Гиббон, Эдуард

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Эдуард Гиббон»)
Перейти к: навигация, поиск
Эдвард Гиббон
англ. Edward Gibbon

Портрет работы сэра Джошуа Рейнолдса, холст, масло.
Место рождения:

Патни[en] (близ Лондона, ныне в составе Большого Лондона), Королевство Великобритания

Место смерти:

Лозанна, Швейцария

Научная сфера:

историк

Эдвард Ги́ббон (англ. Edward Gibbon; 27 апреля 1737, Патни, графство Суррей — 16 января 1794, Лондон) — английский историк. Автор «Истории упадка и разрушения Римской империи» (1776—1788).





Биография

Мемуары (англ. Memoirs of my life and writings) и письма Гиббона дают богатый материал для его биографии. Историк принадлежал к древнему роду, от которого, впрочем, не получил «ни славы, ни позора». Из ближайших предков Гиббона особенно выдающимся был его умный дед, успешно управлявший крупными торговыми предприятиями. Отец весьма неудачно занимался сельским хозяйством. Детство Гиббона, хилого от природы, прошло довольно беспорядочно: болезненность мешала систематическим занятиям, но помогала, приковывая ребенка надолго к постели или комнате, развитию в нём охоты к чтению. Мальчик увлекался путешествиями, причём познакомился весьма обстоятельно и с историей Востока. Результатом этого знакомства была попытка на 16-м году написать «Век Сезостриса».

Воспитывался дома, а также посещал частные школы, в 1748—1750 годах учился в Вестминстер-скул.

При поступлении в Магдален-колледж Оксфордского университета в 1752 году он обладал массой знаний по истории турок и сарацин, римлян и греков. В университете он стал заниматься богословием и под влиянием этих занятий перешёл из англиканства в католицизм. Обрядовая сторона католического вероисповедания на него сильно подействовала. К тому же чтение сочинений Боссюэ: «История разновидностей английского протестантизма» (фр. Histoire des variations des églises protestantes) и «Объяснение католического учения» (фр. Exposition de la doctrine catholique) убедило его в превосходстве католического учения над протестантским.

За перемену вероисповедания он был удалён из университета и отправлен отцом к кальвинистскому пастору Павильяру в Лозанну. В Лозанне ему пришлось страшно скучать вследствие незнания французского языка и переносить материальные лишения. В нём стал ослабевать благородный пыл, с которым он намеревался пожертвовать собой ради интересов веры и истины, и он начал чистосердечно искать какой-нибудь «разумный» повод для возвращения в лоно англиканства. Благодаря одному аргументу пастора Павильяра против пресуществления, Гиббон снова перешёл в протестантство.

В Лозанне Гиббон познакомился с Сюзанной Кюршо (впоследствии Неккер), дочерью бедного пастора; сближению их, однако, воспрепятствовал отец Гиббона, который вызвал сына в Англию. Пятилетнее пребывание в Лозанне было важно для Гиббона и в других отношениях: здесь он отлично освоился с французским языком и литературой и, бывая часто в кругу французских энциклопедистов, освободился от многих английских предрассудков и познакомился с интеллектуальным движением, происходившим тогда во Франции.

В 1758 году Гиббон поступил капитаном в английские войска, набранные по случаю Семилетней войны. Знакомство с военным делом отразилось впоследствии в его мастерских описаниях походов Юлиана, Велисария и Нарсеса. Поездка в Рим определила его призвание: «15 октября 1764 года, — пишет Гиббон, — сидя на развалинах Капитолия, я углубился в мечты о величии древнего Рима, а в это же время у ног моих босоногие католические монахи пели вечерню на развалинах храма Юпитера: в эту-то минуту во мне блеснула в первый раз мысль написать историю падения и разрушения Рима». Вернувшись в Англию, Гиббон был избран в члены парламента, но не принимал активного участия в политических делах.

В министерстве Норта в 1779 году Гиббон получил заведование торговлей и колониями, но этим положением он был обязан исключительно дружбе одного из министров и смотрел на него как на приятную синекуру.

Главный труд

В 1776 году, в результате 12-летнего труда, появился первый том знаменитой книги «История упадка и разрушения Римской империи» (англ. History of the decline and fall of the Roman empire), охватывавшей судьбу Римской империи от конца II века до 476 года. Сначала Гиббон на этом и хотел закончить работу, но, занимаясь разработкой материала, он осознал, что после падения старого Рима остался новый Рим — Константинополь, и потому решил написать и его историю до падения, то есть до 1453 года.

Последний том труда Гиббона вышел в 1787 году в Лозанне, куда он окончательно переселился в 1782 году. Охватывая период времени почти в полтора тысячелетия, преследуя задачу уяснить условия, при которых пало римское государство, сочинение Гиббона блестящим образом преодолело все трудности такой сложной темы. Но критика вплоть до XIX века находила в нём и крупные недостатки, и прежде всего — его отношение к христианству, рельефно выразившееся в главах XV и XVI.

Здесь историк, в объяснении причин успехов христианства, отодвигая на второй план сущность христианского учения, считает следующие факты главнейшими факторами распространения религии Христа: 1) нетерпимость христиан; 2) чудеса, приписываемые ранней христианской церкви; 3) учение о загробной жизни, 4) чистота и строгость морали верующих, и 5) единодушие и твёрдая организация граждан христианской республики. Нападки на эти главы были так многочисленны и так ожесточённы, что Гиббон был вынужден на них ответить особой брошюрой: «В оправдание некоторых мест из XV и XVI глав „Истории падения…“» (англ. A vindication of some passages in the XV and XVI chapters of the Hist. of the decline etc.). Если в указанном отношении Гиббона к христианству можно видеть влияние французской просветительской литературы, то в его изображении Юлиана можно говорить об особой точке зрения историка.

В противоположность Вольтеру и энциклопедистам, он видел в этом императоре не рационалиста, выступившего на борьбу с христианством в силу философских принципов, а лишь типичного представителя отживающего политического миросозерцания, полного предрассудков, предубеждения и тщеславия.

Меньше всего нападали на Гиббона за вторую половину труда, где он необыкновенно мрачными красками изобразил византийскую историю: для него Византия была воплощением нравственного и политического застоя. Сочинение Гиббона переведено на все европейские языки.

Оценка деятельности Эдварда Гиббона

По мнению Э. Д. Фролова, взгляды Гиббона на причины упадка и разрушения Римской империи настолько актуальны, что «по сути дела новейшая наука об античности во взглядах своих по этому вопросу не вышла за их пределы»[1]. Однако в отношении византийского периода Фролов, ссылаясь на работы современных историков, полагает взгляд Гиббона слишком упрощённым. Гиббон видел в истории Византии некое продолжение античности, своеобразную полосу исторического застоя, вполне естественно завершившегося новой катастрофой. Сегодня историки склоняются к выводу о том, что Византия представляла собой всё-таки особую цивилизацию, отличную как от античности, так и от западноевропейского средневековья. Идеи же Гиббона «о роковой роли христианства в истории поздней античности, о сомнительной благости его воздействия на состояние гражданского общества» Фролов считает верными лишь отчасти, указывая на преуменьшение Гиббоном духовного ресурса христианства[1].

Напишите отзыв о статье "Гиббон, Эдуард"

Примечания

  1. 1 2 Фролов Э. Д. Предисловие к новому русскому изданию «Истории упадка и разрушения Римской империи» Эдуарда Гиббона// История упадка и разрушения Римской империи. — Ч. I. — СПб.: Наука; Ювента. 1997. — С. 5—7.

Литература

  • Яснитский Н. А. [elar.uniyar.ac.ru/jspui/handle/123456789/1500 Проблема падения Римской империи. Эдуард Гиббон]: Авт. дисс… к.и.н. — М., 2002.
  • Гизо Ф. Очерк жизни и характера Гиббона (перевод с очерка, написанного на французском языке г-ном Гизо)// История упадка и разрушения Римской империи. — Ч. I. — СПб.: Наука; Ювента. 1997. — С. 31—45.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гиббон, Эдуард

Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?