Экономика Сальвадора

Экономика Сальвадора Экономические показатели
Валюта	сальвадорский колон (1919—2004) доллар США (с 1 января 2001)
Международные организации	ВТО SICA (с 1991)
Статистика
ВВП (номинальный)	$43,73 млрд (2008)
ВВП на душу населения по ППС	$6200
Инфляция (ИПЦ)	7,3 % (2008)
Экономически активное население	2,947 млн
Уровень безработицы	6,9 %
Основные отрасли	химическая, пищевая, текстильная промышленность
Внешняя торговля
Государственные финансы
Государственный долг	44,7 % ВВП
Государственные доходы	$4,01 млрд
Государственные расходы	$4,23 млрд
Если не оговорено иное, все цифры даны в долларах США

Сальвадор — по преимуществу, аграрная страна.

Историческая справка

С начала XVII века основой экономики стало земледелие, главным образом — ориентированное на экспорт производство индиго и какао. При этом, стоит отметить, что в колониальный период развитие экономики искусственно сдерживалось Испанией.

В 1870-е годы началось развитие капиталистических отношений и проникновение в страну иностранного капитала, в это же время начинается строительство железных дорог и внедрение культуры кофе, вскоре ставшего главной статьей экспорта и основой экономики страны.

В конце XIX в. и вплоть до 1914 года лидирующие позиции в экономике Сальвадора занимала Англия и в меньшей степени — другие европейские державы (Германия и Франция), влияние США было существенно меньше.

В этот же период, в конце XIX — начале XX века формируется правящая олигархия «кофейных баронов» (14 семей «кофетелерос»), в значительной степени контролировавших экономическую и политическую жизнь страны.

Во время правления Карлоса Эсета (1890-е годы) были проведены ограниченные реформы, направленные на укрепление и развитие экономики страны и некоторые социальные гарантии, регламентировавшие труд крестьян, позволившие улучшить условия их жизни (в частности, определены размеры дневной отработки для издольщиков — «урок» размером 10 локтей на 10 пядей; для землевладельцев было введено обязательство ежедневно кормить батраков на полевых работах).

Экономика Сальвадора в 1900—1945 годы

Во время правления генерала Фернандо Фигероа (1907—1911) реформы были частично свёрнуты (в частности, оплата за «урок» была уменьшена с пять раз, с 1 колона до 18 сентаво), однако после неурожая и войны с Гондурасом в 1907 году финансы пришли в расстройство, и в 1910-е годы объем внешнего долга страны составил 20 млн долларов.

После начала Первой мировой войны влияние европейского капитала на экономику Сальвадора существенно уменьшилось, а влияние США — напротив, начало все более возрастать. В частности, США предоставило президенту Х. Мелендесу займ в размере 16 млн долларов, что позволило выплатить внешний долг Англии, покрыть часть внутреннего долга и закрепить экономическую зависимость Сальвадора от правительства и кредитно-финансовых институтов США.

Мировой экономический кризис 1929—1933 годов тяжело отразился на экономике Сальвадора: цены на кофе, дававший в то время 90 % экспортной продукции страны, упали в 3,6 раза — с 44 до 12 колонов за кинталь («стандартный мешок», 46 кг). В результате, разорились многие предприниматели и производители, безработица стала массовой, повсеместно снизилась заработная плата (для государственных гражданских служащих — на 30 % к 1932 году), но и её выплачивали не своевременно и не полностью. При этом, на всей территории страны имел место стремительный рост общеуголовной преступности. В таких условиях в январе 1932 года произошло массовое восстание крестьян, жестоко подавленное правительственными силами.

До начала Второй мировой войны существенные позиции в экономике Сальвадора занимали английские и германские капиталы. Так, генеральный консул Германии в Сальвадоре возглавлял «Ипотечный банк» страны. В 1938 году объём английских инвестиций в экономику Сальвадора составил 1,1 млн фунтов стерлингов, однако в дальнейшем приток денежных средств практически прекратился и основным источником финансирования являлись реинвестиции.

В течение Второй мировой войны, с 1939 по 1945 годы США стали единственным поставщиком промышленных изделий и горючего для Сальвадора, а также основным рынком сбыта продукции национальной экономики. После окончания Второй мировой войны второй (после кофе) важной экспортной культурой в стране становится хлопчатник.

Экономика Сальвадора после окончания Второй мировой войны

По состоянию на 1950 год, 63% самодеятельного населения было занято в сельском хозяйстве и 12% - в промышленности.

В период правления О. Осорио (1950—1956) активизировалось городское строительство, в этот период были построены первая гидроэлектростанция (по состоянию на 1957 год, мощность ГЭС составляла 45 тыс. квт), «золотой мост» через реку Лемпа, открыты несколько новых школ.

Правительства О. Осорио и Х. М. Лемуса (1956—1960) проводили политику усиленного привлечения в страну иностранного капитала и заключили с США ряд соглашений о финансовой и технической помощи.

В 1960 году Сальвадор, Гватемала, Гондурас, Коста-Рика и Никарагуа подписали соглашение о создании организации «Центральноамериканский общий рынок» с целью ускорить экономическое развитие путём объединения материальных и финансовых ресурсов, устранения торгово-таможенных ограничений и координации экономической политики.

Однако обстановку в экономике существенно осложнил экономический кризис конца 1950-х — начала 1960-х годов, связанный с падением мировых цен на кофе.

В 1960-е годы правительства генерала Х. А. Ривера (1962—1967) и Ф. Санчеса Эрнандеса (1967—1972) заключили новые соглашения об экономической помощи и займах.

После войны с Гондурасом в 1969 году обстановка в экономике существенно осложнилась: ценой военной победы стало ухудшение дипломатических отношений с соседними странами, разрыв многих сложившихся хозяйственных связей и необходимость репатриации на своей территории значительного количества беженцев.

29 июля 1969 Организация американских государств ввела экономические санкции в отношении Сальвадора.

Экономика Сальвадора перед началом гражданской войны (1970—1979)

По состоянию на 1971 год, Сальвадор являлся экономически слаборазвитой аграрной страной, специализировавшейся в основном на производстве экспортных сельскохозяйственных культур. При этом, в сельском хозяйстве были широко распространены различные формы аренды и полуфеодальной эксплуатации (отработки, издольщина…), при остром «земельном голоде» 59 % всей обрабатываемой земли принадлежало 2,5 % крупнейших хозяйств размером свыше 50 га. Важные позиции в экономике занимал иностранный капитал (главным образом, США).

По состоянию на 1972 год, валовой национальный продукт составлял 2890 млн. колонов, в 1977 году — 3378 млн колонов. Основой экономики являлось сельское хозяйство (26 % ВНП) и связанные с ним лесозаготовки и лесные промыслы (сбор смолы «перуанский бальзам»), а также торговля и сфера услуг (22 % ВНП), в меньшей степени промышленность (19 % ВНП), связь и транспорт (5 % ВНП), строительство (3 %).

В 1970-е годы монокультурное сельскохозяйственное производство обеспечивало 90 % доходов от экспорта, основным товаром по-прежнему являлся кофе (140 тыс. га посевных площадей, ежегодный валовой сбор 140—143 тыс. тонн, 40-41 % от объема экспорта в денежном выражении), в меньшей степени хлопчатник (70 тыс. га посевных площадей, ежегодный валовой сбор 67-81 тыс.т., 25 % от объема экспорта), сахар (6 %) и креветки (2 %). Для внутреннего употребления выращивали кукурузу, сорго, фасоль, сахарный тростник, рис, фрукты и овощи, какао, табак, индиго, хенекен. Тем не менее, недостаток продовольствия вынуждал приобретать за границей фасоль, маис, овощи и другие продукты питания.

Промышленность была представлена главным образом предприятиями по переработке сельскохозяйственного сырья; предприятиями пищевой, текстильной и швейной промышленности. Несмотря на то, что доля городского населения составляла 40,2 %, численность рабочего класса была сравнительно невелика: 140 тыс. фабрично-заводских и 82 тыс. сельских наемных рабочих

В октябре 1974 года правительством был принят закон «о стимулировании экспорта», а также объявлено о создании «зоны свободной торговли» в Сан Бартоло, неподалеку от международного аэропорта Илопанго.

К 1976 году 100 тыс. крестьян были безземельными. В 1979 году уровень безработицы в стране достиг 40 % населения

Экономика Сальвадора в период гражданской войны (1980—1992)

Продолжительная гражданская война нанесла значительный ущерб экономике Сальвадора: в ходе боевых действий и диверсий ФНОФМ были разрушены и повреждены многие объекты промышленности, социальной и транспортной инфраструктуры («практически каждый мост в стране был взорван по крайней мере однажды»).

В 1979—1982 годы ВВП сократился на 22,3 % а в расчете на душу населения — с 820 долларов (в 1978 году) до 620 долларов (в 1982 году) [в постоянных ценах 1980 года].

В 1980—1984 годы объём экспорта промышленной продукции сократился на 20 %, к 1984 году производственные мощности промышленности Сальвадора использовались лишь на 52 %.

В 1985 году военные расходы составляли 373 млн. долларов США (4,4% ВВП страны). Внешний долг страны к 1985 году достиг 1900 млн долларов США, на обслуживание задолженности расходовалось около половины экспортной выручки.

В январе 1986 года правительство Сальвадора ввело "политику жёсткой экономии" (уже в феврале 1986 года вызвавшую массовые демонстрации протеста). В течение 1986 года основой экономики по-прежнему являлось сельское хозяйство (18 % ВНП), здесь было занято 40 % самодеятельного населения и оно приносило свыше 80 % валютной выручки. Увеличилось значение сферы услуг и торговли (54 % ВНП), уменьшилось — обрабатывающей промышленности (15 % ВНП), транспорта и связи (4 % ВНП).

В 1986 году уровень полной и частичной безработицы достиг 40 % самодеятельного населения; 68,1 % населения жило в бедности, в том числе 50,6 % имело доходы, недостаточные для обеспечения минимально необходимого питания.

Мощное землетрясение 10 октября 1986 года, ставшее причиной серьёзных разрушений в Сан-Сальвадоре (по официальным данным, 890 человек погибли, 10 тыс. были ранены и около 200 тыс. остались без жилья), причинило значительный ущерб экономике страны.

В ноябре 1987 года конгресс США отметил, что объём помощи США правительству Сальвадора превышает размеры бюджета страны.

Экономика Сальвадора после гражданской войны (1992—2000)

В начале 1990-х годов, непосредственно после окончания гражданской войны уровень безработицы в стране достигал 60 % экономически активного населения, многие предприятия были разрушены или не функционировали.

По состоянию на 1992 год, ВВП страны составлял 5 млрд. долларов США, 25 % ВВП и 80 % валютных поступлений обеспечивало сельское хозяйство, в котором было занято свыше 40 % экономически активного населения. По уровню доходов 73 % населения находились ниже уровня бедности.

В 1992 году правительство начало неолиберальные реформы. Были сокращены государственные расходы, в 1993 году — президентом Альфредо Кристиани с «ближним кругом» своих сторонников и приближенных, получившими название «апостолы» (The Apostles) были вновь приватизированы банки (национализированные еще в 1980 году) и ряд предприятий.

В 1998 году наводнение и ураган «Митч» нанесли значительный ущерб экономике страны.

В октябре 2000 года Сальвадор подписал с США соглашение о торгово-экономическом сотрудничестве (The Caribbean Basin Trade Partnership Act, CBTPA).

По состоянию на 2001 год, ВВП страны составлял 11,8 млрд. долларов США (1900 $ на душу населения), объём внешнего долга — 4,0 млрд. долларов. Основой экономики по-прежнему является сельское хозяйство (25 % ВВП), в котором было занято 40 % трудоспособного населения, при этом большая часть крестьян является безземельными. Основными экспортными товарами являлись кофе (45% валютных поступлений), сахарный тростник и сахар-сырец, хлопок и хлопчатник, бумага, креветки и одежда (одежда поставляется в основном в Гватемалу). Импортировались машины и оборудование, удобрения, а также потребительские товары и продукты питания (страна не обеспечивает себя продуктами питания). По состоянию на 2000—2001 год Сальвадор являлся одной из беднейших стран Латинской Америки (в нищете проживало 75 % населения).

Современное состояние

Весной 2006 года Сальвадор подписал новое торговое соглашение с США и странами Центральной Америки (CAFTA — Central America Free Trade Agreement).

По состоянию на 2007 год, валовой внутренний продукт страны составлял 35,97 млрд долларов США (в пересчёте на душу населения — 5200 долларов на человека). Объём внешней задолженности составлял 8840 млн долларов (32 % ВВП).

Сельское хозяйство

В сельском хозяйстве занято 30 % трудоспособного населения и оно дает 12 % ВВП. Главной экспортной статьей по-прежнему является кофе. В 2002 году собрано 91,5 млн т кофе, по этому показателю Сальвадор находится на 17 месте в мире. Сахарный тростник выращивают как на плантациях, так и в мелких хозяйствах. Для внутреннего потребления выращиваются кукуруза, рис и хенекен (сизаль).

Промышленность

Промышленность значительно пострадала во время гражданской войны. Главные отрасли промышленности — пищевая, химическая и текстильная.

Сохраняется кустарное производство обуви, одежды и посуды.

Энергетика

На гидроэлектростанциях вырабатывается около половины электроэнергии. Остальное вырабатывается на ТЭС. В 2004 экспорт электроэнергии составил 95,5 млн кВт, 11,2 млн кВт было импортировано.

• установленная мощность электростанций: 72 тыс. кВт (1957); 500 тыс. кВт (1986)
• производство электроэнергии: 37 млн. кВт*ч (1944); 67 млн. кВт*ч (1952); 1,75 млрд. кВт*ч (1985); 5,293 млрд. кВт (2004)

Транспорт

Автодороги

• общая протяжённость: 10,8 тыс. км (1988); 12 тыс. км (2003)
  • в том числе, с твёрдым покрытием: 3,3 тыс. км, из них 314 км Панамериканского шоссе (1960), 5,4 тыс. км (1988); 6 тыс. км (2003)
• парк грузовых автомашин: 9 тыс. (1960), 12 тыс. (1965), 19 тыс. (1970), 27,8 тыс. (1974), 62,5 тыс. (1980)

Железные дороги

• общая протяжённость: свыше 600 км (1960); 737 км (1988); 700 км; 140 км (2003)

Аэропорты

• всего — 65
  • с твёрдым покрытием — 4
  • без твёрдого покрытия — 61

Торговля

• Экспорт: 3,686 млрд долларов
• Статьи экспорта: кофе, сахар, креветки, электроэнергия
• Импорт: 7326 млрд долларов
• Статьи импорта: машины, топливо, продовольствие

Литература и источники

• Э.Л. Нитобург. Сальвадор. М., 1953.

Ссылки

• [www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/geos/es.html Сальвадор в Книге фактов ЦРУ]

Отрывок, характеризующий Экономика Сальвадора

С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.