Эдриан, Эдгар Дуглас

Эдгар Дуглас Эдриан
англ. Edgar Douglas Adrian
Дата рождения:	30 ноября 1889(1889-11-30)
Место рождения:	Хампстед, Лондон, Великобритания
Дата смерти:	4 августа 1977(1977-08-04) (87 лет)
Место смерти:	Кембридж, Великобритания
Страна:	Великобритания
Научная сфера:	электрофизиология
Место работы:	Кембриджский университет
Альма-матер:	Кембриджский университет
Известен как:	исследователь функций нейронов
Награды и премии:	Нобелевская премия по физиологии и медицине (1932) Королевская медаль (1934) Медаль Копли (1946) Медаль Альберта (Королевское общество искусств) (1953)

Э́дгар Ду́глас Э́дриан (англ. Edgar Douglas Adrian), первый барон Эдриан (30 ноября 1889, Лондон, Великобритания — 4 августа 1977) — британский электрофизиолог, исследователь нервной системы, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине в 1932 году (совместно с Чарлзом Шеррингтоном) «за открытия, касающиеся функций нейронов».

Член (1923) и президент (1950—1955) Лондонского королевского общества. Основные труды посвящены электрофизиологии органов чувств и нервных клеток. Известен как блестящий экспериментатор, положивший начало применению электроники в физиологических исследованиях. Впервые провёл эксперименты на одиночных нервных волокнах и нервных окончаниях. С 1934 года занимался электрофизиологическим исследованием мозга и изучением нарушения его функций. Зарегистрировал электрическую активность отдельных нервных клеток.

Биография

Эдгар Дуглас Адриан родился 30 ноября 1889 года, в Лондоне. Он был вторым сыном Альфреда Дугласа Адриана, C.B., K.C., юрисконсульт британскому Совету Местного органа власти и Флора Лавиния Эдриан (Бартон). Всего в семье было трое детей. Адриан пошел в школу в Вестминстер-Скул, Лондон, и в 1908 году он пошел в Тринити-Колледж, Кембридж, в котором Колледже он выиграл Стипендию в Науке. В Кембриджском университете он изучил физиологию и другие предметы Трайпоса Естественных наук, и в 1911 году он взял свою степень бакалавра с первыми классами в пяти отдельных предметах.

В 1913 году он был избран в Товарищество Тринити-Колледжа из-за его исследования «все или ни один» принцип в нерве. Он тогда изучил медицину, делая его лечебную работу в Больнице Св. Варфоломея, Лондон, и беря его медицинскую степень в 1915 году. После работы какое-то время над клинической невралгией, он возвратился в Кембридж в 1919 году, чтобы читать лекции по нервной системе. В 1923 году он был сделан членом Королевского Общества. В 1925 году он начал исследовать органы восприятия электрическими методами.

В 1929 году он был избран профессором Foulerton Королевского общества. В 1937 году он следовал за сэром Джозефом Баркрофтом как за профессором Физиологии в Кембриджском университете, пост, который он занимал до 1951 года.

В 1951 году Адриан был избран Владельцем Тринити-Колледжа, Кембриджа, поста, который он все еще, во время письма, занимает.

Когда Адриан получил высшее образование в Кембридже, Отдел Физиологии там включал несколько выдающихся научных работников. Среди них был лэнгли Дж. Н. (1852—1925), кто следовал за сэром Майклом Фостером (1836—1907), В. Х. Гэскехом (1847—1914), сэром Хью K Андерсона (1865—1928), сэра Уолтера Морли Флетчера (1873—1933), сэра Джозефа Баркрофта (1872—1947), Кита Лукаса (1879—1916) и Арчибальда Вивиана Хилла (род. 1886), кто тогда начинал его работу над производством высокой температуры в мускуле. Сэр Фредерик Гоулэнд Хопкинс (1861—1947) тогда делал своё нововведение на витаминах.

Брак, дети

В 1923 г. женился на Эстер Пинсент, одной из потомков шотландского философа Давида Юма. У них было трое детей – сын и две дочери.

Интересные факты

Увлекался скоростной ездой на автомобиле и альпинизмом.

Ссылки

• [nobelprize.org/nobel_prizes/medicine/laureates/1932/adrian-bio.html Биография Эдгара Эдриана на сайте Нобелевского комитета].

Отрывок, характеризующий Эдриан, Эдгар Дуглас

– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.