Эдуард Изгнанник

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эдуард Изгнанник
 

Эдуа́рд Изгна́нник (Эдуард Этелинг)[1]; англ. Edward the Exile; 1016 — февраль 1057) — сын англосаксонского короля Эдмунда Железнобокого и наследник престола Англии в середине XI века.



Биография

Эдуард родился в период массированного датского вторжения в англосаксонское королевство. В 10131018 годах датские викинги полностью завоевали Англию и завладели английским престолом. Когда Эдуарду было лишь несколько месяцев от роду, по приказу англо-датского короля Кнуда Великого его вместе с братом Эдвином отослали в Данию, вероятно с намерением уничтожить возможного будущего соперника в борьбе за английский престол. Так людьми Кнуда был убит дядя Эдуарда, Эадвиг, сын короля Этельреда II. Но Эдуарду и Эдмунду удалось спастись — сторонники англосаксонской династии тайно увезли юных принцев в Ладогу, где посадником (ярлом) был Регнвальд Ульвсон, родственник шведской принцессы Ингегерды (рус. — Ирины) — жены Ярослава Мудрого, а оттуда в далёкий Киев, откуда они попали в Венгрию.

Почти сорок лет Эдуард провёл при дворе венгерских королей. Он воспитывался вдали от родины и без какого-либо контакта с Англией. Однако в Венгрии хорошо знали о королевском происхождении Эдуарда и его брата. Его женой стала Агата, девушка королевских (или, по другой теории императорских) кровей.

В период правления в Англии Кнуда Великого и его сыновей возвращение Эдуарда на родину было невозможным. Однако в 1042 году скончался Хардекнуд, последний представитель датской династии. Королём Англии стал Эдуард Исповедник, младший сын Этельреда II и, таким образом, дядя Эдуарда Изгнанника. Аскетизм нового короля не позволял ему иметь детей. Других близких родственников, кроме венгерских принцев, у короля не было. Но в первое время Эдуард Исповедник не планировал передачу престола по наследству совершенно неизвестному в Англии принцу. Он склонялся к провозглашению своим преемником нормандского герцога Вильгельма. Только после государственного переворота 1052 года, завершившегося изгнанием нормандских советников короля из страны, Эдуард Исповедник начал наводить контакты со своим племянником. В 1054 году в Германию был отправлен епископ Вустерский для переговоров с императором о пропуске принца. Переговоры завершились удачно, однако Эдуард Изгнанник не спешил возвращаться на родину. Его отъезд откладывался почти два года. Наконец, в 1056 году Эдуард со своей семьёй отправился в Англию. Однако едва Изгнанник высадился на английском берегу, он неожиданно скончался. Вероятно, его предполагаемое провозглашение наследником было очень нежелательным для определённых сил в самой Англии (дом Годвина или нормандцы). Как пишет хронист: «Мы не знаем, почему так было устроено, что он не смог увидеть короля Эдуарда, своего родственника.».

Смерть Эдуарда Изгнанника обострила вопрос о английском наследстве. К 1066 году, когда скончался король Эдуард, на престол Англии претендовали: Гарольд Годвинсон, самый могущественный англосаксонский магнат и фактический правитель страны при Эдуарде Исповеднике; Вильгельм, герцог Нормандии, провозглашённый наследником в 1051 году; Харальд Суровый, король Норвегии; а также юный сын Эдуарда Изгнанника Эдгар Этелинг. Борьба за корону завершилась нормандским завоеванием Англии.

Эдуард был женат на Агате Киевской. Дети от этого брака были:

Напишите отзыв о статье "Эдуард Изгнанник"

Примечания

  1. Слово «этелинг» (др.-англ. Ætheling) в англосаксонском языке означало члена королевского рода.

Литература

  • Англосаксонская хроника
  • История средних веков: От Карла Великого до Крестовых походов (768—1096). Сост. М. М. Стасюлевич. — т. 2 — СПб, 2001
  • Stenton, F. Anglo-Saxon England. Oxford, 1973.

Отрывок, характеризующий Эдуард Изгнанник

Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.