Эдуард Плантагенет, 17-й граф Уорик

Эдуард Плантагенет англ. Edward Plantagenet <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб Эдуарда, графа Уорика. Королевский герб Англии, обременённый серебряным с лазоревым турнирным воротничком</td></tr>
Граф Уорик
1478 — 1499
Монарх:	Эдуард IV, Эдуард V, Ричард III, Генрих VII
Предшественник:	Анна Бошан
Преемник:	титул отошёл к короне
Вероисповедание:	католицизм
Рождение:	25 февраля 1475(1475-02-25) Уорикский замок, Уорикшир, Королевство Англия
Смерть:	28 ноября 1499(1499-11-28) (24 года) Тауэр, Лондон, Королевство Англия
Место погребения:	Бишемское аббатство
Род:	Йорки
Отец:	Джордж Плантагенет, 1-й герцог Кларенс
Мать:	Изабелла Невилл

Эдвард также Эдуард Плантагенет, 17-й граф Уорик (25 февраля 1475 — 28 ноября 1499) — единственный выживший сын Джорджа Плантагенета, 1-го герцога Кларенса и Изабеллы Невилл, младший брат блаженной Маргарет Поул, графини Солсбери. Возможный претендент на трон Англии в период правления королей Ричарда III и Генриха VII. Он был последним законным представителем дома Йорков по мужской линии, а после его смерти угасла и династия Плантагенетов в мужском поколении.

Биография

Происхождение

Эдуард Плантагенет родился 25 февраля 1475 года в Уорике, в фамильном имении его матери, Изабеллы Невилл. Отцом мальчика был Джордж Плантагенет, герцог Кларенс. Кроме Эдуарда в семье было ещё трое детей, однако из них зрелого возраста достигла только дочь Маргарет. По отцу Эдуард был внуком Ричарда, герцога Йоркского, заявившего права на английскую корону для дома Йорков, и Сесили Невилл; двое из трёх братьев отца Эдуарда были королями Англии (Эдуард IV и Ричард III), а единственная сестра его матери, леди Анна, была королевой при младшем из них.

По матери Эдуард был внуком «делателя королей» Ричарда Невилла, графа Уорика, и Анны Бошан. Через последнюю он был наследником обширных владений Бошанов и Диспенсеров, права на большую часть которых парламент закрепил за Изабеллой в феврале 1475 года — в те самые дни, когда родился Эдуард.

При Эдуарде IV

Когда Эдуарду не было ещё и двух лет, его мать умерла 22 декабря 1476 года после очередных родов; уже 1 января умер и новорожденный, получивший имя Ричард. Герцог Кларенс, твёрдо уверенный, что жену отравили, казнил двух слуг. В дальнейшем герцог стал строить заговор против брата-короля и поэтому в феврале 1478 года был осуждён и казнён. Все владения и титулы Кларенса были конфискованы. Позднее Эдуарду был возвращён титул графа Уорика, который он должен был унаследовать после смерти отца, но король решил, что это будет только титул учтивости: ни владения, ни пэрство Эдуарду возвращены не были. Вместе с тем, его сестра Маргарет становилась предполагаемой наследницей при брате.

При Ричарде III

В 1483 году умер король Эдуард IV. Новым королём на недолгое время стал кузен Эдуарда, Эдуард V; но вскоре лорд-протектор герцог Глостер объявил юного короля, его брата и пятерых сестёр незаконнорожденными. В то же время Эдуард и его сестра, принадлежавшие к следующей по старшинству ветви Йоркской династии, отстранялись от престола как дети человека, казнённого за государственную измену. Через четырнадцать дней герцог Глостер был коронован вместе с женой в Вестминстерском аббатстве. В сентябре Эдуард, пребывавший с королевской четой в королевской поездке, в Йорке был произведён в рыцари.

Вскоре после коронации Ричард III отправил племянников в Шериф-Хаттон, Йоркшир. Супруга Ричарда, Анна, имевшая с сестрой хорошие отношения, позаботилась о том, чтобы у её племянников было всё необходимое. Когда король в июле 1484 года создал Совет Севера для управления северными графствами, он включил в состав этого органа девятилетнего Эдуарда.

После смерти единственного сына Ричарда III Эдуарда Миддлгемского в апреле 1484 года королю пришлось решать проблему престолонаследия. По сообщениям некоторых авторов, королева Анна настояла на том, чтобы Ричард назвал своим предполагаемым наследником графа Уорика; когда Анна умерла в марте 1485 года, Ричард передал права на корону другому своему племяннику — Джону де Ла Полю, графу Линкольну, сыну его старшей сестры Елизаветы. Российский историк Вадим Устинов считает такую версию событий крайне сомнительной: по его мнению, лорды не одобрили бы такой выбор из-за слишком юного возраста наследника. Елена Браун пишет, что Ричард, потеряв сына, выбирал между двумя племянниками и уже в августе 1484 года выбрал Линкольна как взрослого человека и опытного полководца. В любом случае назначение нового наследника публично провозглашено не было.

В 1485 году король Ричард III был убит в битве при Босворте, и новым королём стал Генри Тюдор. По договору между Маргарет Бофорт и Елизаветой Вудвилл новый король женился на кузине Эдуарда, Елизавете Йоркской. Эдуард с сестрой оказался при дворе, но в отличие от Маргарет, которая стала фрейлиной при царственной кузине, вскоре был заточён в Тауэр, поскольку Генрих VII чувствовал, что он может угрожать его правлению. Несмотря на заключение, Эдуард сохранил графский титул.

Восстание Симнела

24 мая 1487 года в Крайстчерчском соборе в Дублине под именем Эдуарда VI был коронован Ламберт Симнел. Мальчик родился около 1477 года; настоящее его имя и происхождение не известны. В возрасте около 11 лет он был взят на воспитание священником, получившим образование в Оксфорде, Ричардом Саймоном, который заметил невероятное сходство Ламберта с детьми короля Эдуарда IV. Первоначально Саймон, рассчитывавший стать новым «делателем королей» и давший мальчику хорошее образование, планировал выдать его за Ричарда из Шрусбери. Однако, очевидная разница в возрасте между Ламбертом и принцем Ричардом, а также слухи о побеге из Тауэра Эдуарда заставили Саймона изменить план. 4 июня мятежники высадились в Ланкашире; 16 июня состоялась битва при Стоук-Филд, в которой сторонники Симнела потерпели поражение.

В самый разгар восстания в 1487 году Эдуард ненадолго появился на публике в соборе Святого Павла, чтобы доказать, что он жив и находится в Лондоне. Следующие несколько лет мальчик не покидал Тауэр. При этом у него оставались сторонники как в Англии, так и на континенте. Известно, что в 1490 году аббат Абингдон был казнён за участие в заговоре, целью которого было освободить графа Уорика; тогда же находившийся во Франции купец из Эксетера Джон Тейлор написал письмо Джону Хейесу, когда-то приближённому Эдуарда, перешедшему на службу к Тюдорам. В этом письме Тейлор обещал, что французский король Карл VIII окажет всемерную поддержку графу Уорику и всем его сторонникам — как деньгами, так и войсками.

Гибель

В 1491 году человек по имени Перкин Уорбек под влиянием Джона Тейлора объявил себя принцем Ричардом Шрусбери и заявил свои права на английский престол. Он распространял слухи о своём чудесном спасении из Тауэра и добился расположения нескольких европейских монархов и представителей знати, среди которых были тётка реального Ричарда, герцогиня Бургундская, и шотландский король Яков IV, выдавший за самозванца свою родственницу леди Кэтрин Гордон. Позднее, после восстания и пленения королём Генрихом VII, Уорбек признал себя самозванцем, был выпущен из Тауэра и хорошо принят при дворе. После 18 месяцев при дворе Уорбек попытался бежать, но был схвачен и посажен в Тауэр.

В заключении Уорбек снова стал строить план побега, в котором оказался замешан (вольно или невольно) Эдуард: по невыясненным обстоятельствам узники общались между собой. 21 ноября 1499 года Эдуард предстал перед судом пэров, в котором председательствовал Джон де Вер, 13-й граф Оксфорд. В документах того суда значилось, что Уорбек вновь провозгласил себя королём, а Эдуард присягнул ему на верность и планировал созвать сторонников своего отца под знамёна самозванца. Почти пятнадцать лет, проведённые в заключении, пошатнули душевное состояние Уорика. Эдуард признал вину и был приговорён к смерти. Одной из причин столь сурового решения могло стать появление очередного самозванца весной 1499 года. Некто Ральф Вулфорд на границе Саффолка и Норфолка «назвался графом Уориком и хитростью и коварством привлёк к себе некоторых сторонников». Его схватили, и он сознался, что несколько раз получал во сне приказы назвать себя сыном герцога Кларенса. Самозванца повесили, но именно этот инцидент мог убедить Генриха VII в том, что необходимо радикальное решение проблемы.

Спустя шесть дней после вынесения приговора граф Уорик был обезглавлен на Тауэрском холме. По распоряжению короля и на средства короны тело и голова Эдуарда были перевезены и захоронены в Бишемском аббатстве в Беркшире.

События, связанные с заговором, в котором участвовал Уорик, происходили тогда, когда шли переговоры о браке Артура, принца Уэльского, с дочерью Католических королей Екатериной Арагонской. Многие современники считали, что казнь Уорика была совершена под давлением Фердинанда II и Изабеллы I, которые считали, что в будущем Эдуард может угрожать правлению их зятя и дочери. Кроме того, они считали, что само существование Эдуарда ставит под сомнение легитимность правления Тюдоров. Позднее Екатерина признавалась, что чувствовала свою вину в смерти Уорика и считала испытания, выпавшие на её долю, наказанием за это.

Многие историки утверждают, что Эдуард был психически нездоров, однако Хейзел Пирс считает, что эти выводы основывались на записях хрониста Эдварда Холла, который отмечал, что Уорик находился в заключении так долго «вне человеческого общества, не видя животных, что был не в состоянии отличить гуся от каплуна». Вероятно, Холл просто имел в виду, что длительное тюремное заключение, начавшееся, когда ему было всего десять лет, сделало Уорика наивным и неискушенным.

Со смертью Эдуарда пресеклась законная мужская линия Плантагенетов.

В культуре

Эдуард появляется в шекспировской пьесе «Ричард III» как малолетний сын герцога Кларенса. Кроме того, он является одним из персонажей романа Филиппы Грегори «Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса»; в романе Эдвард, в семье носящий прозвище Тедди, предстаёт умственно-отсталым ребёнком, который привязан к сестре и кузине Елизавете; ввиду моральной несостоятельности мальчик становится соучастником заговора Уорбека с целью побега, признаётся во всём перед судьями и умирает на плахе. В предстоящей одноимённой экранизации романа роль Тедди сыграет Рис Коннас.

Генеалогия

Предки Эдуарда Плантагенета, 17-го графа Уорика

Эдмунд Лэнгли               Ричард Конисбург, 3-й граф Кембридж                       Изабелла Кастильская               Ричард Плантагенет, 3-й герцог Йоркский                             Роджер Мортимер, 4-й граф Марч               Анна Мортимер                       Алиенора Холланд               Джордж Плантагенет, 1-й герцог Кларенс                                   Джон Невилл, 3-й барон Невилл из Рэби               Ральф Невилл, 1-й граф Уэстморленд                       Мод Перси               Сесили Невилл                             Джон Гонт               Джоанна Бофорт                       Кэтрин Суинфорд               Эдуард Плантагенет, 17-й граф Уорик                                         Ральф Невилл, 1-й граф Уэстморленд               Ричард Невилл, 5-й граф Солсбери                       Джоан Бофорт               Ричард Невилл, 16-й граф Уорик                             Томас Монтегю, 4-й граф Солсбери               Элис Монтегю, 5-я графиня Солсбери                       Элеонора Холланд               Изабелла Невилл                                   Томас де Бошан, 12-й граф Уорик               Ричард де Бошан, 13-й граф Уорик                       Маргарет Феррерс               Анна де Бошан, 16-я графиня Уорик                             Томас ле Диспенсер, 1-й граф Глостер               Изабелла ле Диспенсер                       Констанция Йоркская             </center>

Литература

• Браун Е. Ричард III и его время. — Москва: Вече, 2016. — 432 p. — ISBN 9785444439715.
• [books.google.ru/books?id=3oOgQX_2-o0C Всемирная история. Энциклопедия] / Чубарьян А. О.. — Москва: ОЛМА Медиа Групп, 2006. — Т. 4. — 240 p. — ISBN 594849893X, 9785948498935.
• Ландер Д. Войны Роз. — Санкт-Петербург: Нестор-История, 2013. — 280 p. — ISBN 9785846512702.
• Устинов В. Ричард III. — Москва: Молодая гвардия, 2015. — 279 p. — ISBN 9785235038523.
• Устинов В. Столетняя война и Войны Роз. — Москва: АСТ, 2007. — 637 p. — ISBN 9785170427659.
• Южаков, Сергей Николаевич. [books.google.ru/books?hl=ru&id=0-pEAQAAMAAJ Большая энциклопедія: словарь общедоступных свѣдѣній по всѣм отраслям знанія]. — Тип. Т-ва "Просвѣшеченіе", 1905. — Т. 4.
• Arthurson, Ian. [books.google.ru/books?id=mL6OPwAACAAJ The Perkin Warbeck Conspiracy, 1491-1499]. — Sutton Publishing, 1997. — 244 p. — ISBN 0750916109, 9780750916103.
• Balfour Paul, James; McInnes, C. T.; Laverick Murray, Athol. [books.google.ru/books?id=lYg1AQAAMAAJ Accounts of the Lord High Treasurer of Scotland] / ed. Thomas Dickson. — H.M. General Register House, 1877. — Т. 1. — P. 257, 262—264.
• Clifford, Henry. [books.google.ru/books?hl=ru&id=-n6KW0HaFYoC The Life of Jane Dormer Duchess of Feria]. — Burns, 1887.
• Commynes, Philippe de; de Roye, Jean. [books.google.ru/books?id=sstnAAAAMAAJ The memoirs of Philip de Commines, Lord of Argenton] / Sir Andrew Richard Scoble. — H.G. Bohn, 1855. — Т. 1. — P. 396–397. — 405 p.
• Cunningham, George Godfrey. [books.google.ru/books?id=xuYKAAAAYAAJ A History of England in the Lives of Englishmen]. — A. Fullarton, 1853. — Т. 2.
• Hancock, Peter A. [books.google.ru/books?id=vPMNAQAAMAAJ Richard III and the Murder in the Tower]. — The History Press, 2009. — P. 33, 191—194. — 240 p.
• Kilfeather, Siobhán Marie. [books.google.ru/books?id=8QWZRVAPa6sC Dublin: A Cultural History]. — Oxford University Press, 2005. — 300 p. — ISBN 0195182014, 9780195182019.
• Macdougall, Norman. [books.google.ru/books?id=7FoArgEACAAJ James IV]. — John Donald Publishers Limited, 2015. — P. 123—124, 136, 140—141. — 352 p. — ISBN 1906566909, 9781906566906.
• Pierce, Hazel. [books.google.ru/books?id=qYM-OAAACAAJ Margaret Pole, Countess of Salisbury, 1473-1541]. — University of Wales Press, 2009. — 273 с. — ISBN 0708321895, 9780708321898.
• Pierce, Hazel. [www.oxforddnb.com/index/22/101022451/ Pole, Margaret, suo jure countess of Salisbury (1473–1541)] // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford University Press, 2004.
• Ross, Charles Derek. [books.google.ru/books?id=cOLwf4_7tTkC Richard III]. — University of California Press, 1981. — С. 30. — 265 с. — ISBN 0520045890, 9780520045897.
• Wagner, John A. [books.google.ru/books?id=ubXnWRMt6uoC Encyclopedia of the Wars of the Roses]. — ABC-CLIO, 2001. — С. 171—212. — 367 с. — ISBN 1851093583, 9781851093588.
• Weir, Alison. [books.google.ru/books?id=o4G84HNEd3wC The Princes in the Tower]. — Random House, 2011. — 304 p. — ISBN 144644919X, 9781446449196.
• Williamson, James A. [books.google.ru/books?id=-VYnoAEACAAJ The Tudor Age]. — New York: D. McKay, 1961. — 468 p.

Отрывок, характеризующий Эдуард Плантагенет, 17-й граф Уорик

– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .