Патриаршие приходы в США

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Патриаршие приходы в США
Русская православная церковь

Патриарший Николаевский собор в Нью-Йорке

Основная информация
Страна США
Епархиальный центр Нью-Йорк
Основана 1970 год
Количество благочиний 4
Количество храмов 30
Кафедральный храм Николаевский собор в Нью-Йорке
Сан правящего архиерея епископ
Титул правящего архиерея викарий Патриарха Московского и всея Руси
Сайт ruschurchusa.org
Архиерей
Правящий архиерей епископ Наро-Фоминский Иоанн (Рощин)
с 1 августа 2014 года

Патриа́ршие прихо́ды в США — каноническое подразделение Русской Православной Церкви, объединяющее приходы и монастыри Московского Патриархата на территории Соединённых Штатов Америки и Мексики. Образовано в 1970 году одновременно с дарованием автокефалии Православной Церкви в Америке. Управляется викарным епископом Патриарха Московского и всея Руси с неамериканским титулом[1].

Представляет Русскую Церковь в Постоянной конференции канонических православных епископов Америки (англ. SCOBA)[2].





История

Первые православные приходы в Северной Америке

История возникновения Патриарших приходов в США восходит к созданию в 1794 году монахами Валаамского монастыря первой православной миссии на территории Северной Америки. Возникшая их трудами епархия с 1872 года имела свой центр в Сан-Франциско. В 1905 году этот центр был перемещён архиепископом Тихоном в новый Нью-Йоркский Николаевский собор. С 1907 года единственная православная епархия Американского континента именовалась Русской Православной Греко-Кафолической Церковью в Северной Америке под юрисдикцией священноначалия от Церкви Российской, охватывала всю территорию США и Канады и насчитывала около сотни приходов и десятки тысяч верующих.

Этот период истории связан с именами ряда святых, прославленных впоследствии Православной Церковью: святители Тихон (Патриарх Московский) и Иннокентий Московский, священномученики Ювеналий Аляскинский, Александр Хотовицкий и Иоанн Кочуров, праведный Алексий Уилкс-Баррейский, преподобный Герман Аляскинский, мученик Пётр Алеут.

Разрыв с Церковью в России

После Октябрьской революции 1917 года в России, сношения с высшей церковной властью в Москве оказались весьма затруднёнными. С 1924 года многие приходы Русской Православной Греко-Кафолической Церкви в Северной Америке, возглавляемые митрополитом Платоном (Рождественским), пребывали вне общения с Московским Патриархатом и сформировали то, что стало известно под наименованием «Северо-Американский Митрополичий округ» или «Северо-Американская Митрополия». Часть русских приходов перешла под управление Русской Зарубежной Церкви, часть оставалась верной Московскому Патриархату (в особенности после назначения в 1933 году в США архиепископа Вениамина (Федченкова)).

19 декабря 1927 года на заседании «Синода епископов американских диоцезий Русской Православной Церкви» была издана грамота о учреждении новой церковной структуры — «независимой автономной и автокефальной» Американской Церкви во главе с Платоном (Рождественским)[3].

Учитывая неоднократные срывы переговоров и нежелание вести диалог со стороны неканонической структуры, священноначалие Московского Патриархата несколько раз накладывало на митрополита Платона и на его преемников канонические прещения, что, однако, не помогало возвращению ушедшей в раскол епархии.

Примирение

Основная статья: Православная Церковь в Америке

В конце 1960-х годов при активном посредничестве митрополита Никодима (Ротова), протоиерея Александра Шмемана и ряда других известных церковных деятелей был достигнут компромисс с Северо-Американской митрополией. 9 апреля 1970 года Священный Синод Русской Церкви восстановил общение с митрополией, сняв прещения с её иерархов, а 10 апреля Патриаршим Томосом даровал Русской Православной Греко-Кафолической Церкви в Северной Америке, которая отныне стала называться Православной Церковью в Америке (ПЦА), автокефалию[1].

Патриаршие приходы в США и в Канаде

См. также: Патриаршие приходы в Канаде

Томос об автокефалии Православной Церкви в Америке устанавливал её юрисдикцию в пределах североамериканского континента, включая Гавайские острова, за исключением территории Мексики (п. 7 Томоса)[1]. В юрисдикцию ПЦА не вошли также все приходы и клир Американского экзархата РПЦ на территории США и Канады, которые пожелали остаться в ведении Патриарха Московского (пп. 3-6 Томоса)[1]:

Главным среди Патриарших приходов в США стал Николаевский собор в Нью-Йорке.

Согласно томосу об автокефалии ПЦА, те из Патриарших приходов в США или Канаде, которые желают перейти в состав ПЦА, могут сделать это по двустороннему согласию (п. 9).

Десятый пункт томоса[1] стал основанием для принятия в 2007 году в юрисдикцию Московского Патриархата по подписании Акта о каноническом общении множества приходов Русской Зарубежной Церкви, продолжающих находиться на канонической территории ПЦА со статусом Самоуправляемой Церкви.

Управляющие Патриаршими приходами в США

На Великом входе имя епископа, управляющего Патриаршими приходами, поминается после имен Патриарха Московского и Митрополита всей Америки и Канады, Предстоятеля ПЦА[4]. Титул управляющего не должен содержать какого-либо американского топонима[1].

Храмы

Главный собор — Свято-Николаевский собор в г. Нью-Йорк. Также в Нью-Йорке находится единственный монастырь Патриарших приходов в США — монастырь святой Марии Египетской.

Патриаршие приходы в США разделены на четыре благочиния[5]: Атлантических, Восточных, Западных и Центральных Штатов.

Благочиние Атлантических Штатов
Благочиние Восточных Штатов
Благочиние Центральных Штатов
Благочиние Западных Штатов

Напишите отзыв о статье "Патриаршие приходы в США"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 5 6 [oca.org/history-archives/tomos-of-autocephaly The Tomos of Autocephaly. Текст Томоса об автокефалии Православной Церкви в Америке]  (англ.)
  2. ↑ [www.scoba.us/jurisdictions.html Standing Conference of the Canonical Orthodox Bishops in the Americas]  (англ.)
  3. ↑ Исторические документы. // «Церковныя Вѣдомости» (Архиерейского Синода, Королевство С. Х. С.). февраль — июнь 1929 г., № 3—12 (166—175), стр. 21.
  4. ↑ [www.russianchurchusa.org/index.php3?mode=984&id=9736&ln=ru О возношении имени управляющего Патриаршими приходами во время богослужений]
  5. ↑ [ruschurchusa.org/ru/9/18 Патриаршие приходы в США]

См. также

Ссылки

  • [ruschurchusa.org/ru/ Официальный сайт]

Отрывок, характеризующий Патриаршие приходы в США

– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Патриаршие_приходы_в_США&oldid=78736507»