Эдо (город)

Это статья о раннем периоде истории современного города Токио. Другие значения этого слова см. Эдо

Эдо (яп. 江戸 — эстуарий) — старое название Токио, современной столицы Японии, до 1868 года. Так называют старинную центральную часть города вблизи замка Эдо.

В течение всего периода Эдо (1603—1867) город играл роль политико-административного центра Японии, хотя и не являлся столицей страны, роль которой в то время исполнял Киото. Город был резиденцией сёгуната Токугава, управлявшего Японией с 1603 по 1868 год.

К XVII веку Эдо из маленького поселения превратился в один из самых крупных и густонаселённых городов мира, в XVIII веке его население превысило отметку в один миллион человек.

История

Заболоченую местность региона Канто, где река Сумида-гава впадала в залив, называли Эдо, что означает «ворота в залив» или «устье реки». Ещё в XII веке местный правитель Титибу Сигэцугу построил в этой местности небольшое укрепление.

Начало истории города Эдо было положено в 1456 году, когда местный правитель вассал дома Уэсуги Ота Докан приказал возвести небольшой за́мок на месте старого укрепления для защиты территорий от врагов. Официальной датой основания Эдо считается 8 апреля 1457 года — дата окончания строительства замка Эдо. Замок состоял из трёх частей, имел две башни и пять ворот, по периметру был защищён рвом с водой. В то время замок был самым известным в регионе Канто. Покинувшие разрушенную столицу из-за войны годов Онин аристократы и монахи находили в замке убежище. Призамковый город, выросший из деревни Хиракава на южном берегу одноимённой речки, постепенно разрастался. В 1468 году Ода Докан был убит по приказу Уэсуги Садамаса, и город быстро пришёл в упадок и опустел. Этот период продлился около ста лет.

1590—1602

С 1590 года земли региона Канто вошли в состав владений Токугава Иэясу. Состояние замка и других построек было плачевным, местные жители селились в нескольких небольших деревушках вокруг замка. Город даже не был обнесён защитной стеной по периметру. Однако, посчитав месторасположение Эдо экономически и стратегически выгодным, Токугава Иэясу начинает развивать город. Стены старого замка были снесены, территория его была расширена, рвы засыпаны землёй. В 1599 году, к тому времени как будущий сёгун Токугава Иэясу стал уже вторым человеком в стране, Эдо развился в оживлённый город.

Для обеспечения движения вокруг Эдо и усиления контроля над территорией в 1601 году Токугава Иэясу начинает строительство пяти главных дорог (яп. 五街道 гокайдо), берущих своё начало из Эдо. Каждая из магистралей соединяла Эдо с основными частями страны. Путь Токайдо (яп. 東海道) вёл в Киото по Тихоокеанскому побережью, Накасэндо (яп. 中山道) — также в Киото, но дорога проходила по горной территории. По Косюкайдо (яп. 甲州街道) город Эдо сообщался с провинцией Каи (современная префектура Яманаси). Дорога Никкокайдо (яп. 日光街道) вела в город Никко, а Осюкайдо (яп. 奥州街道) — в провинцию Муцу.

1603—1616

В 1603 году став сёгуном Токугава сделал Эдо резиденцией бакуфу (яп. 幕府) — правительства сёгунов. В последующие годы Токугава занимался обновлением и расширением замка Эдо, замок был окружён широким рвом и обнесён массивной внешней стеной, шириной 5 метров и общей длиной 16 км. Для входа в замок использовались 11 ворот. Центр Эдо застраивался по образцу тогдашней столицы Японии — города Киото, который в свою очередь был построен по образцу столицы китайской династии Тан. Местность, окружавшая замок, также испытала на себе изменения, холмы выравнивались, а болота были засыпаны землёй.

По судоходному каналу «Досан-бори», ведущему от залива к центру города, подвозились камень, лес и другие строительные материалы, различные товары. Также Токугава распорядился провести воду в замок.

Построенный в 1603 году деревянный мост Нихонбаси (яп. 日本橋 «японский мост) считается главным мостом в стране. По приказу Токугава в течение нескольких столетий все расстояния отмерялись от этого моста, который считался географическим центром страны. Современные знаки на автобанах, показывающие расстояние до Токио, указывают именно на расстояние до моста Нихонбаси.

По распоряжению Токугава Иэясу из Канадзава в Эдо была перевезена библиотека дома Ходзё, которую собирали в течение более чем 300 лет. Благодаря сёгуну, привлекавшему в Эдо учёных, ремесленников, художников и писателей, город постепенно превращался в культурный центр страны.

1616—1868

В 1653 году в город была проведена питьевая вода из реки Тамагава.

Уже в XVII веке площадь города составляла 43,9 км². По площади Эдо намного превышал крупные города Европы — Рим и Лондон.

С 1645 года районы Эдо разделялись и вход был организован через ворота, которые держались закрытыми с десяти часов вечера до рассвета. Эти меры предпринимались для предотвращения беспорядков из-за действий различных преступных банд.

Немецкий врач, путешественник и натуралист Энгельберт Кемпфер, работавший на голландскую факторию в Нагасаки и дважды посещавший Эдо в 1691 и 1692 годах, был одним из первых европейцев сделавших серьёзное описание Японии. В своих записях он описывал Эдо следующим образом:

«Среди пяти главных торговых городов… Эдо первый и главный, резиденция императора, столица, крупнейший город государства… Обращённый к морю, он напоминает очертанием полумесяц, 7 миль в длину, 5 в ширину. Город очень многолюдный, там много моряков, иностранцев и духовных лиц.» Прямо у городских ворот раскинулся рыбный рынок, где продавали разные морские растения, моллюсков и рыбу, которыми здесь питаются все. Мы двигались по главной улице, она извиваясь, шла на север через весь город. Мы миновали несколько величественных мостов над мелкими речушками и грязными канавами, шли мимо маленьких улочек, убегавших налево от главной улицы… На главной улице шириной в 50 шагов толпа была невероятной, пока мы по ней ехали, нас обгоняли процессии принцев и придворных, на носилках проплывали мимо богато одетые дамы. Мы встретили отряд из ста пожарников, идущих строевым шагом так же, как они ходят у нас в Европе; одеты они были в кожаные куртки для защиты от огня, одни несли длинные пики на плечах, другие — пожарные багры. В середине отряда ехал их капитан. По обеим сторонам улицы располагались многочисленные хорошо оборудованые магазины. Здесь продавали ткани, занавеси, шёлк, лекарства, фигурки идолов, книги, изделия стеклодувов и многое другое…

Пожары и стихийные бедствия

Город часто страдал от пожаров, в среднем один большой пожар возникал в Эдо раз в три года. Всего с 1600 по 1866 год в городе было зарегистрировано около 20 крупных пожаров. По указанию правительства в 1629 году была создана первая пожарная команда. С 1718 года для тушения пожаров начали привлекать горожан, спустя два года в каждом квартале Эдо были созданы противопожарные отряды.

Тем не менее в 1657 году город три раза был охвачен пожаром, сильно пострадала половина зданий города, потери среди горожан оцениваются в 108 тыс. человек. В 1772 году пожар уничтожил большую часть деревянных строений в Эдо, а в 1806 году огонь разрушил восточную часть города, где располагались усадьбы самураев.

В 1703 году Эдо сильно пострадал от крупного землетрясения, унесшего жизни более 2 тыс. человек.

Как и в других крупных городах Японии, из-за повышения цен на рис в середине XVIII века происходили бунты. Так в 1733, 1787 и 1866 годах во время волнений в Эдо бедняки разрушали дома богачей и магазины торгующие рисом. Количество бунтующих достигало 5 тыс. человек.

Панорама Эдо, Феликс Беато, 1865-1866

Переименование Эдо

В 1868 году во время реставрации Мэйдзи резиденция императора была перемещена в Эдо, а сам город получил новое название Токё (東京, восточная столица). В русском языке закрепилась передача названия как Токио.

В 1943 году город Токио был провозглашён официальной столицей страны.

Замок Эдо был перестроен в императорский дворец Токио.

Географическое положение и административное деление

Эдо расположен в регионе Канто на острове Хонсю. Город развивался по типу призамкового города, застраивался хаотично. Эдо был разделён на два больших жилых массива, холмистая часть города, в которой находились усадьбы самураев, называлась Яманотэ, купцы и ремесленники селились в расположенных на равнине кварталах Ситамати. В центре города возвышался замок сёгунов Токугава.

Население

В конце XVII века его население составило 430 тыс. человек, а в 1721 году — более одного миллиона человек.

Рост населения города был во многом обусловлен введённой системой заложничества санкин котай (яп. 参勤交代), согласно которой все даймё могли жить в своих замках лишь один год, а каждый второй год были обязаны проводить при дворе сёгуна. При этом семья даймё оставалась в Эдо, а сам он тратил большую часть времени на переезды. Вместе с даймё в Эдо проживала его многочисленная свита, сотни его слуг и самураев, для их обеспечения и обслуживания в Эдо переезжали простые горожане. К тому же из-за частых пожаров в Эдо каждый даймё мог владеть не одной усадьбой, а несколькими. Система санкин котай окончательно сформировалась в 1634—1635 годах.

Градоуправление

Сёгунат назначал градоначальников, так называемых мати бугё (яп. 江戸町奉行 эдо мати бугё), которые следили за порядком в городе, занимались административными и судебными вопросами. В течение периода Эдо городом управляли двое мати бугё, но в период с 1702 по 1719 градоначальников в Эдо было трое.

Под управлением мати бугё находились лишь городские жители, самураи же, составлявшие около 50 % жителей Эдо, не подчинялись градоначальникам.

Музей Эдо-Токио

В марте 1993 года в Токио открылся исторический музей Эдо-Токио (яп. 江戸東京博物館 эдо-токё хакубуцукан), посвящённый истории города. В музее выставлены фотографии, макет замка Эдо, миниатюры зданий и мостов города в период Эдо.

Известные уроженцы и жители

• Мацудайра Саданобу (1759—1829) — японский государственный деятель, даймё княжества Сиракава (1783—1812), председатель правительства страны в 1787—1793 годах, советник сёгуна (регент) в 1788—1793.
• Тани Бунтё (1763—1841) — японский художник и поэт.
• Ямада, Бимё (1868—1910) — японский писатель, поэт, литературный критик периода Мэйдзи.

См. также

• Период Эдо
• Сто знаменитых видов Эдо
• Эдокко — коренные токийцы
• История Токио

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Эдо
• [www.us-japan.org/edomatsu/ Welcome to Edo] (англ.)
• [www.lib.utexas.edu/maps/historical/edo.html Карта Эдо (1844—1848)] (англ.) University of Texas, Austin
• [www.edo-tokyo-museum.or.jp/english/index.html Официальный сайт музея Эдо-Токио] (англ.) (яп.)
• ЭДО // Япония от А до Я. Популярная иллюстрированная энциклопедия. (CD-ROM). — М.: Directmedia Publishing, «Япония сегодня», 2008. — ISBN 978-5-94865-190-3.

Отрывок, характеризующий Эдо (город)

«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…