Кантор, Эдди

Эдди Кантор
Eddie Cantor
Имя при рождении:	Эдвард Израэл Ицковиц
Дата рождения:	31 января 1892(1892-01-31)
Место рождения:	Нью-Йорк, США
Дата смерти:	10 октября 1964(1964-10-10) (72 года)
Место смерти:	Беверли-Хиллз, США
Профессия:	актёр, певец, танцор, автор песен
Карьера:	1907—1953

Эдди Кантор (англ. Eddie Cantor, 31 января 1892 — 10 октября 1964, урождённый Эдвард Израэл Ицковиц (англ. Edvard Israel Iskowitz)) — американский комедийный актёр, танцор, певец и автор песен.

Родился в семье еврейских иммигрантов из Российской империи.

Он был очень популярен на Бродвее (в частности в постановках «Безумства Зигфелда»), радио, а также на ранних этапах становления телевидения. В Соединённых Штатах он получил прозвище «Апостол Живчик», потому что его супер-рейтинговые радио-шоу, представляющие собой забавные истории о его жене Иде и их пятерых дочерях, собирали перед приёмниками огромные аудитории слушателей. Его большие широко открытые глаза послужили появлением у него прозвища «Глаза Банджо» из-за одноимённого струнного музыкального инструмента. Они также стали его своеобразным товарным знаком и часто карикатурно изображались на иллюстрациях с его изображением.

Его выступления продолжались до 1953 года, а самого Кантора не стало в 1964 году — он скончался в своём доме в Беверли-Хиллз от инфаркта. Спустя год после смерти он был удостоен почётной премии «Оскар».

Отражение в кино

• В сериале «Подпольная империя» роль Эдди Кантора сыграл Стивен ДеРоса.

См. также

• Эл Джолсон

Ссылки

• [www.eddiecantor.com/ Официальный сайт] (англ.)

Отрывок, характеризующий Кантор, Эдди

Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.