Экберт I (маркграф Мейсена)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Экберт I (маркграф Фрисландии)»)
Перейти к: навигация, поиск
Экберт I Старший
нем. Ekbert I
граф Брауншвейга
23 апреля 1038 — 11 января 1068
Соправитель: Бруно II (1038 — 1057)
Предшественник: Людольф
Преемник: Экберт II Младший
маркграф Фрисландии
23 апреля 1038 — 11 января 1068
Соправитель: Бруно II (1038 — 1057)
Предшественник: Людольф
Преемник: Экберт II Младший
маркграф Мейсена
1067 — 11 января 1068
Предшественник: Оттон I
Преемник: Экберт II Младший
 
Рождение: ок. 1025
Смерть: 11 января 1068(1068-01-11)
Род: Бруноны
Отец: Людольф
Мать: Гертруда
Супруга: Ирмгарда Туринская
Дети: сын: Экберт II Младший
дочь: Гертруда

Экберт I Старший (нем. Ekbert I; ок. 1025 — 11 января 1068) — граф Брауншвейга, Дерлингау и маркграф Фрисландии с 1038, маркграф Мейсена с 1067, второй сын Людольфа, графа Брауншвейга, и Гертруды.





Биография

После гибели отца в 1038 году Экберт вместе со старшим братом Бруно унаследовал его владения. Точно не известно, как они были разделены между братьями. В их состав входили владения в Саксонии вокруг Брауншвейга, некоторые владения в Средней Фрисландии.

Также в состав владений Экберта первоначально входил ряд земель в епископствах Хильдесхайм и Хальберштадт, однако в 1051 году император Генрих III, дядя Экберта[1], передал все владения Экберта в епископстве Хильдесхайм под управление епископа. В 1057 году некоторые владения Экберта во Фрисландии были подчинены Адальберту, архиепископу Гамбурга и Бремена.

После гибели в 1056 году маркграфа Северной марки Вильгельма императрица Агнесса де Пуатье, вдова недавно умершего императора Генриха III, которая стала регентшей от имени своего малолетнего сына Генриха IV, отдала Северную марку, а также некоторые владения дома Хальденслебен, графу Штаде Лотарю Удо I, что вызвало неудовольство Оттона, сводного брата Вильгельма. Разгорелся серьёзный конфликт, Оттона поддержали многие саксонские графы. Для разбора конфликта в июне 1057 года императрица пригласила Оттона в сопровождении приверженцев и вассалов в Мариенбург. Однако по дороге Оттон столкнулся с Экбертом и его братом Бруно. Они были врагами Оттона и напали на него. По сообщению Ламперта Герсфельдского, Бруно сошёлся в поединке с Оттоном и они нанесли друг другу смертельные раны. Экберт же, несмотря на тяжелую рану, смог обратить сторонников Оттона в бегство[2].

В 1062 году Экберт принял участие в перевороте, совершенном архиепископом Кёльна Анно II и герцогом Баварии Оттоном Нортхеймским. Недовольные политикой императрицы Агнессы, регентше империи, они выкрали на корабле малолетнего короля Генриха IV из под опеки матери. При этом во время плавания на корабле по Рейну Генрих попытался сбежать и прыгнул в реку, но чуть не утонул, спас его от смерти прыгнувший за ним Экберт[3].

В 1063 году Экберт участвовал в вооруженном споре между епископом Хильдесхайма и аббатом Фульды в Госларе. Епископ Хецело в рождество поссорился с аббатом Видерадом, но их стараниями герцога Баварии Оттона Нортхеймского разняли. Однако Хецело не забыл обиду и подговорил Экберта помочь ему. Во время празднования Троицы в церкви святого Симона и Иуды Хецело возобновил ссору, а затем Экберт, заранее спрятанный с вооруженным отрядом под алтарём, напал на людей аббата Видерада. Битва продолжалась до ночи. Но Экберт, пользовавшийся расположением своего двоюродного брата Генриха IV, смог избежать наказания, зачинщиком был назван аббат Видерад[4].

В январе 1066 года Экберт участвовал в рейхстаге в Трибуре, на котором архиепископ Адальберт Бременский был смещён с поста советника Генриха IV. Экберт извлёк из падения архиепископа для себя пользу, вновь получив фрисландские владения, отобранные у него в 1057 году.

В начале 1067 года умер Оттон I, граф Веймара и Орламюнде, а также маркграф Мейсена. Он оставил только дочерей. Графства Веймар и Орламюнде в итоге унаследовал его родственник, маркграф Истрии Ульрих I, а Мейсенскую марку Генрих IV передал Экберту. Впервые как маркграф Мейсена Экберт упомянут в акте, датированным 5 марта 1067 года[5].

Для того, чтобы упрочить своё положение в Мейсене, Экберт решил развестись со своей женой и жениться на вдове Оттона I Веймарского. Однако этим планам помешала смерть Экберта от лихорадки 11 января 1068 года. Наследовал ему малолетний сын Экберт II Младший.

Брак и дети

Жена: с 1058 Ирмгарда (Эмилия, Иммула) Туринская (ум. 1078), дочь Манфреда Удальриха, маркграфа Сузы и Турина, и Берты д’Эсте, вдова Оттона Швайнфуртского, маркграфа Баварского Нордгау и герцога Швабии. Дети

Напишите отзыв о статье "Экберт I (маркграф Мейсена)"

Примечания

  1. Людольф, отец Экберта, был единоутробным братом Генриха III
  2. Ламперт Герсфельдский. [www.vostlit.info/Texts/rus/Lampert/frametext1.htm Анналы, 1057 год].
  3. Ламперт Герсфельдский. [www.vostlit.info/Texts/rus/Lampert/frametext2.htm Анналы, 1062 год].
  4. Ламперт Герсфельдский. Анналы, 1063 год.
  5. Foundation for Medieval Genealogy.

Литература

  • Lampert von Hersfeld. Annalen // Ausgewaehlte Quellen zur deutschen Gechichte des Mittelalters. Bd. 13. — Berlin, 1957.
  • Heinrich Theodor Flathe. Ekbert I // Allgemeine Deutsche Biographie (ADB). Band 5. — Leipzig: Duncker & Humblot, 1877. — P. 783.
  • Gudrun Pischke. Ekbert I., Graf von Braunschweig, Markgraf von Meißen // Horst-Rüdiger Jarck, Dieter Lent et al. (Hrsg.) Braunschweigisches biographisches Lexikon: 8. bis 18. Jahrhundert. — Braunschweig: Appelhans Verlag, 2006. — P. 192f. — ISBN 3937664467.

Ссылки

  • [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/brunonen_sippe/ekbert_1_graf_von_braunschweig_1068/ekbert_1_graf_von_braunschweig_+_1068.html Ekbert I. Graf von Braunschweig Markgraf von Meißen]. Mittelalterliche Genealogie im Deutschen Reich bis zum Ende der Staufer. Проверено 24 декабря 2011. [www.webcitation.org/67Ttm1dvp Архивировано из первоисточника 7 мая 2012].
  • [fmg.ac/Projects/MedLands/BRUNSWICK.htm#EkbertIdied1068 BRUNSWICK] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 24 декабря 2011.

Отрывок, характеризующий Экберт I (маркграф Мейсена)


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.