Эквилибриум (альбом)
Поделись знанием:
К:Альбомы 2003 года
31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
| Эквилибриум | ||||
 | ||||
| Альбом Вадима Курылёва | ||||
|---|---|---|---|---|
| Дата выпуска | ||||
| Записан |
Студия АнТроп, 2003 | |||
| Жанр | ||||
| Длительность | ||||
| Продюсер | ||||
| Лейбл | ||||
|
| ||||
| Хронология Вадима Курылёва | ||||
| ||||
«Эквилибриум» — альбом Вадима Курылёва, пятый авторский по счету. К одноименному фильму отношения не имеет.
Содержание
О создании
Запись произведена в июне-сентябре 2003 года на студии «АнТроп», звукорежиссеры — Георгий Скрынников, Сергей Богаев («Облачный край»), Дмитрий Атаулин.
Звучание альбома одновременно жесткое и легкое во многом благодаря манере игры барабанщика Михаила Нефёдова. Стилистически «Эквилибриум» не очень строг, включает в себя и поп-рок и интеллектуальный панк, элементы тяжелого блюза и веселого рэпа. Все номера альбома, по замыслу автора, должны были быть уравновешены друг с другом: панк — с интеллектуальной лирикой, блюз — с русским роком, а кубинская «Hasta Siempre!» Карлоса Пуэбло с кавер-версией «Моей обороны».Егора Летова[1]
В «Дождаться Годо» я сначала писал тексты, а потом подбирал для них музыку. В новом альбоме старался одновременно и то, и другое…. В целом, он более песенный. Менее концептуальный… Все песни написаны уже в 21 веке — так я чувствую время, в котором всем нам — крышка.— Вадим Курылёв[2]
Обложка
В оформлении использован символ эквилибриума, придуманный Вадимом Курылёвым, и фотография, которую художник Владимир Дворник сделал с крыши одного из небоскребов в Чикаго.
Список композиций
Музыка и тексты — Вадим Курылёв. Кроме (4) — Карлос Пуэбло и (8) — Егор Летов.
- СМС
- Аллилуйя
- Доброволец
- Hasta Siempre!
- Падая с облака
- Эквилибриум
- Отражение
- Моя оборона
- Радио intro
- Радио Луна
- Через океан
- Вечный Джаз (Дядя Миша)
- Четверг
- Время любить
Участники записи
- Вадим Курылёв — вокал, бэк-вокал, гитара, бас-гитара, клавиши, drumloops (12, 13)
- Михаил Нефёдов — барабаны
- Михаил Чернов — саксофоны (2, 7, 12)
- Иван Васильев — труба (2, 7, 11)
Дополнительная информация
- Вместе с выходом альбома группа Вадима Курылёва «Курылёв-бэнд» стала называться «Эквилибриум-бэнд».
- В начале песни «Hasta Siempre!» звучит наиболее известная из сохранившихся записей с речью Че Гевары, Куба, начало 1960-х.
- Песня «Вечный Джаз Дядя Миша» написана к 60-летию музыканта саксофониста Михаила Чернова
- Песни этого альбома сопровождены текстовыми комментариями Вадима Курылёва — приём, который он использовал и в дальнейшем, но в данном случае он к нему прибегнул впервые[1].
- На три песни альбома сняты видеоклипы: в 2003 году — «СМС» (реж. Вадим Курылёв и Максим Зорин, в качестве бонус-приложения включен в альбом «Эквилибриум»), в 2004 г. — «Отражение» (режиссёр Олег Флянгольц) и «Аллилуйя» (реж. Максим Зорин, включен в мультимедиа-приложение альбома «Ингерманландия»).
Напишите отзыв о статье "Эквилибриум (альбом)"
Примечания
Ссылки
- [kurilev.com/muzyka/ekvilibrium-2003 Официальный сайт Вадима Курылёва]
- [www.electropartisan.com Официальный сайт группы «Электрические Партизаны»]
- [www.discogs.com/Вадим-Курылев-Эквилибриум/release/2823198 Эквилибриум на сайте Discogs.com]
- [music.yandex.ru/album/11230 «Эквилибриум»] на сервисе «Яндекс.Музыка»
Отрывок, характеризующий Эквилибриум (альбом)
31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
