6].

Гюллинг был реабилитирован 16 июля 1955 года решением Военной коллегии Верховного суда СССР.

Семья

В 1906 году 24-летний Эдвард женился на Финни Элизабет Ахрен (швед. Fanny Elisabeth Achren, 17.10.1885—6.09.1944[7]), дочери районного врача из Икаалинена[8]. Венчание состоялось в церкви Икаалинена (Ikaalisten kirkko) 14 июня 1906 года.

Фанни Гюллинг была осуждена 7 июля 1938 года ОСО при НКВД СССР как член семьи изменника Родины на 8 лет исправительно-трудовых лагерей. Она умерла в Карагандинском лагере (Карлаг) 6 сентября 1944 года. Реабилитирована 4 апреля 1956 года.

Награды

Память

Напишите отзыв о статье "Гюллинг, Эдвард"

Литература

  • Сто замечательных финнов. Калейдоскоп биографий = 100 suomalaista pienoiselämäkertaa venäjäksi / Ред. Тимо Вихавайнен (Timo Vihavainen); пер. с финск. И. М. Соломеща. — Хельсинки: Общество финской литературы (Suomalaisen Kirjallisuuden Seura), 2004. — 814 с. — ISBN 951-746-522-X.. — [www.kansallisbiografia.fi/pdf/kb_ru.pdf Электронная версия]  (Проверено 26 января 2009)
  • Tuure Vierros. [www.edico.fi/kirjat/kalman_poika/ Kalman poika]. — Edico, 2006. — 216 с. — ISBN 9789529976027.
  • Anna-Lisa Sahlström. [www.teos.fi/fi/kirjat/index.php?sub=2&id=237 Viimeinen ruhtinas]. — Teos, 2009. — 302 с. — ISBN 9789518511901.
  • Хейккинен С., Мауранен Т. Научная деятельность Эдварда Гюллинга // Скандинав. сб. — Таллин, 1988. — С. 127—138. — (Тр. Тарт. гос. ун-та; Вып. 31).
  • Народные избранники Карелии: Депутаты высших представительных органов власти СССР, РСФСР, РФ от Карелии и высших представительных органов власти Карелии, 1923—2006: справочник / авт.-сост. А. И. Бутвило. — Петрозаводск, 2006. — 320 с.

Примечания

  1. [www.welcome-karelia.ru/revoliutsiya-i-grazhdanskaya-voyna-v-karelii/obrazovanie-trudovoy-kommuni-chast-1 История карелии, Образование трудовой коммуны]
  2. Об образовании Корельской трудовой коммуны : Декрет ВЦИК от 8 июня 1920 г. // Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства. Отдел первый. М., 1920 г. № 53, ст. 232
  3. [kizhi.karelia.ru/library/ryabinin-2007/466.html Николай Николаевич Виноградов, как сотрудник Карельского научно-исследовательского института (1932—1937 гг.)]
  4. [www.gov.karelia.ru/Different/Encyclopedia/encycl25.html Эдвард Отто Вильгельм Гюллинг, Энциклопедия «Карелия»]
  5. [www.ihst.ru/projects/sohist/repress/kom/1938/gulling.htm Гюллинг Эдвард Александрович. Институт истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова РАН]
  6. [hram-poligon-kommunarka.ru/content/view/4/3/ Памятник истории Спецобъект НКВД «Коммунарка» ]
  7. [www.inkeri.ru/rep/peoples/?id=1731 Фани-Элизабет Карловна Гюллинг — информация о репрессиях финнов в СССР]
  8. [5555kirjaa.blogspot.com/2009/07/17-viimeinen-ruhtinas-edvard-gylling.html Viimeinen ruhtinas — Edvard Gylling]

Ссылки

  • [imena.karelia.ru/persony/gyulling_eduard_aleksandrovich__edvard_otto_vilgelm_/?page=3&sort=0&order=0&records_on_page=5# Национальная библиотека Республики Карелия. Гюллинг Эдуард Александрович]
  • [www.inkeri.ru/rep/peoples/?id=1732 Эдвард Александрович Гюллинг — информация о репрессиях финнов в СССР]
  • [www.nvspb.ru/stories/yedvard_gyulling_politik_filos Эдвард Гюллинг: политик, философ, мечтатель. 18 июня 2003]
  • [www.eduskunta.fi/triphome/bin/hx5000.sh?{hnro}=910385&{kieli}=su&{haku}=kaikki Edvard Gylling, Eduskunta] (Гюллинг на сайте парламента Финляндии)  (фин.)
  • [yle.fi/d-projekti/arkisto/paasarja/01syytteita_utopistille.html Эдвард Гюллинг и Красная Карелия 1920—1935]  (фин.)
  • [www.pbase.com/kaisla/kalmaa Фотографии усадьбы Калмаа, где вырос Эдвард Гюллинг]  (англ.)
  • [visualrian.ru/images/item/104871 Эдвард Гюллинг и Матсон на Петрозаводском стадионе (фото 1932 года)]


Портал о Карелии — Карелия на страницах Википедии

Отрывок, характеризующий Гюллинг, Эдвард

Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.