Экельн, Фёдор Андреевич

Фёдор Андреевич фон Экельн
Дата рождения	1746(1746)
Место рождения	Пруссия
Дата смерти	1804(1804)
Место смерти	Санкт-Петербург, Российская империя
Принадлежность	Пруссия Пруссия Российская империя Российская империя
Род войск	пехота
Звание	генерал-лейтенант
Сражения/войны	Русско-турецкая война 1768-1774, Русско-шведская война 1788—1790, Польский поход 1794 г.
Награды и премии	Орден Святого Владимира 4-й ст. (1785), Орден Святого Георгия 4-й ст. (1792), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1794),

Фёдор Андреевич фон Экельн (1746—1804) — русский генерал, командир Тульских оружейных заводов.

Биография

Происходил из немецких дворян города Деленбурга и родился в 1746 году.

Первоначально служил в Германии, а в 1772 г. в чине майора перевелся на русскую службу. 13 марта 1773 г. Экельн был произведён в капитаны с назначением дивизионным квартирмейстером в Генеральном штабе.

Во время Турецкой кампании 1773 г. Экельн находился в войсках графа Румянцева, 11 июня участвовал в переправе через Дунай у Гуробала главной армии, предназначенной для занятия Силистрии, 18 июня был в сражении под Силистрией, затем с войсками генерал-поручика Унгерн-Штернберга перешёл к Измаилу на зимние квартиры и оставался в городе до заключения Кучук-Кайнарджийского мира (15 июля 1774 г.).

По окончании войны Экельн вернулся в Петербург и находился при команде Генерального штаба, где 20 июня 1777 г. был назначен дивизионным обер-квартирмейстером. Через два года, 29 октября 1779 г., Экельн был пожалован в подполковники и в этом чине 1 января 1782 г. командирован с генерал-поручиком Ф. В. Бауером в Кронштадт для наблюдения за постройкой Кронштадтской каменной гавани, где и находился под начальством адмирала Грейга по 4 мая 1783 г. Затем именным повелением был назначен в свиту принца Вюртембергского и командирован в Херсон, по возвращении же в Петербург 19 сентября того же года находился при первой дивизии. 22 сентября 1785 г., в награду за надзор при постройке каменной гавани в Кронштадте, Экельн был пожалован орденом св. Владимира 4-й степени.

7-го мая 1786 г. он был переведён в первый батальон Финляндского егерского корпуса. Во время русско-шведской войны 1788 г. Экельн находился в авангардном корпусе генерал-поручика Михельсона и 27 июля участвовал в сражении при деревне Утти, а затем командовал цепью войск, расположенной против неприятельской границы. 20 апреля 1789 г. Экельн был произведен в полковники, с переводом в Нашебургский пехотный полк. 26 ноября 1792 г. он был пожалован орденом св. Георгия 4-й степени (№ 937 по списку Григоровича — Степанова, № 511 по списку Судравского)

За храбрые и мужественные подвиги, оказанные в 789 году во многих сражениях, а особливо 14 июня при Коувале и при переправе через реку Кюмень

В 1794 г. под начальством князя C. Ф. Голицына Экельн участвовал в усмирении польских мятежников в Литве и Курляндии; 4 июня разбил польского генерала Прозори у города Бирзек, затем, командуя авангардом, прогнал передовые неприятельские войска при местечке Позволь, мызы Янишкел, и 20 июля уничтожил многочисленный корпус мятежников под командой генералов Гедровича, Гельгуда, Бистрома и бригадира Селистровского, при местечке Салат, за что 15 сентября был пожалован орденом св. Владимира 3-й степени.

3 октября 1793 г. Экельн присягнул на подданство России при Нашебургском мушкетерском полку, в котором 24 ноября 1794 г. был произведён в бригадиры; по прошествии 2-х лет, 3 января 1796 г., он был переведён в Воронежский мушкетерский полк; 27 января 1797 г. был назначен генерал-майором, а 17 сентября 1798 г. произведён в генерал-лейтенанты.

29 января 1799 г., вследствие неприведения полка в течение 2-х лет в положение, требуемое уставом, Экельн был исключен из службы, но 24 ноября 1800 г. вновь принят и назначен состоять по армии. 3 декабря 1800 г. Экельн был назначен на место Долгорукова командиром Тульских оружейных заводов. При восшествии на престол Александра I Экельн после коронации представил государю избранных оружейников с подношением превосходной отделки оружейных изделий и стальных вещей, за что был осчастливлен Всемилостивейшим рескриптом. Благодаря заботам Экельна в Туле был построен новый двухэтажный каменный дом для заводских командиров и учрежден особый комитет под его председательством для обсуждения заводских дел. В ноябре 1803 г. он был уволен от директорства. Скончался Экельн в июне 1804 года.

Источники

• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). СПб., 1869

Отрывок, характеризующий Экельн, Фёдор Андреевич

Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.