Эквист, Харальд

Харальд Эквист
фин. Harald Öhquist
Харальд Эквист в 1930-х годах
Дата рождения	1 марта 1891(1891-03-01)
Место рождения	Хельсинки, Российская империя
Дата смерти	10 февраля 1971(1971-02-10) (79 лет)
Место смерти	Хельсинки, Финляндия
Принадлежность	Германская империя Германская империяФинляндия Финляндия
Род войск	стрелковые
Годы службы	1915—1951
Звание	генерал-лейтенант
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в Финляндии Советско-финская война (1939—1940) Советско-финская война (1941—1944)

Харальд Эквист (фин. Harald Öhquist, 1 марта 1891 года — 10 февраля 1971 года) — финский генерал-лейтенант и егерь, из семьи этнических шведов.

Биография

Юные годы

Харальд Эквист родился в семье профессора Йоханнеса Эквиста (6 декабря 1861 года, Санкт-Петербург — 15 октября 1949 года, Вольфах, Германия). Его мать — Хелен Эквист, урождённая фон Коллинз. Окончив среднюю школу в 1908 году, Харальд начал своё обучение, поступив в Гельсингфорсский (Хельсинкский) университет, и стал членом Нюландского студенческого землячества, объединявшего этнических шведов. В 1914 году Харальд Эквист окончил юридический факультет Гельсингфорсского университета. В 1914 году началась Первая мировая война. Семья Эквист была настроена германофильски, в связи с чем, Харальд решил сражаться под знамёнами Вильгельма II.

Первая мировая война

Харальд Эквист отправился в Германию. В марте 1915 года, прибыв в лагерь Локстедтер (Lockstedter Lager), поступил добровольцем в 27-й Прусский егерский батальон (Königlich Preussisches Jägerbataillon Nr. 27). В батальоне служило много эмигрантов из Финляндии (Finnische Jäger). Вскоре после этого он поступил в команду полковых разведчиков. На «Восточном фронте» (по германской терминологии) Харальд Эквист участвовал в позиционных сражениях 1916—1917 годов против войск русского Северного фронта в Прибалтике: на реках Миса_(Миссе), Лиелупе (Аайоки) и на берегу Рижского залива.

На службе в Финляндии

Финская гражданская война

Эквист возвратился в Финляндию в феврале 1918 года вместе с экипажами кораблей «Мира» и «Посейдон». В Финской гражданской войне стал начальником Белого отряда. Был произведён в майоры и получил в командование 9-й егерский батальон (9. jääkäripataljoona). Сражался под Выборгом. По окончании гражданской войны, Эквист был направлен преподавателем в военную школу Марковилла (Viipurin Markovillan Jalkaväen Aliupseerikoulu), расположенную в предместье Выборга. В том же 1918 году получил в командование Карельский гвардейский полк.

Карьерный рост

В 1925 году Эквист окончил Шведскую военную академию швед. Krigshögskolan KHS (ныне — Försvarshögskolan). В том же году произведён в полковники и возглавил дислоцированную в Выборге 2-ю дивизию.

Звание генерал-майора последовало в 1930 году — и три года спустя Эквист получил должность командующего армейским корпусом. В 1935 году его произвели в генерал-лейтенанты. Период времени перед Советской-финской («Зимней») войной Эквист провёл в Выборге и на Карельском перешейке. Он убедился в стратегической важности перешейка и досконально обследовал территорию.

Советско-финская война 1939—1940 гг.

Когда началась Советско-финская война, Эквист командовал 2-м армейским корпусом (Suomen II armeijakunta). Он верил в наступательную тактику ведения войны и спланировал в течение мирного периода многочисленные модели контратак для отражения нападений со стороны Советского Союза на территорию Карельского перешейка. Однако Эквист поторопился с выполнением своих планов в начале войны. Проводимая им тактика задержки сражения стоила жизни многим солдатам, примерно 350 солдат погибло: дорого обошедшаяся контратака была осуществлена слишком рано.

2 марта 1940 года советская 7-я армия начала наступление на Выборг: был осуществлён обход с запада, а основной штурм происходил с северо-восточного направления. К 13 марта в ходе фронтального штурма части 7-й армии продвинулись к центру города, однако к моменту окончания боевых действий советским войскам удалось овладеть лишь районом восточнее Батарейной горы. Центр Выборга оставался в руках финской армии. Согласно условиям Московского мирного договора, большая часть Выборгской губернии, включая сам [terijoki.spb.ru/vyborg-fortress/vf_vyborg1944.php Выборг] и весь Карельский перешеек, а также ряд других территорий отошли к СССР. 13 марта, во второй половине дня, генерал-лейтенант Эквист принял последний парад во внутреннем дворе Выборгского замка — и с башни Святого Олава был, с соблюдением всех воинских церемоний, спущен финский флаг. Утром 14 марта финские части покинули город-призрак. Финское население города было полностью эвакуировано в Финляндию.

Советско-финская война 1941—1944 гг.

В начале советско-финской войны (1941—1944) (именуемой в финской историографии как «война-продолжение») Эквист служил офицером связи в немецкой штаб-квартире. В период с марта 1942 года по февраль 1944 года командовал корпусом на Карельском перешейке. Затем распоряжением штаба его перевели главным инспектором военного обучения на место генерала Эстермана. Вместо него командующим 4-м армейским корпусом был назначен генерал-лейтенант Тааветти Лаатикайнен. На новом посту Эквист оставался до ноября 1944 года и после этого был переведён в резерв.

Эквист находился в плохих отношениях с верховным главнокомандующим уже в начале советско-финской войны, но события, произошедшие зимой 1944 года в 4-м армейском корпусе, ещё более их ухудшили. Одной из главных причин неприязни мог быть преждевременно отданный им приказ к наступлению на Карельском перешейке (в одном из батальонов было потеряно 350 человек).

После окончания войны

Эквист опубликовал на шведском языке свои мемуары Vinterkriget 1939-40 ur min synvinkel («Советско-финская война 1939—1940 гг. под моим углом зрения») («Зимняя война моими глазами»), которые в 1949 году были переведены и на финский язык (Talvisota minun näkökulmastani). В 1950 году Эквист получил звание почётного доктора Хельсинкского университета. В 1951 году Харальд Эквист уволился из армии и до 1959 года работал начальником гражданской обороны Хельсинки.

Харальд Эквист ушёл из жизни в 1971 году.

Источники

• [www.hrono.ru/biograf/bio_e/ekvist.html Эквист (Ohquist) Харальд]
• Puolustusministeriön sotahistoriallinen toimisto, Porvoo, Helsinki, 1938.
• Suomen jääkärien elämäkerrasto : I täydennysosa (Жизнеописания Финских егерей: 1 дополнительная часть), Jääkäriliitto r.y, 1957.
• fi:Päivi Tapola: Kenraalien kirjeet (Письма генералов), Tammi, 2007. ISBN 978-951-31-4012-0
• fi:Päivi Tapola: Ja Mikko Karjalainen: Mannerheimin haastaja. Kenraali Harald Öhquist (Претендент генерала Маннергейма. Генерал Харальд Эквист), Otava, 2013, ISBN 978-951-12-6880-2.
• Harald Öhqvist: Vinterkriget 1939-1940 ur min synvinkel, 1949.

Отрывок, характеризующий Эквист, Харальд

Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.