Эйленбург, Хендрик ван
| Хендрик ван Эйленбург | |
| нидерл. Hendrick van Uylenburgh | |
| Имя при рождении: |
Hendrick Uylenburgh |
|---|---|
| Род деятельности: |
арт-дилер |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Подданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Супруга: |
Мария ван Эйк |
| Дети: |
Авраам, Исаак, Сара, Анна, Магдалена, Сусанна |
Хендрик ван Эйленбург (Hendrick van Uylenburgh, 1587—1661) происходил из семьи меннонитов, родом из Фрисландии. Был влиятельным торговцем произведениями искусства Золотого века Голландии, который помог начать карьеру Рембрандту, Говерту Флинку, Фердинанду Болю и другим художникам. Ван Эйленбург происходил из фризской семьи и эмигрировал с семьёй в Краков (Польша), когда он ещё был мальчиком. Он прошел подготовку в качестве художника, а также поставлял ценные и редкие художественные произведения польскому королю. Около 1612 он переехал в Данциг (совр. Гданьск) и в 1625 году вернулся в Нидерланды, поселившись в шумной столице Амстердаме. Хендрик ван Эйленбург был женат на Марии ван Эйк. У пары родились трое сыновей, Геррит ван Эйленбург, который взял на себя руководство художественной мастерской своего отца, Авраам Эйленбург, художник, Исаак Эйленбург, художник, и по крайней мере, четыре дочери, Сары, Анна, Магдалена и Сусанна. Ван Эйленбург выкупил дело умершего художника Корнелиса ван дер Воорта, а также стал предоставлять художникам свою собственную мастерскую. В Амстердаме он быстро нашёл хорошие контакты, и его бизнес вскоре пошёл в гору, он стал ведущим арт-дилером в городе. В 1631 Рембрандт переехал в дом Ван Эйленбурга (прилегающий к нему дом позже купит Рембрандт, ныне там Дом-музей Рембрандта), работал в студии ван Эйленбурга и стал главным художником в этой студии. В 1634 году Рембрандт женился на племяннице ван Эйленбурга Саскии. В 1647 году Ван Эйленбургу пришлось переехать на новое место на площади Дам, потому что Николас Элиас Пикеной продал дом. Когда место его дома на площади Дам было забрано под строительство новой мэрии (теперь Королевский дворец), Ван Эйленбург переехал на площадь Вестермаркт.
Хендрик ван Эйленбург умер в 1661 году и был похоронен в Амстердаме в церкви Вестеркерк. Его сын Геррит взял на себя отцовскую торговлю искусством и прогорел, когда надежды на продажу 13 картин курфюрста Фридриха Вильгельма Бранденбургского не оправдались. У него было сделано в общей сложности 35 экспертных заключений о подлинности произведений, в том числе Яна Ливенса, Мельхиора де Хондекутера, Гербрандта ван ден Экхоута и Яна Вермеера. Тем не менее, его репутация была настолько повреждена, что в 1675 году он был вынужден объявить банкротство.
Напишите отзыв о статье "Эйленбург, Хендрик ван"
Ссылки
- [pro.contentcontrol.nl/rembrandthuis/pagkroniekenperjaarArtikel%20Kroniek%202001.html Jaap van der Veen: Hendrick en Gerrit Uylenburgh, oud en nieuw] (нид.), Kroniek 2001, Rembrandt-Haus
- [www.telegraph.co.uk/culture/art/3652951/A-very-modern-17th-century-art-dealer.html Will Bennett: A very modern 17th-century art dealer] (англ.), The Daily Telegraph, 6 июня 2006.
Отрывок, характеризующий Эйленбург, Хендрик ван
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
