Эбюри

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Эйбюри»)
Перейти к: навигация, поиск
Коммуна
Эбюри
Eyburie
Страна
Франция
Регион
Лимузен
Департамент
Кантон
Координаты
Мэр
Жерар Лаваль
(2008—2014)
Площадь
29,14 км²
Высота центра
296–452 м
Население
481 человек (2008)
Плотность
17 чел./км²
Часовой пояс
Почтовый индекс
19140
Код INSEE
19079
Показать/скрыть карты

Эбюри́ (фр. Eyburie, окс. Esburia) — коммуна во Франции, находится в регионе Лимузен. Департамент — Коррез. Входит в состав кантона Юзерш. Округ коммуны — Тюль.

Код INSEE коммуны — 19079.

Коммуна расположена приблизительно в 390 км к югу от Парижа, в 55 км юго-восточнее Лиможа, в 24 км к северо-западу от Тюля[1].





Население

Население коммуны на 2008 год составляло 481 человек.

Численность населения по годам
(Источник: [www.insee.fr/fr/themes/tableau_local.asp?ref_id=POP&millesime=2010&nivgeo=COM&codgeo=19079 INSEE])
1962196819751982199019992008
585629570539528499481

Климат

Климат коммуны Эбюри
Показатель Янв. Фев. Март Апр. Май Июнь Июль Авг. Сен. Окт. Нояб. Дек. Год
Средний максимум, °C 7,0 8,3 11,1 13,7 17,7 21,2 23,7 23,5 20,3 16,2 10,4 7,5 15,1
Средняя температура, °C 4,2 5 7,2 9,5 13,3 16,5 18,7 18,6 15,7 12,3 7,2 4,7 11,1
Средний минимум, °C 1,4 1,8 3,4 5,3 8,9 11,9 13,8 13,8 11,2 8,4 4,0 1,9 7,2
Норма осадков, мм 89,9 77,3 80,8 84 89,2 70,1 62,8 78,1 80 89,3 93,9 97,1 992,5
Источник: [www.lameteo.org/limoges.html Climatologie de 1959 à 2008 - Eyburie, France]

Администрация

Список мэров:
Период Фамилия Партия Примечания
1945 1977 Морис Лашно Фермер
1977 2001 Пьер Куний Сторонник ФКП Фермер
2001 Жерар Лаваль Сторонник ФКП Каменщик

Экономика

В 2007 году среди 260 человек в трудоспособном возрасте (15-64 лет) 186 были экономически активными, 74 — неактивными (показатель активности — 71,5 %, в 1999 году было 71,0 %). Из 186 активных работали 172 человека (97 мужчин и 75 женщин), безработных было 14 (6 мужчин и 8 женщин). Среди 74 неактивных 17 человек были учениками или студентами, 30 — пенсионерами, 27 были неактивными по другим причинам[2].

Напишите отзыв о статье "Эбюри"

Примечания

  1. Физические расстояния рассчитаны по географическим координатам
  2. [www.recensement.insee.fr/chiffresCles.action?zoneSearchField=&codeZone=19079-COM&idTheme=2 Résultats du recensement de la population] (фр.). INSEE. Проверено 2 июля 2013. [www.webcitation.org/6HrhkuB2i Архивировано из первоисточника 4 июля 2013].

Ссылки

Отрывок, характеризующий Эбюри

Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.