Экимань
Деревня
|
Экимань (белор. Экімань, польск. Ekimań, Ekimania, Jekimań) — деревня, центр Экиманского сельского Совета Полоцкого района Витебской области. Расположена возле города Полоцка на левом берегу Западной Двины, по дороге между Полоцком и Новополоцком.
Подразделяется на Экимань—1 и Экимань—2.
В XVI веке — посад города Полоцка и село, в XVII—XVIII веках — местечко (современная Экимань—2) и фольварк иезуитов (современная Экимань—1), в XIX — начале ХХ века — местечко (современная Экимань—2) и село (современная Экимань—1) в Полоцком уезде, в советское время (до 1969 года) — местечко Экимань (современная Экимань—2) и деревня Экимань (колхоз «Чырвоная Зорка»; современная Экимань—1).
Содержание
История
В ходе археологических раскопок в окрестностях Экимани найдены предметы X—XII веков. Рядом с Экиманью-1 находится курган.
В составе Великого княжества Литовского
В XVI веке Экимань являлась одним из 6 полоцких посадов, на котором селились гончары. В ходе строительства «нового» моста через Западную Двину полоцким краеведом А. Буховецким были обнаружены гончарные мастерские. До сих пор, проходя по дорогам и тропинкам в Экимани возможно заметить огромные россыпи черепков XVI—XVIII веков.
1552 год — Экимань впервые упоминается в Полоцкой ревизии как село Якимания:
|
На земли Екиманской мещан сто сорок девят, с которых на тую церков позма прыходит четыры копы петдесят един грошей... | 
|
Согласно Полоцкой ревизии, в Экимани в 1552 году насчитывалось 269 домов.
В XVI веке экиманские земли принадлежали православному монастырю Иоанна Предтечи, расположенному на территории полоцкого посада Остров.
В 1582 году данные земли по указу польского короля Стефана Батория были переданы полоцкому иезуитскому коллегиуму.
В 1600 году иезуиты открыли в Экимани парафиальную школу.
В 1728 году иезуиты строят кирпичный завод.
В 1773 году после ликвидации ордена иезуитов в Речи Посполитой имение Экимань конфискуют. Следующим владельцем имения стал Болеслав Биспинг, маршалок стародубский.
В составе Российской империи
В 1818 году строится католическая деревянная часовня (закрыта в 1851 году).
В 1848 году имение Экимань принадлежит Беликовичам, позже — Мальчевским, К. К. Иванову, действительному статскому советнику А. И. Бесперчему.
Между Экиманью и Заполотьем существовала паромная переправа.
В составе Белорусской Советской Социалистической Республики
30 мая 1941 у Экимани располагались: 1 Штабная батарея НачАрта 2 89-й отдельный артиллерийский дивизион 45 мм пушек 3 397-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион 4 81-й отдельный батальон связи
Летом 1941 года на подступах к Полоцку по линии Экимань—Ксты располагались огневые точки советской обороны[1].
Достопримечательности
Утраченное наследие
|
|
Церковь Св. Юрыя, возведенная в 1730 г., наиболее древний памятник белорусского деревянного зодчества, имеет бреши в северной и южной стенах, уничтожены крыша и потолок, разрушены купол и барабан. |
|
Предприятия и организации
- ООО «Титанида» — установка антикоррозионной защиты металлоконструкций (ул. Центральная, д. 30)
- ЧПУП «Тинопос» — изготовление мягких игрушек (ул. Центральная, д. 19а)
На территории деревни находятся школа, библиотека, почта, сельсовет (Экимань-1, ул. Школьная, д. 2, тел. 43-98-10). Вплотную к Экимани примыкает территория 2-го корпуса Центральной полоцкой больницы.
Происхождение названия
Согласно легенде, своё имя Экимань получила от названия старинной православной церкви святых Иоакима и Анны.
Интересные факты
- Имение Экимань упоминается в книге Яна Барщевского «Шляхциц Завальня»
См. также
Напишите отзыв о статье "Экимань"
Примечания
- ↑ Памяць : Полацкі раён // Вяд. рэд. Р. І. Маслоўскі. — Мінск : Вышэйшая школа, 1999. — С. 692.
Ссылки
- [www.radzima.org/ru/object/7728.html]
| ||||||||||||||||
| ||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Экимань
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.
Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
