Эйнауди, Луиджи

Луиджи Эйнауди Luigi Einaudi<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Италии
11 мая 1948 — 11 мая 1955
Предшественник:	Энрико де Никола
Преемник:	Джованни Гронки
Президент Банка Италии
5 января 1945 — 11 мая 1948
Предшественник:	Винченцо Аццолини
Преемник:	Донато Меникелла
Пожизненный сенатор
11 мая 1955 — 30 октября 1961
Вероисповедание:	католик
Рождение:	24 марта 1874(1874-03-24) Карру, Королевство Италия
Смерть:	30 октября 1961(1961-10-30) (87 лет) Рим, Италия
Супруга:	Ида Пеллигрини
Партия:	Итальянская либеральная партия
Образование:	Туринский университет
Учёное звание:	профессор
Профессия:	юрист, экономист
Научная деятельность
Научная сфера:	экономика
Автограф:
Награды:

Луиджи Эйнауди (итал. Luigi Einaudi, 24 марта 1874 — 30 октября 1961) — итальянский политик и экономист, президент Италии с 1948 по 1955 год. Дед композитора Людовико Эйнауди.

Биография

Луиджи Эйнауди родился 24 марта 1874 года в городе Карру (Пьемонт). Высшее образование он получил в Туринском университете, где проникся идеями социализма, а также сотрудничал с журналом «Critica Sociale» под руководством лидера Социалистической партии Италии Филиппо Турати. В 1895 году он закончил обучение в университете с дипломом по юриспруденции, после чего остался там преподавать. Помимо этого он также работал в Политехническом университете Турина и университете Боккони в Милане

С начала XX века Эйнауди стал склоняться к консервативным позициям в политике. В 1919 году его назначили сенатором Королевства Италия. Эйнауди в то же время работал в качестве журналиста в таких популярных газетах, как «La Stampa» и «Corriere della Sera», и был финансовым корреспондентом в журнале «The Economist». В 1926 году он завершил свою журналистскую деятельность, но после падения фашистского режима в 1943 году вновь возобновил сотрудничество с «Corriere della Sera».

После капитуляции итальянского правительства 8 сентября 1943 года Луиджи Эйнауди бежал в Швейцарию, вновь вернувшись на родину только год спустя. В новой Италии он стал членом Либеральной партии и занял должность президента центрального Банка Италии, который возглавлял с 5 января 1945 по 11 мая 1948 года. С июня 1947 по 24 мая 1948 заместитель председателя Совета Министров и министр бюджета.

11 мая 1948 года Луиджи Эйнауди был избран вторым президентом Италии. В годы своей профессиональной карьеры Эйнауди состоял во многих различных культурных, экономических и образовательных организациях. Он был сторонником идеального европейского федерализма. Он также лично руководил деятельностью своей фермы недалеко от городка Дольяни в своём родном регионе Пьемонт, где внедрял самые передовые сельскохозяйственные процессы.

Почётный член Британской академии (1954).

С 11 мая 1955 года пожизненный сенатор.

У Луиджи Эйнауди было два сына. Первый, Джулио, был видным итальянским издателем, а его внук Людовико стал знаменитым композитором. Его второй сын, Марио, был профессором Корнелльского университета и активным антифашистом.

Скончался 31 октября 1961 года в Риме в возрасте 87 лет.

Библиография

• Principi di scienza delle finanze (1932)
• Il buon governo (1954)
• Prediche inutili (1956—1959)
• [www.polyarchy.org/basta/documenti/einaudi.1919.html Tracotanze protezionistiche (1919)]
• [www.polyarchy.org/basta/documenti/einaudi.1944.html Via il Prefetto (1944)]

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Луиджи Эйнауди
• [www.quirinale.it/ex_presidenti/Einaudi/Einaudi.htm Биография Луиджи Эйнауди] (итал.)

Отрывок, характеризующий Эйнауди, Луиджи

Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.