Делонкль, Эжен

Эжен Делонкль
фр. Antoine Octave Eugène Deloncle
Имя при рождении:	Антуан Октав Эжен Делонкль
Дата рождения:	20 июня 1890(1890-06-20)
Место рождения:	Брест (Франция)
Дата смерти:	7 января 1944(1944-01-07) (53 года)
Место смерти:	Париж
Гражданство:	Франция
Партия:	Французское действие, OSARN, Движение социальной революции
Основные идеи:	фашизм, милитаризм, технократизм
Род деятельности:	инженер ВМФ, артиллерист, террорист
Награды:

Антуан Октав Эжен Делонкль (фр. Antoine Octave Eugène Deloncle; 20 июня 1890, Брест — 7 января 1944, Париж) — французский военный и ультраправый политик. Террорист, организатор военного заговора. Коллаборационист Второй мировой войны.

Семья и война

Антуан Шарль Луи Делонкль, отец Эжена Делонкля — герой Франции, оставшийся на капитанском мостике корабля «Бургундия», затонувшего 4 июля 1898. Дяди Эжена Делонкля — депутат парламента и сенатор. Эдит Кайе, племянница Эжена Делонкля — невестка Франсуа Миттерана. Луиза Лоран-Сели, сестра Эжена Делонкля — мать писателя Жака Лорана.

Эжен Делонкль окончил Политехническую школу, получил специальность военно-морского инженера. В Первую мировую войну служил офицером артиллерии. Отличился в боях, был ранен. Награждён Орденом Почётного легиона.

Террор и заговор

Первоначально Делонкль примыкал к лиге Французское действие. Однако разошёлся со сторонниками Шарля Морраса, поскольку был сторонником фашизма, а не реставрации монархии.

В 1935 году Эжен Делонкль создал тайную организацию OSARN (Organisation secrète d’action révolutionnaire nationale — Секретная организация национального революционного действия), называемую также CSAR (Comité secret d’action révolutionnaire — Секретный комитет революционного действия). В прессе организацию прозвали La Cagoule (Капюшон), а её членов — кагулярами (из-за характерных ритуалов на собраниях). Этот термин употреблялся как презрительная кличка со стороны консервативных аристократов, членов Аксьон франсез, не одобрявших откровенно террористические методы Делонкля.

Кагуляры делали ставку на военный заговор и переворот с целью установления фашистского режима. В воззрениях Делонкля были также сильны элементы милитаризма и технократической диктатуры — Синархии (Synarchie).

Делонкль и его боевики совершили ряд террористических акций. 23 января 1937 они убили советского коммерческого представителя Дмитрия Навашина. 9 июня 1937, по заказу правительства Муссолини — итальянского антифашиста и либерального социалиста Карло Росселли с братом. 11 сентября 1937 кагуляры устроили взрывы в помещениях предпринимательских ассоциаций — Всеобщей конфедерации французских работодателей и Союза металлургической промышленности (цель состояла в том, чтобы навлечь подозрения и репрессии на коммунистов). Они же организовали взрыв на аэродроме, где находились самолёты, предназначенные испанским республиканцам.

Действовал Делонкль по согласованию с авторитетным военным деятелем правых взглядов генералом Анри Жиро. Экономическая поддержка поступала от симпатизировавших предпринимателей, включая основателя L’Oréal Эжена Шуллера.

Военный путч Делонкль запланировал на 16 ноября 1937. Однако заговор был раскрыт и организация разгромлена усилиями министра внутренних дел социалиста Маркса Дормуа. Более 100 активных кагуляров были арестованы полицией.

Коллаборационизм и гибель

Делонкль возобновил активную деятельность во Франции после немецкой оккупации страны. В конце 1940 он учредил пронацистское Движение социальной революции. Кагуляры свели счёты с Дормуа — в ночь на 26 июля 1941 он был убит террористами. Они выполняли оперативные задания немецких спецслужб по борьбе с Сопротивлением, сотрудничали с милицией режима Виши. (В то же время немало активных кагуляров примкнули к Сопротивлению, некоторые стали близкими соратниками де Голля. Этому способствовал, с одной стороны, искренний французский национализм, с другой — характерная склонность к авантюризму и привычка к подполью.)

Крайняя амбициозность и жёсткость Делонкля провоцировали конфликты с другими коллаборационистскими лидерами. Первоначальный план объединения с Марселем Деа и его партией обернулся яростной враждой. Существует неподтверждённая версия, предполагающая, что одно из покушений на Деа было срежиссировано Делонклем.

В оперативном отношении Делонкль сотрудничал преимущественно с германской военной разведкой — абвером. Это вызывало недовольство партийной спецслужбы и политической полиции НСДАП. Постепенно отношения Делонкля с адмиралом Канарисом сделались признаком неблагонадёжности. 7 января 1944 Эжен Делонкль был убит агентами гестапо в порядке межведомственной конкуренции.

Отрывок, характеризующий Делонкль, Эжен

– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!