Эдди Брок

Не следует путать с симбиотом Веном — это статья о самом известном его носителе.

Эдди Брок
Эдди Брок вместе с симбиотом Веномом.
История публикаций
Издатель	Marvel Comics
Дебют	Как Эдди Брок: Web of Spider-Man #18 (1986) Как Веном: The Amazing Spider-Man #300 (1988) Как Анти-Веном: The Amazing Spider-Man #569 (2008) Как Токсин: Venom #17 (2012)
Авторы	Дэвид Мичелини Тодд Макфарлейн
Характеристики персонажа
Позиция	Добро, ранее зло
Полное имя	Эдвард Аллан Чарльз Брок
Псевдонимы	Веном, Анти-Веном, Токсин
Вид	человек
Рост	183 см(человек), 195 см(симбиот)
Вес	94 кг(человек), 118 кг (симбиот)
Место рождения	Сан-Франциско
Семейное положение	был роман с Гвен Стейси
Род занятий	репортёр, преступник, антигерой
Команды и организации
Зловещая шестёрка, Дикая Шестерка, Защитники
Союзники
Человек-паук, ранее Карнаж
Враги
Карнаж, Мак Гарган, ранее Человек-паук
Особые силы
с симбиотом обладает всеми способностями Человека - паука

Эдвард Аллан Чарльз Брок (англ. Edward Allan Charles Brock), в прошлом известен как Веном, Анти-Веном, а сейчас Токсин — вымышленный персонаж, суперзлодей, позже ставший антигероем комиксов компании Marvel Comics. Был создан Дэвидом Мичелини и Тоддом Макфарлейном и дебютировал в 18-м номере комикса Web of Spider-Man в сентябре 1986 года.

Персонаж обрёл широкую известность в популярной культуре: Эдди Брок появился во многих мультсериалах, полнометражных анимационных фильмах, видеоиграх и кино.

Вымышленная биография

Будучи ребёнком, Эдвард Аллан Чарльз Брок рос в римско-католической семье в Сан-Франциско. Его мать умерла при родах, а отец холодно относился к нему из-за смерти своей жены. Эдди постоянно пытался получить одобрение отца, но даже после хорошей учёбы и преуспевании в спорте, он получает только вялое поощрение. Брок был силён в лёгкой атлетике, однако выбрал колледж журналистики после прочтения статьи о Уотергейтском скандале. После окончания колледжа, он переезжает в Нью-Йорк и в качестве члена Ассошиэйтед Пресс получает работу журналиста в Daily Globe. Он показывает себя как очень талантливого человека, но даже после этого не получает одобрение отца. В конце концов он женится на Энн Веинг, которую привлекает своим остроумием и мягкой учтивостью.

Соединение с симбиотом

Получив медицинский диагноз о раке, Эдди с головой погрузился в работу, чтобы не думать о неизбежной смерти, и начал расследование дела серийного убийцы Пожирателя Грехов. После того, как Брок опубликовал интервью с убийцей, стало известно, что настоящего Пожирателя Грехов поймал Человек-паук, а Эдди наткнулся на фальшивого убийцу, значит, его статья — фальшивка. Разразившийся скандал привёл к тому, что Брока уволили без рекомендаций, и ему пришлось устраиваться на работу в одну из дешевых жёлтых газетёнок. Чтобы снять стресс, Эдди вновь принялся активно заниматься лёгкой атлетикой, доводя свою физическую форму до атлетического состояния, но злость и депрессия отпугнули его жену Энн, и она бросила его. Сломленный катастрофами в профессиональной и личной жизни, Брок решился на самоубийство и пришел замолить этот грех в церковь, не зная, что там обитал симбиот, отвергнутый Человеком-пауком. Симбиот, привлечённый вызванным болезнью повышенным содержанием адреналина и злости, слился с Броком и буквально «заморозил» развитие болезни. Брок принял это как спасение и узнал, что для пришельца он является вторым носителем после Человека-паука, следовательно, пока Паук жив, он может претендовать на владение инопланетным костюмом и лишит Эдди лекарства от рака; пришелец захотел отомстить за своё изгнание и раскрыл тайну личности Человека-паука. Эдди Брок назвал себя и пришельца Веномом (англ. Venom — рус. яд), в знак того, что всё, что им остается, это выплёвывать яд, отравляя жизнь. Симбиот наградил своего нового носителя способностями, которые он перенял у Паука, впоследствии он с помощью Эдди развил другие способности.

Веном

В результате своей буйной активности и многократных стычек с Человеком-пауком, Брок, отделённый от симбиота, попадает за решётку; симбиот, найдя его, устраивает побег, и оставляет без ведома Эдди, своего отпрыска, который объединился с психопатом-убийцей, Клетусом Кэссиди в Карнажа, ставшего впоследствии одним из главных врагов Венома. Чтобы защитить себя от новых нападений Венома, Человек-паук инсценирует свою собственную смерть, и Веном наслаждается уединением на отдаленном острове, где его снова находит Человек-паук, неспособный в одиночку справиться с Карнажем; преодолев ненависть к Пауку, Веном помогает и расправляется с Карнажем и приспешниками, после чего заключает с Пауком мирный договор и отправляется в Сан-Франциско. С этого времени Веном позиционирует себя как «смертельный защитник» невинных людей и не гнушается никакими методами расправы с теми, кого он считает угрозой обществу, в противовес супергероям. Он выступает защитником жителей подземного города, который образовался после землетрясения в Сан-Франциско 1906 года; сражается с группой охотников — «Сталкеров»; расправляется с новыми симбиотами, созданными организацией «Основа Жизни» из его образцов; периодически сражается с Карнажем и прочими негодяями; препятствует масштабному вторжению симбиотов на Землю, сотрудничает с секретным правительственным агентством и параллельно со всем этим пытается наладить свою личную жизнь.

Ненависть Брока к Человеку-пауку возобновляется, после того, как его жена Энн видит Паука в чёрном костюме и совершает самоубийство. Эдди хочет убить Паука, но разделяется с симбиотом из-за сенатора Уорда. Позже Веном объединяется с Карнажем, чтобы победить его отпрыска — Токсина, который объединился с Человеком-пауком.

Симбиот, посчитав Брока слишком ослабленным, бросает его, но Человек-паук вновь их соединяет, чтобы Брок не умер.

Анти-Веном

В конце концов, Брок продал симбиота Дону Фортунато. Брок появляется в больнице вместе с тётей Мэй, подстреленной снайпером Уилсона Фиска. Эдди видит неприятные галлюцинации о своей тёмной стороне. В сюжетной линии New Ways to Die Брок снова стал носителем симбиота со своим характером. Его теперь зовут Анти-Веном и он является близким другом и союзником Питера. Он стал виджиланте и, взяв в напарники бывшую наркоманку Дженну, которую сам и излечил, начал бороться с преступностью. На одной из такой вылазок он повстречался с Карателем и вместе они расправились с бандой мексиканских наркоторговцев. Однако Дженну похитили, и Анти-Веном с Карателем объединяются, чтобы вызволить её и раз и навсегда покончить с наркобароном. После этих событий Брок вступает в команду "Отомстителей" Саймона Уильямса, Чудо-Человека, но команда вскоре потерпела поражение от рук Мстителей. Затем Эдди вновь встречается с Человеком-Пауком во время охоты на Мистера Негатива. До этого он повстречался с воскресшей Джиной ДеВульф в образе Призрака, которая также, как и он, охотилась на наркоторговцев. Анти-Веном напал на Мистера Негатива в то время, когда он уезжал из своего благотворительного фонда, и это заметил Человек-Паук, не знавший о том, что Мартин Ли и Мистер Негатив - одно и то же лицо. Завязалась потасовка, во время которой Анти-Веном победил и связал Паркера. Потом, объединившись с ДеВульф, они втроем напали на Мистера Негатива, который во время схватки смог проткнуть Анти-Венома катаной, но Эдди смог это перенести, а ДеВульф показала общественности настоящее лицо Мартина Ли и троица схватила преступника.

Паучий Остров

Во время событий "Паучьего Острова", когда все жители Манхэтенна обрели паучьи силы, подобные силам Человека-Паука, Анти-Веном начал "исцелять" людей, лишая их сил, но тем самым предотвращая дальнейшие мутации. В дальнейшем об этом узнал Веном (на тот момент бывший Флешом Томпсоном) и руководство отправило его доставить Эдди Брока в "Горизонт Лаб", где Рид Ричардс искал противоядие. Веном и Анти-Веном сразились, во время схватки симбиот Томпсона перелез на Брока, помня о их сотрудничестве, однако Флеш попросил вернуться его обратно на него, что тот и сделал. В "Горизонт Лаб" Эдди пришлось пожертвовать своим белым костюмом, чтобы изготовить достаточно противоядия для целого Манхэтанна. После того, как Человек-Паук использовал окто-ботов для того, чтобы те вкололи горожанам получившуюся сыворотку, Эдди Брока признали героем.

Токсин

Эдди Брока признали героем, однако он остался беден, и все, что у него было, это куча оружия, оставшаяся со времен его бытности Веномом. Он начал вершить "священную миссию" против симбиотов и смог уничтожить Гибрида и Крик. Следующей целью стал Веном, его бывший симбиот. Брок напал на него, когда Томпсон совершал покушение на Мастера Преступлений, который как раз собирал свою собственную команду "Дикая Шестерка". Эдвард сорвал это покушение, открыв по Веному огонь сонарными пулями, причинявшие вред симбиоту, однако Томпсону удалось вырубить Брока и связать паутиной. Этим впоследствии воспользовался Мастер Преступлений, который выбрал Эдди в качестве нового носителя для имевшегося у него симбиота. Он соединил Эдди с "внуком" Венома, Токсином, и тот вступил в Дикую Шестерку. Позже Токсин напал на Венома, когда тот спасал Бэтти Брант, но был вырублен сонарным балончиком, разработанный специально против симбиотов "Горизонт Лаб" и данный Бэтти Питером Паркером против Венома. Томпсон не стал его убивать и просто связал его. После этого Эдди решил сражаться с преступниками, после он стал союзником Флэша.

Другие версии

Ultimate-вселенная

Эдди Брок — студент, друг детства Питера Паркера. Их родители совместно работали над лекарством от рака. Брок показал Питеру результаты их работы — некую чёрную субстанцию, оказавшуюся на самом деле симбиотом. После того, как Питер осознаёт всю опасность этого открытия, он уничтожает субстанцию, однако Броку удаётся сохранить немного для себя. Он решает проверить, чего же так испугался Паркер… Так на свет появился Веном. Брок пытается убить Паркера, однако получает мощнейший удар током и испаряется. Позднее его удалось воссоздать в ходе генетических опытов, однако Эдди вышел из-под контроля, объединился с Карнажем и стал супер-симбиотом. Некоторое время он охотился на людей в Центральном парке, пока его не выследили и похитили агенты Латверии.

Эдди Брок вне комиксов

Телевидение

• Брок появился в нескольких сериях мультсериала «Человек-паук». Роль озвучил Хэнк Азариа.
• Персонаж также появился в мультсериалах «Непобедимый Человек-паук» и «Новые приключения Человека-паука».
• Анти-Веном появляется 4 сезоне мультсериала "Совершенный Человек-паук", но его носителем был Гарри Озборн.

Кино

• «Человек-паук 3: Враг в отражении» (2007) — Тофер Грейс.

Эдди Брок в виде Венома становится главным злодеем в третьем фильме про Человека-паука. По сюжету, симбиот Веном попадает на Землю вместе с упавшим метеоритом и позже соединяется с Питером Паркером.

Сам Эдди Брок устраивается на работу в Daily Bugle и конкурирует с Питером Паркером за место штатного фотографа. Брок встречается с Гвен Стейси и фотографирует Человека-паука. Во время одной попытки запечатлеть героя, которого нужно сфотографировать в чёрном костюме-симбиоте, Паук разбивает камеру Эдди. Чтобы выйти из ситуации, Брок, взяв старый снимок Паркера, где Паук в обычном костюме, монтирует его и меняет цвет костюма. Его берут в штат, но Питер разоблачает его и унижает перед всем издательством. Брока увольняют и от него уходит Гвен. Эдди, как раз находившийся в церкви и моливший Бога убить Паркера, соединяется с симбиотом, от которого как раз избавился Паркер, благодаря колоколам церкви. Эдди, ненавидящий Паркера за то, что тот унизил его и лишил работы, объединяется с Песочным человеком и крадёт Мэри Джейн Уотсон. С помощью Нового Гоблина в лице Гарри Озборна, Человеку-пауку удается победить Песочного человека, но Веном убивает Озборна с помощью лезвий на глайдере. Используя слабость монстра к звуковым вибрациям, Питер Паркер стучит около него по аллюминиевым трубам, чем отделяет Эдди Брока от симбиота. Хотя паразит сохраняет вид костюмоподобного монстра, Человек-паук бросает в него бомбу Гарри Озборна. Эдди в ужасе кидается к симбиоту, не желая терять силу чудовища, и погибает вместе с ним при взрыве бомбы.

• «Веном»

В июле 2007 года продюсер Aви Арад высказал намерение снять спин-офф о Веноме, с Тофером Грейсом в главной роли. Гэри Росс будет сценаристом, и вероятно, режиссёром. Журнал Variety сообщил, что Веном станет антигероем, а компания Marvel Entertainment займётся производством фильма. Сценарий будет основан на комиксе Venom: Lethal Protector, в котором Веном не является злодеем, а Человек-паук появляется в качестве приглашённой звезды.

Компьютерные игры

• В игре «Ultimate Spider-Man» (2005) Эдди Брок в виде Венома является вторым играбельным персонажем после Человека-паука. После прохождения сюжетной кампании появляется возможность «свободной игры» за Венома.
• В игре «Spider-Man: Web of Shadows» (2009) Веном научился создавать копии симбиотов, которые инфицируют обычных людей. Если в конце выбрать «плохую» сторону, то Человек-паук убивает Венома и получает власть над зараженными.
• Брок также появляется в играх: «Spider-Man: The Video Game», «Spider-Man and Venom: Maximum Carnage», «Venom/Spider-Man: Separation Anxiety», «Spider-Man», «Marvel vs. Capcom: Clash of Super Heroes», «Marvel vs. Capcom 2: New Age of Heroes», «Marvel Nemesis: Rise of the Imperfects», «Marvel: Ultimate Alliance», «Spider-Man 3», «Spider-Man: Friend or Foe» и «Marvel: Ultimate Alliance 2»,«Spider-Man: Edge of Time», «Marvel: Avengers Alliance».

Критика

• Бывшее альтер эго Брока, Веном, занял 22-е место в списке 100 Величайших злодеев из комиксов по версии IGN.
• Инкарнация Брока в виде Венома получила 33-е место в списке 50 лучших персонажей комиксов по версии журнала Empire.
• В 2008 году журнал Wizard поставил Венома на 98-ю позицию в своём рейтинге 200 величайших персонажей комиксов.
• Тофер Грейс был номинирован в 2008 году на кинопремию MTV в номинации «Лучший злодей» за роль Эдди Брока в фильме «Человек-паук 3: Враг в отражении».

См. также

• Веном

Ссылки

• [marvel.com/universe/Brock,_Eddie Эдди Брок] на Marvel.com

  Отрывок, характеризующий Эдди Брок

  Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
  – И красавица какая! Спасибо, голубушка!
  Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
  – Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
  – Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
  – До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
  – Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
  Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
  – Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
  – Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
  – Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
  – До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
  – Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
  Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
  
  
  После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
  С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
  Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
  В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
  – Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
  Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
  – Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
  – Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
  В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
  – Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
  – Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
  – Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
  – Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
  Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
  – Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
  В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
  – Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
  – Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
  – Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
  – Отчего же вы едете?
  – Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
  – Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
  – Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
  – Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
  – Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
  – Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
  – Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
  – Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
  – Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
  – Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
  – Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
  – Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
  – Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
  – Полноте, граф. Вы знаете!
  – Ничего не знаю, – сказал Пьер.
  – Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
  – Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
  – Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
  – Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
  – Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
  – Ну что она, как? – сказал Пьер.
  – Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
  – Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
  – Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
  – Штраф! Штраф! Штраф!
  – Но как же это по русски сказать?..
  
  
  Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
  В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.