Эйон
Город
Показать/скрыть карты
|
Эгион или Э́йон или Э́йо (греч. Αίγιο) — город и бывший муниципалитет в Греции в периферии Западная Греция. После административной реформы 2011 года является муниципальной единицей и частью муниципалитета Эйалия[1]. Население около 30 тысяч человек.
Эйон — крупный порт на побережье Коринфского залива и духовно-административный центр Калавритской и Эгиалийской митрополии Элладской православной церкви.
Содержание
География
Юго-западная часть муниципалитета расположена у подножия горы Панахаико. Река Селинундас впадает в Коринфский залив около деревни Валимитика в 5 км от центра города Эйон. Центр Эйона расположен непосредственно на побережье, между портом и железнодорожной станцией.
Транспорт
До мая 2011 года существовало паромной сообщение с материковой частью Греции. Три парома в день отправлялись из Эйона в Айос-Николаос в Фокиде, на другом берегу Коринфского залива. Паромное сообщение было закрыто из-за нерентабельности весной 2011 года. Железнодорожная линия, проходящая через город и соединящая Афины и Патры в настоящее время находится на реконструкции, поэтому железнодорожное сообщение отсутствует. Через город проходит Национальная дорога 8А и 31.
Экономика
Эйон, наряду с Патрами и Пиреем был один из главных портов по экспорту изюма в 19 веке. В настоящее время порт Эйона используется в основном компанией Chiquita Brands International, которая импортирует через него бананы в Грецию. 7 августа 2013 года был открыт новый 256 метровый пирс на северо-западе порта. Проект обошелся в 8,6 млн евро и предназначен для расширения торговли и туристических возможностей города.
Население
| Год | Муниципальная единица | Муниципалитет |
|---|---|---|
| 1981 | 20,955 | - |
| 1991 | 22,178 | 28,903 |
| 2001 | 21,255 | 27,741 |
| 2011 | 20,664 | 26,523[2] |
Известные уроженцы
- Андреас Лондос — участник Греческой революции;
- Димитриос Мелетопулос — участник Греческой революции.
Фотогалерея
- Μεσσηνεζέϊκο.JPG
Старинный дом в стиле неоклассицизма
- Παναγιωτοπουλέικο.JPG
Дом Панайотопулоса
- Ηρώον Αιγίου.JPG
- Ι.Ν. Φανερωμένης Αιγίου.JPG
Церковь Фанеромени, работа архитектора Эрнста Циллера
- Church of Panagia Tripiti the Life Giving Spring in Aigio.jpg
Панайя Трипити
Напишите отзыв о статье "Эйон"
Примечания
- ↑ [www.kedke.gr/uploads2010/FEKB129211082010_kallikratis.pdf Kallikratis law] Greece Ministry of Interior (греч.)
- ↑ [www.statistics.gr/portal/page/portal/ESYE/BUCKET/A1602/PressReleases/A1602_SAM01_DT_DC_00_2011_02_F_EN.pdf Hellenic Statistical Authority, Announcement of the results of the 2011 Population Census for the Resident Population]
| ||||||||||||||||||||||||||||
|
Это заготовка статьи по географии Греции. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Эйон
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
