Эйве, Макс
Макс Эйве | |
Machgielis «Max» Euwe | |
Макс Эйве (1973) | |
Дата рождения: | |
---|---|
Место рождения: | |
Дата смерти: | |
Место смерти: | |
Звание: | |
Максимальный рейтинг: |
2530 (май 1974) |
Махгилис (Макс) Эйве (нидерл. Machgielis «Max» Euwe, МФА: [ˈmɑks ˈøˑwə]; 20 мая 1901, Ватерграфсмер — 26 ноября 1981, Амстердам) — нидерландский шахматист и математик, пятый чемпион мира по шахматам (1935—1937), международный гроссмейстер (1950). Эйве стал чемпионом мира, победив в матче Александра Алехина, но через два года проиграл ему в матче-реванше. Эйве оставался одним из сильнейших шахматистов мира до конца 1940-х годов, а по окончании карьеры на высшем уровне занялся исследованиями в области информатики.
В 1970 году Эйве был избран президентом ФИДЕ и занимал эту должность два срока (1970—1978). На период его президентства пришлись скандальный матч на первенство мира между Борисом Спасским и Робертом Фишером и несостоявшийся матч Фишер — Карпов.
Игра Эйве отличалась логичностью и точным расчётом вариантов. Эйве был известен как сильный тактик, а также знаток дебютной теории. Его перу принадлежит большое количество книг, наиболее известны из которых шахматные учебники и дебютные справочники.
Содержание
Биография
Детство и юность
Махгилис Эйве родился 20 мая 1901 года в семье учителя младших классов церковной школы Корнелиуса Эйве и его жены Элизабет. У Макса был старший брат Виллем, младшие братья Кеес и Боб и сёстры Анни и Тини. Позднее Корнелиус был вынужден сменить работу и перешёл работать в гражданскую школу ради большей зарплаты, а также давал уроки скрипки и фортепиано. Он обучал музыке и своих детей. Супруги Эйве любили шахматы и раз в неделю устраивали турниры для знакомых. Макс научился игре в четыре года и скоро начал обыгрывать родителей[1].
Эйве посещал ту же школу, где преподавал его отец. Особые способности у него были к математике[2]. Ребёнком Эйве играл в юношеском клубе, куда допускались шахматисты 16—23 лет. Для юного Эйве было сделано исключение. В 12 лет он был принят в шахматный клуб Амстердама. На следующий год Эйве выиграл в сеансе одновременной игры у известного мастера Кольсте[1]. К четырнадцати годам он стал участвовать в турнирах, проводимых Шахматной федерацией Нидерландов[2].
В 1917 году Эйве вошёл в группу «Б» чемпионата страны, получив первое денежное вознаграждение[3]. В то время в Голландии жило много известных шахматистов, и с некоторыми из их числа молодой Эйве смог познакомиться в клубе. Он лично знал таких мастеров, как Тарраш, Рети, Тартаковер, Мароци, последний стал близким другом Эйве на десятилетия[4].
Путь к титулу
В 1918 году Эйве закончил школу и поступил на математический факультет Амстердамского университета, а параллельно принимал участие в различных турнирах. Он разделил 2—3-е места в чемпионате Нидерландов 1919 года, сыграл вничью матч с чемпионом страны Маршаном и стал четвёртым на одном из побочных турниров в Гастингсе. В 1920 году, когда чемпион мира Эмануэль Ласкер гастролировал по Нидерландам, Эйве победил его в сеансе и был близок к победе в консультационной партии, заслужив похвалу маэстро. После этого Эйве сыграл свой второй зарубежный турнир в Бромли (Англия). Он проиграл в подгруппе Костичу, а в финале «Б» поделил первое место с Серджентом. Затем были короткий матч с Рети, который закончился победой более именитого игрока (+3 −1), и 2—3-е места в побочном турнире в Гётеборге[5]. В начале 1921 года Эйве успешно сдал кандидатский экзамен. Начиная с августа, он сыграл два матча с Мароци (в общей сложности 12 партий, закончившихся с равным счётом), впервые выиграл чемпионат страны (позднее он делал это ещё двенадцать раз) и сыграл два турнира в Будапеште и Гааге. В обоих турнирах победил Александр Алехин, а Эйве выступил неудачно — шестое место в Будапеште (5½ из 11) и предпоследнее в Гааге (2 из 9)[6]. После этого Эйве стал меньше выступать и больше заниматься математикой. Зимой 1922 года он выступил на нескольких соревнованиях в Голландии, а следующим турниром стал прошедший в апреле мемориал Брейера в Пьештяни. Эйве занял четвёртое место позади Боголюбова, Алехина и Шпильмана. В июне Эйве выиграл две партии у председателя берлинского шахматного клуба Эрхарда Поста в матче Германия — Голландия (сам матч со счётом 14½:9½ выиграли немцы), а в июле — августе он принял участие в лондонском турнире, который закончился убедительной победой нового чемпиона мира Капабланки. Эйве набрал только 5½ из 15 (одиннадцатое место) и проиграл первым четырём призёрам. В следующем году Эйве разделил 5—6 места с Тартаковером в Остраве-Моравской, что голландский журнал «Тийдскрифт ван НСБ» счёл успехом молодого шахматиста[7].
В 1923 году Эйве закончил университет и в конце года дал тур из пятнадцати сеансов одновременной игры по Голландии, а затем выиграл традиционный рождественский турнир в Гастингсе (2-е место занял Мароци, 3—4-е — Колле и Ейтс)[8]. Первую половину 1924 года Эйве провёл учителем в лицее в Вестервейке и не участвовал в крупных соревнованиях. В июле в рамках Летних олимпийских игр в Париже состоялся первый «чемпионат мира среди любителей». Эйве был одним из четверых шахматистов, делегированных Нидерландами; он вышел в финальный турнир, но поделил там 4—6-е места, а победил латвиец Матисон[9][10]. В течение второй половины 1924 года Эйве дома выиграл несколько турниров, чемпионат Нидерландов и матч из девяти партий против занявшего в чемпионате второе место Жака Давидсона[11]. После этого он сосредоточился на написании диссертации. В тот же период Эйве женился на Каро Бергман, с которой он познакомился в начале 1924 года[8].
Защита докторской диссертации Differentiaalvarianten van twee covariante-vectorvelden met vier veranderlijken состоялась в 1926 году. Научными руководителями Эйве были Роланд Вайценбек и Хендрик де Врис (у последнего тогда же учился в будущем известный математик Бартель Леендерт ван дер Варден)[2]. Эйве получил назначение на должность преподавателя математики в женском лицее в Амстердаме, которую он занимал до 1940 года, периодически делая перерывы для шахматных выступлений[2]. В то же время амстердамский клуб, за который выступал Эйве, подбирал ему противника для матча из числа сильнейших шахматистов мира. После отказов Ласкера, который временно прекратил выступления, и затребовавшего слишком большой гонорар Боголюбова удалось добиться согласия Александра Алехина, который в это время готовился к матчу за звание чемпиона мира против Капабланки. Эйве проиграл две партии на старте, сравнял счёт победами в седьмой и восьмой партиях, но в решающей десятой партии, протекавшей со взаимными ошибками, Алехин одержал победу[12].
В 1927 году Эйве возглавил сборную Нидерландов на первой шахматной олимпиаде в Лондоне (он играл на первой доске, но при этом регламент допускал перестановки игроков по доскам). Нидерланды заняли четвёртое место, сам Эйве набрал 10½ очков из 15, проиграв одну партию Грюнфельду[13].
В течение 1928 года Эйве сыграл два матча (5½:½ против Колле и 4½:5½ против Боголюбова) и два крупных турнира. Сначала он выиграл проводимый только что образованной ФИДЕ «чемпионат мира среди любителей» в Гааге, набрав 12 очков из 15, а после этого сыграл в Бад-Киссингене. Эйве переиграл Маршалла и Рубинштейна и завершил вничью увлекательный эндшпиль против Капабланки, но поражение в предпоследнем туре от Ейтса оставило его на 3—4-м местах с итоговым результатом 6½ из 11. В конце года Боголюбов сыграл с Эйве ещё один матч, завершившийся с тем же счётом[14]. Перед тем на конгрессе ФИДЕ летом 1928 года обсуждалась возможность объявить победителя матча новым чемпионом мира ФИДЕ, а позднее провести объединительный матч между чемпионом мира ФИДЕ и Алехиным, однако ничего из того не было сделано. В 1929 году Боголюбов сыграл матч на первенство мира против Алехина, проходивший не под эгидой ФИДЕ и не по правилам составленного Капабланкой «Лондонского протокола»[15].
В карлсбадском турнире 1929 года, собравшем почти всю шахматную элиту, кроме Алехина, Эйве разделил почётные 5—7-е места (12 очков из 21). В том же 1929 году Эйве опубликовал математическую работу, в которой продемонстрировал бесконечную последовательность нулей и единиц, в которой не встречалось трёх одинаковых последовательностей подряд. Таким образом он показал, что существовавшие на тот момент шахматные правила (ничья автоматически фиксировалась при троекратном повторении серии ходов подряд) допускали бесконечную партию[2].
По окончании карлсбадского турнира Эйве отправился в турне по Индонезии (в то время — Голландская Ост-Индия) с лекциями и сеансами. Вернувшись, он снова занялся преподаванием и не выступал до очередного рождественского турнира в Гастингсе, который он выиграл, обойдя при этом Капабланку. Через полгода голландец и кубинец сыграли матч из десяти партий, который закончился со счётом +2 −0 =8 в пользу Капабланки. Поражение отчасти объясняется утомлением Эйве после учебного года; в двух партиях он упустил выигрыш[16]. В 1932 году Эйве сыграл вничью матч с Флором из 16 партий (8 партий были сыграны в Карлсбаде, 8 — в Амстердаме) и поделил второе место в Берне (выиграл Алехин). Примерно в этот период Эйве стал рассматриваться как один из главных соперников Алехина[17].
Чемпион мира
В 1933 году Эйве выиграл очередной чемпионат страны и после этого объявил об окончании своей шахматной карьеры, чтобы сосредоточиться на научной и преподавательской работе. Он вернулся менее чем через год и вызвал Алехина на матч за звание чемпиона мира из 30 партий, который должен был пройти в Голландии — на родине Эйве было легче всего найти финансирование. Алехин принял вызов, матч был намечен на осень 1935 года. Эйве вместе со своим помощником Кмохом разработали план подготовки к матчу: Эйве много занимался спортом и вместе с Кмохом изучил дебютный репертуар Алехина[18]. В 1934 году Эйве принял участие в двух турнирах: в Цюрихе он разделил 2—3-е места с Флором. Убедительную победу одержал Алехин, но Эйве нанёс победителю единственное поражение, а также опередил Боголюбова, Нимцовича, Ласкера и других топ-игроков. Затем Эйве и Кмох отправились в Ленинград. В круговом турнире Эйве выиграл только две партии из одиннадцати и занял шестое место с 50 % очков. Отчасти слабое выступление объяснялось простудой и утомительным путешествием через Чёрное море[19]. Затем Эйве разделил с Флором и Томасом 1—3-е места на рождественском турнире в Гастингсе. Позади него остались Капабланка и Ботвинник.
Матч начался 3 октября 1935 года. Алехин после седьмой партии повёл в счёте 3:1 по победам (при этом Эйве крайне неудачно играл за чёрных французскую защиту)[20]. Затем Алехин начал играть слабее, и в четырнадцатой партии счёт сравнялся. После девятнадцатой партии Алехин снова повёл в счёте, на этот раз с перевесом в два очка. Но Эйве очень сильно провёл двадцатую партию, а потом выиграл и следующую. В 24-й партии Алехин грубо ошибся в эндшпиле и упустил выигрыш, а две следующие партии остались за Эйве. 26-ю партию, в которой Эйве пожертвовал фигуру за три пешки в неясной позиции и затем победил в небезошибочной борьбе, Тартаковер прозвал «жемчужиной Зандвоорта».
1.d4 e6 2.c4 f5 3.g3 Сb4+ 4.Сd2 Сe7 5.Сg2 Кf6 6.Кc3 0-0 7.Кf3 Кe4 8.0-0 b6 9.Фc2 Сb7. 10.Кe5 К:c3 11.К:c3 С:g2 12.Кр: g2 Фc8 13.d5 d6 14.Кd3 e5 15.Крh1 c6 16.Фb3! Кh8 (угрожало 17.c5) 17.f4 e4 18.Кb4 c5 19.Кc2 Кd7 20.Кe3 Сf6. (См. позицию на диаграмме). Белые жертвуют фигуру за три пешки, получая инициативу и мощный пешечный кулак в центре.
21.К:f5 С:c3 22.К:d6 Фb8 23.К:e4 Сf6 24.Кd2 g5 25.e4 gf 26.gf Сd4 27.e5 Фe8 28.e6 Лg8 29.Кf3 Фg6 30.Лg1 С:g1 31.Л:g1 Фf6 32.Кg5! Лg7 Белые угрожают шахом на f7, поэтому чёрный конь остаётся под ударом, а белые получают возможность перевести коня на e6. 33.ed Л:d7 34.Фe3 Лe7 35.Кe6 Лf8 36.Фe5 Ф:e5 37.fe Лf5. Белые перешли в эндшпиль, где ладья, конь и две связанные пешки переигрывают две ладьи. 38.Лe1 h6 39.Кd8 Лf2 40.e6 Лd2. 41.Кc6 Лe8 42.e7 b5 43.Кd8 Крg7 44.Лb7 Крf6 45.Лe6+ Крg5 46.Кd6 Л:e7 47.Кe4+. Чёрные сдались.
После этого Алехин уже не смог отыграться. Состоялись все 30 партий, Эйве выиграл со счётом 15½:14½ (+9 −8 =13). Широко распространено мнение, что важную роль в поражении Алехина сыграло его пристрастие к алкоголю, а двадцать первую партию он якобы играл пьяным[23][24][25]. Каспаров считал главной причиной поражения Алехина недооценку соперника[26]. Об игровом превосходстве Эйве и заслуженности его победы писали Спасский, Карпов, Каспаров и Крамник[27][28].
Сразу после окончания матча Эйве передал права на организацию следующего матча на первенство мира ФИДЕ. Именно тогда ФИДЕ начала приобретать авторитет в шахматном мире[29]. Однако до первого розыгрыша под контролем ФИДЕ должен был состояться предусмотренный регламентом матча 1935 года матч-реванш между Алехиным и Эйве. В ранге чемпиона мира Эйве продолжил выступать в турнирах. В Зандвоорте он проиграл партию Боголюбову и в итоге стал вторым после Файна. В ноттингемском турнире, в котором собрались все сильнейшие шахматисты своего времени, Эйве с самого старта боролся за первое место, однако поражение от Алехина в седьмом туре и «просмотр века» в партии против Ласкера в тринадцатом оставили его только на третьем месте на пол-очка позади Капабланки и Ботвинника. Затем он победил в Амстердаме и Бад-Наухайме, оба раза обойдя Алехина. На Шахматной олимпиаде в Стокгольме Эйве стартовал шестью победами подряд, но во второй половине проиграл две партии и в итоге занял третье место на первой доске (после Флора и Кереса), а его команда стала шестой. Матч-реванш начался 5 октября 1937 года в Нидерландах. Эйве считался фаворитом[30]; после первого матча он выиграл у Алехина три партии и проиграл только однажды[28]. Эйве вёл — 1:0 и 3:2; решающей стала шестая партия, в которой Алехин уже в дебюте разгромил соперника[31]. Следующие две партии также остались за Алехиным. В дальнейшем он сохранял преимущество в два или три очка, а начиная с 21-й партии в игре Эйве произошёл надлом: в пяти партиях Алехин набрал 4½ очка[28][32]. В 25-й партии Алехин набрал решающее очко и вернул себе титул (счёт матча стал 15½:9½).
Вторая мировая война и матч-турнир 1948 года
После поражения от Алехина Эйве планировал отойти от шахмат, но в силу ранее заключённых обязательств (в частности, решения конгресса ФИДЕ в Стокгольме) должен был выступить в АВРО-турнире в Нидерландах[33]. В первой половине Эйве играл неудачно, но на финише поправил свои дела победами над Файном, Ботвинником и Капабланкой и в итоге разделил 4—6-е места из восьми. АВРО-турнир считается моментом смены поколений: Керес, Файн и Ботвинник опередили своих более титулованных, но и более возрастных соперников[33]. До войны Эйве выступил в Борнмуте (1939, 1-е место) и нескольких турнирах в Нидерландах и проиграл товарищеский матч Кересу (6½:7½).
В период Второй мировой войны (1939—1945) Эйве сыграл только турнир в Будапеште, посвящённый семидесятилетию Мароци (1940, 1-е место), и матч с Боголюбовым в Карлсбаде в 1941 году (+4 −1 =5). В оккупированных Нидерландах он не выступал. По требованию нацистов Эйве стал руководителем Голландского шахматного союза, одновременно с этим он возглавлял Службу продовольственной помощи (подпольную организацию нидерландского Сопротивления)[34]. После войны Эйве покинул пост президента шахматного союза и сыграл несколько турниров. В новогоднем турнире в Гастингсе (1945/46) он поделил 3—5-е места, в Лондоне, Маастрихте и Заандаме (все — 1946) Эйве стал первым. 24 марта 1946 года умер чемпион мира Алехин. В июле состоялся конгресс ФИДЕ в Винтертуре (Швейцария), на котором было решено, что вакантный титул будет разыгран в матче-турнире с участием Эйве, Ботвинника, Смыслова, Кереса, Решевского и Файна, а также, возможно, победителей предстоящих турниров в Гронингене и Праге[35]. Лейтмотивом гронингенского турнира стало соперничество Эйве и Ботвинника. В десятом туре они сыграли вничью личную встречу, где Ботвинник этюдным образом спасся в ладейном эндшпиле. После пятнадцатого тура Эйве возглавил таблицу, но за следующие три партии Ботвинник снова вышел вперёд, а в последнем туре оба лидера проиграли: Ботвинник — Найдорфу, Эйве — Котову[36]. В следующем году Эйве неудачно сыграл два турнира в Аргентине. На очередном конгрессе ФИДЕ в Гааге (30 июля — 1 августа) в какой-то момент Эйве был провозглашён новым чемпионом мира, но через два часа решение было отменено, потому что самолёт с советской делегацией задержался и она не смогла принять участие в голосовании[37]. Также обсуждался вариант, при котором чемпионом мира будет объявлен победитель матча между Эйве и Решевским, но он не набрал нужного количества голосов, и был подтверждён состав матча-турнира. Позднее Файн отказался от участия в нём[35]. Матч-турнир на первенство мира начался в Гааге 2 марта 1948 года. Эйве провалил уже первый круг, проиграв всем четырём соперникам, и в итоге завершил турнир на последнем месте[38].
Окончание карьеры игрока
После 1948 года Эйве отошёл от регулярной игры на высшем уровне, выступая в основном в чемпионатах страны, второстепенных турнирах и командных соревнованиях. Его последним крупным турниром стал турнир претендентов 1953 года в Цюрихе, на который Эйве и Решевский были приглашены персонально. Эйве занял предпоследнее место с 11½ очками из 28, однако в первом круге одержал красивые победы над Найдорфом и Геллером[26]. Партия Геллер — Эйве получила приз за красоту и была названа одной из лучших на турнире автором турнирного сборника Давидом Бронштейном[39].
1.d4 Кf6 2.c4 e6 3.Кc3 Сb4 4.e3 c5 5.a3 С:c3+ 6.bc b6 7.Сd3 Сb7 8.f3 Кc6 9.Кe2 0-0 10.0-0 Кa5 11.e4 Кe8 12.Кg3 cd 13.cd Лc8 14.f4 К:c4 15.f5 f6 16.Сf4 b5! Чёрные освобождают поле для ферзя и начинают контригру. 17.Лh4 Фb6 18.e5 К:e5 19.fe К:d3 20.Ф:d3 Ф:e6! Этот ход сильнее, чем пассивное 20…g6? В этом случае белые получали сильную атаку 21.Сh6! Кg7 22.С:g7 Кр: g7 23.Кf5+! и т. д. 21.Ф:h7+ Крf7 22.Сh6. (см. диаграмму)
22…Лh8! Чёрные жертвой ладьи завлекают белого ферзя на поле h8, где он выключен из игры, и сами проводят матовую атаку. 23.Ф:h8 Лc2 24.Лc1? Упуская последнюю возможность завязать осложнения ходом 24.d5! 24…Л:g2+ 25.Крf1 Фb3 26.Крe1 Фf3. Белые сдались.
Эйве возглавлял Нидерланды на пяти послевоенных олимпиадах (1950, 1954, 1958, 1960, 1962). В 1958 году Эйве показал второй результат на своей доске (8½ из 11)[41]. Через два года он набрал только 6½ из 16. На свою последнюю олимпиаду в Варне Эйве прилетел к важному матчу с Польшей в полуфинальном турнире, который Нидерландам было необходимо выигрывать — 4:0, и помог добиться нужного результата[42]. Затем он сыграл ещё шесть партий, сведя все вничью[43].
В 1950-х Эйве занялся изучением компьютерных технологий. В 1956 году он был назначен консультантом в нидерландском отделении американской компании Remington Rand, разработчика ЭВМ[42]. В следующем году во время рабочей поездки в США Эйве сыграл две партии с тринадцатилетним Бобби Фишером (одну Эйве выиграл, вторая закончилась вничью)[2][44]. В 1959 году Эйве назначили директором Исследовательского центра по автоматической обработке данных, а через два года — главой учреждённой Евратомом комиссии, изучавшей способности компьютера к игре в шахматы. С 1964 года Эйве занимал должность профессора в Высшей экономической школе в Роттердаме и читал курс по автоматической обработке данных, а позднее стал профессором в Тилбургском университете, откуда ушёл в 1971 году[2][42].
Президент ФИДЕ
В 1970 году Эйве, выдвинутый группой ведущих гроссмейстеров и поддержанный советской федерацией, был единогласно избран на пост президента ФИДЕ, сменив Фольке Рогарда[45][46]. Кандидатура Эйве на конгрессе ФИДЕ была единственной[47].
Как президент ФИДЕ Эйве внёс большой вклад в развитие и пропаганду шахмат, способствовал укреплению международных спортивных связей, хотя, по мнению ряда критиков, обратной стороной популяризации шахмат стало обесценивание спортивных званий[48]. Кроме того, Эйве сыграл важную роль в принятии рейтинга Эло в качестве официального инструмента и основы квалификационной системы ФИДЕ[49]. На время президентства Эйве пришёлся ряд конфликтов между Западом и советским блоком, во время которых Эйве продемонстрировал умение достигать компромисса[50].
В 1972 году в Рейкьявике состоялся матч за звание чемпиона мира между Борисом Спасским и Робертом Фишером, закончившийся победой последнего. То, что матч состоялся, было во многом личной заслугой Эйве, который несколько раз шёл на уступки претенденту[27]. Так, Эйве принял решение отложить начало матча, когда Фишер не прибыл в Рейкьявик к церемонии открытия и первой партии, аргументировав это болезнью претендента, хотя всем было известно, что реальной причиной были разногласия между Фишером и американской федерацией[51][52]. Эйве также прикладывал усилия для того, чтобы в 1975 году состоялся матч между Фишером и Карповым, однако после того, как Фишер не подтвердил согласие играть матч к установленному сроку, Эйве провозгласил чемпионом мира Карпова. В ходе второго четырёхлетнего срока Эйве принял два решения, которые вызвали недовольство советского руководства. В 1976 году Эйве настоял на том, чтобы состоялась шахматная олимпиада в Хайфе, которую из-за места проведения бойкотировали СССР, другие социалистические страны и ряд арабских стран[53]. Тогда же Эйве оказал поддержку Виктору Корчному, который после турнира в Нидерландах не вернулся в СССР, а запросил политическое убежище. В частности, Эйве гарантировал, что Корчной сохранит право участвовать в претендентских матчах[27][54]. Советское руководство инициировало кампанию против выдвижения Эйве на третий срок[27]. На очередных выборах в 1978 году Эйве не выставил свою кандидатуру[55], и новым президентом был избран исландский гроссмейстер Фридрик Олафссон.
Смерть
В начале ноября 1981 года Эйве летал в Израиль, на Мёртвое море. На второй день у него случился сердечный приступ, и он вынужден был лечь в больницу. Выписавшись, он вылетел в Нидерланды, и там ему была сделана операция. 26 ноября 1981 года Эйве скончался от ещё одного сердечного приступа в амстердамском госпитале, где он находился после операции. Его пережили жена и три дочери[27][53]. Тело Эйве было кремировано 1 декабря, на церемонии присутствовали сотни посетителей[56].
Память об Эйве
В центре Амстердама, недалеко от площади Лейдсеплейн, есть площадь Макса Эйве (Max Euwe Plein). На площади расположен Центр Макса Эйве (Max Euwe Centrum) с музеем шахмат и библиотекой. Перед входом в Центр находятся открытый в 2004 году памятник Эйве работы скульптора Хосе Фейно оф Геверика[56] и большая шахматная доска под открытым небом[57][58].
В 1987—1996 годах в Голландии проходили Мемориалы Эйве. Всего состоялось десять турниров, пока финансировавший турнир банк VSB не прекратил спонсорскую поддержку. Почти все мемориалы представляли собой двухкруговые турниры на четыре человека. В разное время в них играли Карпов, Каспаров, Ананд, Крамник, Шорт, Топалов, Тимман[59].
Творчество
Стиль и влияние
Для Эйве характерен рациональный, преимущественно логический, подход к шахматному творчеству. Он играл агрессивно, хотя в некоторых случаях и излишне прямолинейно[60]. Эйве был универсальным шахматистом[28]: он много изучал момент перехода из дебюта в миттельшпиль, в чём был одним из первых[61], и эндшпиль, и достиг высокого мастерства в обеих стадиях. Одновременно он обладал очень хорошим комбинационным зрением, которое Каспаров считал сильнейшей стороной голландского шахматиста[62]. Михаил Ботвинник дал Эйве периода первого матча с Алехиным следующую характеристику[27]:
Исключительно стремительный, активный шахматист. Даже защищаясь, всегда стремится к активной контригре. Любит играть на флангах. Любит позиции без слабостей, посвободнее, делает беспокоящие длинные ходы. Стремится к развитию. Имея преимущество в позиции, не уклоняется от разменов, удовлетворяясь лучшим эндшпилем. Ошибки использует превосходно. Имея материальный перевес (пешка, качество), играет с удвоенной силой. Тонкая, превосходная техника, не без трюков…
Говоря о ранних партиях Эйве (с 1920 по 1927 год), Николай Крогиус, гроссмейстер и доктор психологических наук, выделял пять особенностей: точность расчёта, недоверие к интуитивным решениям, неуверенность при проведении сложных стратегических планов, активную, вплоть до самоуверенности, игру и отличные бойцовские качества. Также Крогиус отмечал, что Эйве избегал жертв материала, если они не вели к форсированным вариантам, и напротив, охотно принимал жертвы сам, пытаясь удержать материальный перевес[63].
Эйве был признанным знатоком дебютов, и многие его победы были одержаны благодаря полученному в дебюте и затем последовательно реализованному преимуществу[28][64]. Крогиус отмечал, что уже в матче с Алехиным в 1926—1927 годах по инициативе Эйве было сыграно девять разных дебютов в десяти партиях[65]. В 1939 году Эйве опубликовал фундаментальную «Теорию шахматных дебютов» в 12 томах. В числе собственных разработок Эйве — системы в славянской защите и защите Нимцовича за оба цвета[22].
Успехам Эйве во многом способствовала целенаправленная подготовка к важным соревнованиям, которая потом стала нормой для сильнейших шахматистов. Эйве совершенствовал дебютный репертуар, привлекал штат помощников (среди них были Ханс Кмох и Саломон Флор), занимался спортом. Чуть позже этот же метод взял на вооружение Ботвинник[22][28].
Литературная деятельность
Перу Эйве принадлежат несколько десятков шахматных книг. Его первая книга «Уроки шахматной игры», вышедшая в 1927 году, была новаторской, поскольку рассказ о дебютах не ограничивался перечнями вариантов, а был построен вокруг анализа ключевых позиций[13]. «Курс шахматных лекций» Генна Сосонко, учивший по нему детей в Ленинградском дворце пионеров, называл одной из лучших шахматных книг в мире[27].
Отличительной чертой книг Эйве было простое и доступное изложение базовых принципов ведения позиционной игры[66]. Эйве высоко ценил Вильгельма Стейница, одного из создателей позиционной игры, и в «Курсе шахматных лекций» подробно разбирал его партии[67].
Результаты выступлений
Турниры
Год | Город | Турнир | + | − | = | Результат | Место |
---|---|---|---|---|---|---|---|
1919 | Амстердам | Клубный турнир | 4 | 3 | 3 | 5½ из 10 | 6 |
Харлем | Клубный турнир | 4 | 1 | 0 | 4 из 5 | 1 | |
Гастингс | Международный турнир (класс 1б) | 7 из 11 | 4 | ||||
Амстердам | Клубный турнир | 2 | 4 | 0 | 2 из 6 | 6 | |
Гаага | Чемпионат Нидерландов | 3 | 1 | 3 | 4½ из 7 | 2-3 | |
1920 | Бромли | Международный турнир (группа 2) | 4 из 5 | 1-2 | |||
Амстердам | Международный турнир | 3 | 2 | 1 | 3½ из 6 | 4 | |
Амстердам | Клубный турнир | 1 | 1 | 5 | 3½ из 7 | 5-6 | |
Гётеборг | Международный турнир (группа Б) | 7 | 2 | 6 | 10 из 15 | 2-3 | |
Амстердам | Четверной турнир | 3 | 0 | 0 | 3 из 3 | 1 | |
Амстердам | Клубный турнир | 5½ из 7 | 1 | ||||
Схевенинген | Четверной турнир | 2 | 1 | 0 | 2 из 3 | 2 | |
Амстердам | Студенческий турнир | 1 | 1 | 1 | 1½ из 3 | 2-3 | |
1921 | Бродстер | Международный турнир Полуфинал Финал |
4 3 |
0 1 |
1 1 |
4½ из 5 3½ из 5 |
1-2 1-2 |
Вена | Международный турнир | 6 | 2 | 3 | 7½ из 11 | 2 | |
Неймеген | Чемпионат Нидерландов | 5 | 1 | 1 | 5½ из 7 | 1 | |
Будапешт | Международный турнир | 4 | 4 | 3 | 5½ из 11 | 6 | |
Гаага | Международный турнир | 1 | 6 | 2 | 2 из 9 | 9 | |
1922 | Пьештяни | Международный турнир | 4 | 5 | 9 | 8½ из 18 | 9-11 |
Лондон | Международный турнир | 4 | 8 | 3 | 5½ из 15 | 11 | |
Амстердам | Клубный турнир | 5 | 1 | 3 | 6½ из 9 | 1-2 | |
1923 | Амстердам | Четверной турнир | 2 | 0 | 1 | 2½ из 3 | 1 |
Моравска Острава | Международный турнир | 4 | 3 | 6 | 7 из 13 | 5-6 | |
Схевенинген | Международный турнир | 3 | 4 | 3 | 4½ из 10 | ||
1923/1924 | Гастингс | Международный турнир | 7 | 1 | 1 | 7½ из 9 | 1 |
1924 | Уэстон | Международный турнир | 6 | 0 | 3 | 7½ из 9 | 1 |
Париж | Чемпионат мира среди любителей (финал) | 2 | 2 | 4 | 4 из 8 | 4-6 | |
Амстердам | Чемпионат Нидерландов | 6 | 1 | 2 | 7 из 9 | 1 | |
1925 | Висбаден | Четверной турнир | 3 | 0 | 3 | 4½ из 6 | 1 |
Амстердам | Четверной турнир | 2 | 1 | 0 | 2 из 3 | 2 | |
1926 | Амстердам | Четверной турнир | 1 | 1 | 1 | 1½ из 3 | 3 |
Уэстон | Международный турнир | 7 | 0 | 2 | 8 из 9 | 1 | |
Утрехт | Чемпионат Нидерландов | 9 | 0 | 2 | 10 из 11 | 1 | |
1927 | Утрехт | Четверной турнир | 2 | 0 | 1 | 2½ из 3 | 1 |
1928 | Гаага | Чемпионат мира среди любителей ФИДЕ | 10 | 1 | 4 | 12 из 15 | 1 |
Киссинген | Международный турнир | 4 | 2 | 5 | 6½ из 11 | 3-4 | |
1929 | Амстердам | Чемпионат Нидерландов | 8 | 0 | 1 | 8½ из 9 | 1 |
Карлсбад | 4-й международный турнир | 6 | 3 | 12 | 12 из 21 | 5-7 | |
1930 | Амстердам | Клубный турнир | 2 | 1 | 2 | 3 из 5 | 2 |
1930/1931 | Гастингс | Международный турнир | 6 | 1 | 2 | 7 из 9 | 1 |
1931 | Амстердам | Четверной турнир | 2 | 0 | 1 | 2½ из 3 | 1 |
1931/1932 | Гастингс | Международный турнир | 3 | 2 | 4 | 5 из 9 | 3 |
1932 | Берн | Международный турнир | 8 | 0 | 7 | 11½ из 15 | 2-3 |
Гаага | Шестерной турнир | 4 | 0 | 1 | 4½ из 5 | 5 | |
1933 | Амстердам | Шестерной турнир | 4 | 0 | 1 | 4½ из 5 | 1 |
Гаага/Лейден | Чемпионат Нидерландов | 7 | 0 | 2 | 8 из 9 | 1 | |
1934 | Цюрих | Международный турнир | 10 | 1 | 4 | 12 из 15 | 2-3 |
Ленинград | Турнир мастеров | 2 | 2 | 7 | 5½ из 11 | 6 | |
1934/1935 | Гастингс | Международный турнир | 4 | 0 | 5 | 6½ из 9 | 1-3 |
1936 | Зандвоорт | Международный турнир | 5 | 1 | 5 | 7½ из 11 | 2 |
Ноттингем | Международный турнир | 7 | 2 | 5 | 9½ из 14 | 3-5 | |
Амстердам | Международный турнир | 3 | 0 | 4 | 5 из 7 | 1-2 | |
1937 | Лейден | Четверной турнир | 2 | 1 | 0 | 2 из 3 | 1-2 |
Бад-Наухайм | Четверной турнир | 3 | 1 | 2 | 4 из 6 | 1 | |
1938 | Нордвейк | Международный турнир | 3 | 2 | 4 | 5 из 9 | 4 |
Амстердам | Чемпионат Нидерландов | 7 | 0 | 4 | 9 из 11 | 1 | |
Нидерланды | АВРО, международный турнир | 4 | 4 | 6 | 7 из 14 | 4-6 | |
1938/1939 | Гастингс | Международный турнир | 5 | 1 | 3 | 6½ из 9 | 2 |
1939 | Суст | Четверной турнир | 2 | 0 | 1 | 2½ из 3 | 1 |
Нидерланды | Шестерной турнир | 2 | 0 | 3 | 3½ из 5 | 1-2 | |
Нидерланды | Шестерной турнир | 2 | 0 | 3 | 3½ из 5 | 1-2 | |
Борнмут | Международный турнир | 7 | 0 | 4 | 9 из 11 | 1 | |
1940 | Бевервейк | Четверной турнир | 3 | 0 | 0 | 3 из 3 | 1 |
Делфт | Четверной турнир | 1 | 0 | 2 | 2 из 3 | 2 | |
Будапешт | Международный турнир | 4 | 0 | 1 | 4½ из 5 | 1 | |
Баарн | Четверной турнир | 1 | 1 | 1 | 1½ из 3 | 2-3 | |
Амстердам | Клубный турнир | 6 | 0 | 1 | 6½ из 7 | 1 | |
Роттердам | Клубный турнир | 6 | 1 | 2 | 7 из 9 | 1 | |
Амстердам | Шестерной турнир | 3 | 0 | 2 | 4 из 5 | 1-2 | |
1941 | Бевервейк | Четверной турнир | 1 | 1 | 1 | 1½ из 3 | 3 |
Баарн | Клубный турнир | 5 | 0 | 2 | 6 из 7 | 1 | |
Амстердам | Четверной турнир | 3 | 0 | 0 | 3 из 3 | 1 | |
1942 | Бевервейк | Шестерной турнир | 4 | 0 | 1 | 4½ из 5 | 1 |
Роттердам | Клубный турнир | 7½ из 9 | 1 | ||||
1945/1946 | Гастингс | Международный турнир | 5 | 2 | 4 | 7 из 11 | 3-5 |
1946 | Лондон | Международный турнир | 9 | 1 | 1 | 9½ из 11 | 1 |
Маастрихт | Международный турнир | 7 | 1 | 1 | 7½ из 9 | 1 | |
Заандам | Международный турнир | 9 | 1 | 1 | 9½ из 11 | 1 | |
Гронинген | Международный турнир | 11 | 2 | 6 | 14 из 19 | 2 | |
Амстердам | Четверной турнир | 2 | 0 | 1 | 2½ из 3 | 1 | |
Лейден | Клубный турнир | 6 | 0 | 1 | 6½ из 7 | 1 | |
1947 | Мар-дель-Плата | Международный турнир | 10½ из 17 | 5-6 | |||
Буэнос-Айрес | Шестерной турнир (2 круга) | 4½ из 10 | 4 | ||||
Хилверсюм | Клубный турнир | 3 | 3 | 1 | 3½ из 7 | 4 | |
1948 | Гаага/Москва | Матч-турнир | 1 | 13 | 6 | 4 из 20 | 5 |
Плимут | Турнир мастеров | 4 | 1 | 2 | 5 из 7 | 1-2 | |
Венеция | Международный турнир | 5 | 2 | 6 | 8 из 13 | 4 | |
Рейкьявик | Турнир мастеров | 2 | 0 | 3 | 3½ из 5 | 1 | |
1948/1949 | Нью-Йорк | Международный турнир | 2 | 1 | 6 | 5 из 9 | 3-4 |
1949 | Лейден | Четверной турнир | 1 | 0 | 2 | 2 из 3 | 1-2 |
Копенгаген | Турнир мастеров | 5½ из 7 | 1 | ||||
Баарн | Клубный турнир | 6 | 0 | 1 | 6½ из 7 | 1 | |
1949/1950 | Гастингс | Международный турнир | 3 | 1 | 5 | 5½ из 9 | 3 |
1950 | Бевервейк | Международный турнир | 4 | 1 | 4 | 6 из 9 | 2-3 |
Берлин | Турнир мастеров | 4 | 0 | 1 | 4½ из 5 | 1 | |
Амстердам | Чемпионат Нидерландов | 8 | 0 | 3 | 9½ из 11 | 1 | |
Амстердам | Международный турнир | 5 | 1 | 13 | 11½ из 19 | 6-7 | |
1950/1951 | Люцерн | Международный турнир | 5½ из 7 | 1-2 | |||
1951 | Нью-Йорк | Международный турнир | 6 | 2 | 3 | 7½ из 11 | 2 |
Хихон | Международный турнир | 7 | 1 | 2 | 8 из 10 | 1 | |
Пейнтон | Международный турнир | 6 | 1 | 0 | 6 из 7 | 2 | |
Гаага | Турнир мастеров | 2 | 0 | 2 | 3 из 4 | 1-2 | |
Гётеборг | Турнир мастеров | 5½ из 7 | 1 | ||||
1952 | Бевервейк | Международный турнир | 6 | 0 | 3 | 7½ из 9 | 1 |
Базель | Международный турнир | 3 | 0 | 4 | 5 из 7 | 2 | |
Энсхеде | Чемпионат Нидерландов | 6 | 1 | 3 | 7½ из 10 | 1 | |
Цюрих | Международный турнир | 9 | 3 | 1 | 9½ из 13 | 2-3 | |
1953 | Бевервейк | Международный турнир | 4 | 1 | 6 | 7 из 11 | 3-6 |
Швейцария | Командный турнир (1-я доска) | 4 | 1 | 0 | 4 из 5 | 1 | |
Нойхаузен/Цюрих | Турнир претендентов | 5 | 10 | 13 | 11½ из 28 | 14 | |
1954 | Амстердам | Чемпионат Нидерландов | 4 | 1 | 6 | 7 из 11 | 2-3 |
Цюрих | Международный турнир | 5 | 1 | 5 | 7½ из 11 | 3 | |
1955 | Венендаль | Турнир мастеров | 2 | 0 | 3 | 3½ из 5 | 1-2 |
Йоханнесбург | Турнир мастеров | 4 | 1 | 2 | 5 из 7 | 3 | |
Швейцария | Командный турнир (1-я доска) | 3 | 0 | 2 | 4 из 5 | 1 | |
1956 | ФРГ | Командный турнир (1-я доска) | 4 из 5 | ||||
1957 | Швейцария | Командный турнир (1-я доска) | 4 | 0 | 1 | 4½ из 5 | |
1958 | Бевервейк | Международный турнир | 3 | 1 | 5 | 5½ из 8 | 1-2 |
Швейцария | Командный турнир (1-я доска) | 1½ из 4 | |||||
1969 | Бладель | Турнир ветеранов | 1 | 0 | 2 | 2 из 3 | 1 |
Матчи
Год | Город | Противник | + | − | = | Результат |
---|---|---|---|---|---|---|
1920 | Амстердам | Майер | 5 | 0 | 1 | 5½ из 6 |
Амстердам | М. Маршан | 5 из 10 | ||||
Амстердам | Р. Рети | 1 | 3 | 0 | 1 из 4 | |
Амстердам | ван Хартингсвельт | 6½ из 11 | ||||
1921 | Бад-Аусзее | Г. Мароци | 2 | 2 | 8 | 6 из 12 |
1922 | Берлин | Э. Пост, 1-я доска в матче Германия — Голландия | 2 | 0 | 0 | 2 из 2 |
1924 | Зютфен | Э. Колле | 5 | 3 | 0 | 5 из 8 |
Амстердам | Ж. Давидсон | 5 | 1 | 3 | 6½ из 9 | |
1926 | Амстердам | Ж. Давидсон | 3 | 0 | 2 | 4 из 5 |
1926/1927 | Нидерланды | А. Алехин | 2 | 3 | 5 | 4½ из 10 |
1927 | Амстердам | Ж. Давидсон (матч не доигран) | 2 | 0 | 0 | 2 из 2 |
1928 | Нидерланды | Э. Колле | 5 | 0 | 1 | 5½ из 6 |
Нидерланды | Е. Боголюбов | 2 | 3 | 5 | 4½ из 10 | |
1928/1929 | Нидерланды | Е. Боголюбов | 1 | 2 | 7 | 4½ из 10 |
1931 | Амстердам | С. Ландау | 3 | 1 | 2 | 4 из 6 |
Амстердам | Д. Нотебом | 3 | 0 | 3 | 4½ из 6 | |
Амстердам | Х. Р. Капабланка | 0 | 2 | 8 | 4 из 10 | |
1932 | Амстердам | Р. Шпильман | 2 | 0 | 2 | 3 из 4 |
Карлсбад | С. Флор | 3 | 3 | 10 | 8 из 16 | |
1934 | Амстердам | Й. ван ден Босх | 6 | 0 | 0 | 6 из 6 |
Амстердам | С. Ландау | 4 | 1 | 1 | 4½ из 6 | |
1935 | 13 городов Нидерландов | А. Алехин (матч за звание чемпиона мира) | 9 | 8 | 13 | 15½ из 30 |
1937 | Александр Алехин (матч за звание чемпиона мира) | 4 | 10 | 11 | 9½ из 25 | |
1938 | Лондон | У. Уинтер (по другим данным, У. Фэрхерст), 1-я доска в матче Англия — Голландия | 1 | 0 | 1 | 1½ из 2 |
1939 | Брюссель | А. О’Келли, 1-я доска в матче Бельгия — Голландия | 1 | 0 | 1 | 1½ из 2 |
Гаага | К. Александер, 1-я доска в матче Голландия — Англия | 0 | 1 | 1 | ½ из 2 | |
Роттердам | В. Петров, 1-я доска в матче Голландия — Латвия | 1 | 0 | 1 | 1½ из 2 | |
С. Ландау, на первенство Нидерландов | 5 | 0 | 5 | 7½ из 10 | ||
1939/1940 | Нидерланды | П. Керес | 5 | 6 | 3 | 6½ из 14 |
1940 | Амстердам | Х. Крамер | 3 | 1 | 4 | 5 из 8 |
1941 | Амстердам | Х. Крамер | 6 | 0 | 2 | 7 из 8 |
Карлсбад | Е. Боголюбов | 5 | 2 | 3 | 6½ из 10 | |
1942 | А. ван ден Хук, на первенство Нидерландов | 6 | 0 | 4 | 8 из 10 | |
1947 | Цюрих | Г. Гроб | 5 | 0 | 1 | 5½ из 6 |
1948 | Лондон | Р. Бродбент, 1-я доска в матче Англия — Голландия | 1 | 0 | 1 | 1½ из 2 |
Амстердам | Т. ван Схелтинга | 3 | 0 | 5 | 5½ из 8 | |
1949 | Блед | В. Пирц | 2 | 2 | 6 | 5 из 10 |
Загреб | П. Трифунович, 1-я доска в матче Югославия — Голландия | 0 | 0 | 2 | 1 из 2 | |
Будапешт | Л. Сабо, 1-я доска в матче Венгрия — Голландия | 0 | 1 | 1 | ½ из 2 | |
Прага | Я. Фолтыс, 1-я доска в матче Чехословакия — Голландия | 1 | 0 | 1 | 1½ из 2 | |
Утрехт | К. Александер, 1-я доска в матче Голландия — Англия | 1 | 0 | 1 | 1½ из 2 | |
1950 | Гаага | Я. Доннер | 1 | 0 | 3 | 2½ из 4 |
Утрехт | С. Глигорич, 1-я доска в матче Голландия — Югославия | 0 | 0 | 2 | 1 из 2 | |
1951 | Дюссельдорф | В. Унцикер, 1-я доска в матче ФРГ — Голландия | 2 | 0 | 0 | 2 из 2 |
1954 | Утрехт | В. Унцикер, 1-я доска в матче Голландия — ФРГ | 1 из 2 | |||
1955 | Роттердам | М. Филип, 1-я доска в матче Голландия — Чехословакия | 0 | 1 | 1 | ½ из 2 |
1955/1956 | Я. Доннер, на первенство Голландии | 4 | 0 | 6 | 7 из 10 | |
1957 | Дортмунд | В. Унцикер, 1-я доска в матче ФРГ — Голландия | 1 из 2 | |||
1958 | Флиссинген | Дж. Пенроуз, 1-я доска в матче Голландия — Англия | 1 | 0 | 1 | 1½ из 2 |
1959 | Челтенхэм | Дж. Пенроуз, 1-я доска в матче Англия — Голландия | 1 из 2 | |||
1973 | Амстердам | Х. Рее, 1-я доска в матче «ветераны против молодёжи» | 1 | 0 | 1 | 1½ из 2 |
Шахматные олимпиады
Макс Эйве принял участие в 7 олимпиадах (6 раз представлял команду на первой доске; на олимпиаде 1927 года игроки могли играть за любой доской).
Год | Город | Номер олимпиады | + | − | = | Результат | Место командное | Место личное |
---|---|---|---|---|---|---|---|---|
1927 | Лондон | 1-я олимпиада | 7 | 7 | 1 | 10½ из 15 | 4 | 6 |
1937 | Стокгольм | 7-я олимпиада | 8 | 2 | 3 | 9½ из 13 | 6 | 3 |
1950 | Дубровник | 9-я олимпиада | 5 | 1 | 6 | 8 из 12 | 5 | 6 |
1954 | Амстердам | 11-я олимпиада | 4 | 2 | 7 | 7½ из 13 | 8 | 10 |
1958 | Мюнхен | 13-я олимпиада | 7 | 1 | 3 | 8½ из 11 | 14 | 2 |
1960 | Лейпциг | 14-я олимпиада | 3 | 6 | 7 | 6½ из 16 | 10 | 29 |
1962 | Варна | 15-я олимпиада | 1 | 0 | 6 | 4 из 7 | 11 |
Книги
Эйве лично и в соавторстве написал несколько десятков книг, которые многократно переиздавались. Ниже приведён список книг, вышедших на русском языке (многие из них позднее были переизданы):
- Эйве М. Курс шахматных лекций = Practische schaaklessen. — 1-е. — М.—Л.: Физкультура и туризм, 1930. — 162 с.
- Ден Гертог Г., Эйве М. Самоучитель шахматной игры. — 1-е. — М.—Л.: Физкультура и туризм, 1930. — 95 с.
- Эйве М. Уроки шахматной игры. — 2-е. — М.—Л.: Физкультура и туризм, 1935. — 301 с.
- Матч Алехин — Эйве на первенство мира. М.—Л., 1936.
- Эйве М. Стратегия и тактика. — 1-е. — М.—Л.: Физкультура и туризм, 1937. — 128 с.
- Эйве М., Принс Л. Баловень Каиссы = Het Schaakphenomeen Capablanca. — М.: Физкультура и спорт, 1990. — 304 с. — ISBN 5-278-00271-9.
Напишите отзыв о статье "Эйве, Макс"
Примечания
- ↑ 1 2 Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 10.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 J. J. O'Connor; E. F. Robertson. [www-history.mcs.st-andrews.ac.uk/history/Biographies/Euwe.html Machgielis Euwe]. School of Mathematics and Statistics University of St Andrews. Проверено 8 октября 2010. [www.webcitation.org/60r83AOPY Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 11.
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 12.
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 12—13.
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 17.
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 20—21.
- ↑ 1 2 Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 27.
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 28.
- ↑ Ткаченко, С. [www.chesspro.ru/_events/2010/tkachenko.html Музы не всегда молчат, когда грохочут пушки!]. ChessPro (2010). Проверено 18 октября 2010. [www.webcitation.org/60r83NpPY Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
- ↑ Winter, E. [www.chesshistory.com/winter/extra/1924.html Chess in 1924]. chesshistory.com (1999). Проверено 2 ноября 2010. [www.webcitation.org/60r84iuYQ Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 30.
- ↑ 1 2 Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 47.
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 52—53.
- ↑ Winter, E. [www.chesshistory.com/winter/extra/fide.html FIDE Championship (1928)]. chesshistory.com. Проверено 3 ноября 2010. [www.webcitation.org/60r84tpZ0 Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 57.
- ↑ Fine, R. The World’s great chess games. P. 200.
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 75—77.
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 78.
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 95.
- ↑ [www.chessgames.com/perl/chessgame?gid=1013180 Max Euwe vs Alexander Alekhine «The Pearl of Zandvoort» Alekhine-Euwe World Championship Match 1935 · Dutch Defense: Nimzo-Dutch. Alekhine Variation (A90) · 1-0]
- ↑ 1 2 3 4 Шипов С. Ю. [www.chesspro.ru/statistic/euwe.shtml Макс Эйве]. ChessPro. Проверено 11 октября 2010. [www.webcitation.org/60r86iK0I Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 102.
- ↑ Donner, J. The King: Chess Pieces. — New in Chess, 2006. — С. 91. — ISBN 90-5691-171-6.
- ↑ Котов А. А. Александр Алехин. — М.: Физкультура и спорт, 1973. — С. 148. — 255 с.
- ↑ 1 2 Каспаров Г. К. Мои великие предшественники. С. 67.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Сосонко Г. Профессор (М. Эйве) // Мои показания. — М.: РИПОЛ классик, 2003. — 416 с., английский перевод части главы также доступен на Sosonko, G. [www.chesscafe.com/text/skittles167.pdf Remembering Max Euwe Part I]. chesscafe.com. Проверено 26 сентября 2009. [www.webcitation.org/60r8538jz Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Крамник В. [www.e3e5.com/article.php?id=190 От Стейница до Каспарова]. e3e5.com (17 января 2005). Проверено 21 июля 2009. [www.webcitation.org/60r7qlwJX Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 145.
- ↑ Шабуров Ю. Н. Александр Алехин. Непобежденный чемпион. — М.: Голос, 1992. — С. 209. — 256 с. — ISBN 5-7055-0852-2.
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 171
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 177—178
- ↑ 1 2 Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 188.
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 199.
- ↑ 1 2 Winter, E. [www.chesshistory.com/winter/extra/interregnum.html Interregnum]. chesshistory.com (2003—2004). Проверено 9 октября 2010. [www.webcitation.org/60r85APoZ Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 200—201.
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 202.
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 203.
- ↑ Bronstein, D. [books.google.ru/books?id=VUrggX89EDcC&lpg=PA13&pg=PA16 Zurich International Chess Tournament, 1953]. — Courier Dover Publications, 1979. — P. 16. — 349 p. — ISBN 9780486238005.
- ↑ [www.chessgames.com/perl/chessgame?gid=1042835 Efim Geller vs Max Euwe Zurich 1953 · Nimzo-Indian Defense: Saemisch. O'Kelly Variation (E26) · 0-1 ]
- ↑ [www.olimpbase.org/1958/1958ned.html 13th Chess Olympiad: Munich 1958. Netherlands]
- ↑ 1 2 3 Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 223.
- ↑ [www.olimpbase.org/1962/1962ned.html 13th Chess Olympiad: Varna 1962. Netherlands]
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 226.
- ↑ Авербах Ю. Л. [www.krugosvet.ru/enc/sport/EVE_MAKS.html Эйве, Макс] // Энциклопедия «Кругосвет».
- ↑ Каспаров Г. К. Мои великие предшественники. С. 111.
- ↑ Батуринский В. Д. Страницы шахматной жизни. — М.: Физкультура и спорт, 1990. — С. 41. — 208 с. — ISBN 5278002662.
- ↑ Каспаров Г. К. Мои великие предшественники. С. 113.
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 240.
- ↑ Каспаров Г. К. Мои великие предшественники. С. 112—113.
- ↑ Батуринский В. Д. Страницы шахматной жизни. — М.: Физкультура и спорт, 1990. — С. 48. — 208 с. — ISBN 5278002662.
- ↑ Brady, F. [books.google.ru/books?id=AbcgKnUs0CkC&lpg=PA13&pg=PA230 Bobby Fischer: profile of a prodigy]. — Courier Dover Publications, 1989. — P. 230. — 435 p. — ISBN 9780486259253.
- ↑ 1 2 Robert D. McFadden. [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=950CEED61638F93BA15752C1A967948260 Max Euwe, Ex-chess Champion, Led the Game's World Federation]. The New York Times (November 28, 1981). Проверено 17 октября 2010. [www.webcitation.org/60r85OUKy Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
- ↑ Каспаров Г. К. Мои великие предшественники. С. 112.
- ↑ Каспаров Г. К. Мои великие предшественники. С. 114.
- ↑ 1 2 Chess Notes by Edward Winter, [www.chesshistory.com/winter/winter18.html#4116._Max_Euwe 4116. Max Euwe]
- ↑ Giddins, S. [www.chessbase.com/newsdetail.asp?newsid=4090 Chess in Amsterdam and Haarlem]. ChessBase.com (4 сентября 2007). Проверено 20 октября 2010. [www.webcitation.org/60r85c8Ku Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
- ↑ [www.iamsterdam.com/en/visiting/placestogo/leidsepleinhidden Amsterdam’s Leidseplein — Heart of the City]. I amsterdam. Проверено 20 октября 2010. [www.webcitation.org/60r8674Ga Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
- ↑ [www.endgame.nl/vsb.htm Euwe Jubilee and Memorials]
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 234.
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 232.
- ↑ Каспаров Г. К. Мои великие предшественники. С. 12.
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 47—49.
- ↑ Fine, R. The World’s great chess games. P. 200, 204.
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 49.
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 231—232.
- ↑ Выдающиеся шахматисты мира. Макс Эйве. С. 227—234.
Литература
- Каспаров Г. К. От Эйве до Таля // Мои великие предшественники. — М.: РИПОЛ классик, 2005. — Т. 2. — С. 11—118. — 512 с. — ISBN 5790522394.
- Линдер И. М., Линдер В. И. Макс Эйве. Жизнь и игра. — М.: АСТ, Астрель, 2006. — 256 с. — ISBN 5-17-037342-2.
- Макс Эйве = Max Euwe. Biografie van een wereldkampioen. — М.: Физкультура и спорт, 1979. — 247 с. — (Выдающиеся шахматисты мира). — сокращённый и переработанный перевод книги А. Мюннингхоффа
- Шахматный словарь / гл. ред. Л. Я. Абрамов; сост. Г. М. Гейлер. — М.: Физкультура и спорт, 1964. — С. 394—396. — 120 000 экз.
- Шахматы : энциклопедический словарь / гл. ред. А. Е. Карпов. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — С. 505—506. — 624 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-85270-005-3.
- Fine, R. The Age of Euwe // [books.google.ru/books?id=rWYK2rOi8dAC&printsec=frontcover The World’s Great Chess Games]. — 2nd ed. — Courier Dover Publications, 1983. — 397 с. — ISBN 0-486-24512-8.
- Kmoch, H. Max Euwe. — Berlin: Walter de Gruyter & Co, 1938. — 161 p.
- Münninghoff, A. Max Euwe Biografie van een Wereldkampioen. — Amsterdam: Near Fine, 1976. — 496 p.
- Richter, K., Teschner, R. Dr. Max Euwe — Eine Auswahl seiner besten Partien. — 2. Auflage. — Beyer/de Gruyter, 1986. — 162 p. — ISBN 3-11-010800-3.
- Wildhagen E. Weltgeschichte des Schachs, Lfg 18 — D-r Machgielis Euwe, Hamb., 1959
Ссылки
Макс Эйве в Викицитатнике? |
- [www.chessgames.com/perl/chessplayer?pid=10706 Партии Макса Эйве] в базе Chessgames.com (англ.)
- [www.365chess.com/players/Max_Euwe Личная карточка Макса Эйве] на сайте 365chess.com
- [www.olimpbase.org/players/kq0ciyag.html Личная карточка Макса Эйве] на сайте OlimpBase.org
- [www.chesspro.ru/statistic/euwe.shtml Краткая биография Макса Эйве] на сайте ChessPro.ru
|
|
|
Эта статья входит в число избранных статей русскоязычного раздела Википедии. |
Отрывок, характеризующий Эйве, Макс
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.
Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.
Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».
В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.
В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.
– Кажется, писак довольно развелось, – сказал старый князь: – там в Петербурге всё пишут, не только ноты, – новые законы всё пишут. Мой Андрюша там для России целый волюм законов написал. Нынче всё пишут! – И он неестественно засмеялся.
Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
- Родившиеся 20 мая
- Родившиеся в 1901 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Амстердаме
- Умершие 26 ноября
- Умершие в 1981 году
- Умершие в Амстердаме
- Шахматные гроссмейстеры
- Шахматные гроссмейстеры (1950)
- Спортсмены по алфавиту
- Чемпионы мира по шахматам
- Шахматисты Нидерландов
- Шахматные функционеры
- Шахматисты XX века
- Участники шахматных олимпиад
- Международные арбитры по шахматам