Экскалибур

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Экска́либур (англ. Excálibur, также Эска́либур, иногда встречается наименование Ка́либурн) — легендарный меч короля Артура, которому часто приписываются мистические и волшебные свойства. Иногда Экскалибур — меч короля Артура отождествляют с мечом в камне, но в большинстве текстов они являются разными мечами.

Впервые упоминается в «Истории королей Британии» Гальфрида Монмутского.





Этимология

Название меча короля Артура по-видимому происходит от валлийского Каледвулх[1] (валл. Caledfwlch), в котором скомбинированы элементы caled («битва») и bwlch («нарушать целостность», «разрывать»)[2].

Гальфрид Монмутский латинизировал название — меч в его работе XII века «История королей Британии» именуется Калибурн (Caliburn) или Калибурнус (Caliburnus) (вероятно, от лат. chalybs — «сталь»). Во французской средневековой литературе меч именовался Эскалибор (Escalibor), Экскалибор (Excalibor) и, наконец, Экскалибур (Excalibur).

Первые упоминания о Каледвулхе относятся к кельтским сказаниям «Трофеи Аннуна» и «Килух и Ольвен» — работе, включённой в Мабиногион и относящийся примерно к 1100 году.

В некоторых рыцарских романах Экскалибур именуется также Mirandoisa

История

Этот меч король Артур добыл при содействии волшебника Мерлина — его держала над водами таинственная рука (рука Владычицы озера) — после того, как потерял свой меч в поединке с сэром Пелинором.

Однажды сестра Артура, фея Моргана, подговорила своего любовника сэра Акколона убить короля. Чтобы облегчить ему задачу, она выкрала Экскалибур, а также его ножны, которые были магическими и способствовали заживлению ран. Но Артур смог победить врага и обычным оружием.

После последней битвы Артура, когда король почувствовал, что умирает, он попросил последнего из оставшихся в живых рыцарей Круглого Стола, сэра Бедивера (или Грифлета), бросить меч в ближайший водоём — вернуть Владычице Озера. Лишь убедившись, что это выполнено, Артур умер спокойно (по некоторым легендам — не умер, а был унесён сестрой Морганы Моргиатой либо — в других легендах — раскаявшейся Морганой на Стеклянный остров, где спит в хрустальной гробнице).

Впервые появляется в «Истории королей Британии» Гальфрида Монмутского.

Согласно одной из легенд, Экскалибур выковал бог-кузнец Велунд. Согласно другой, его выковали на Авалоне. В некоторых ранних текстах прежде, чем попасть в руки Артура, он принадлежал Гавейну.

Археологические находки большого количества мечей Тёмных веков в европейских водоёмах позволяют предположить существование обычая затопления оружия после смерти воина.

Внешний вид

В романе «Персеваль, или Повесть о Граале» Кретьена де Труа, Гавэйн несёт Экскалибур и он описан так: «у него на поясе висел Экскалибур, самый прекрасный меч из всех, который разрубал железо, как дерево».

Хотя в «Видении Ронабви» меч не назван, но описан он следующим образом:

Тут они услышали, как зовут Кадора, графа Корнуолла. И он вышел с мечом Артура в руке, на котором были изображены две золотые химеры. Изо рта у них, когда меч обнажали, вырывались языки пламени, и нелегко было смотреть на них из-за их пугающего обличья.

— «Мабиногион», «Видение Ронабви». Перевод В. Эрлихман

В XIX веке поэт Альфред Теннисон так описал Экскалибур в поэме «Уход Артура» («The Passing of Arthur»), включенной в «Королевские Идиллии»:

Там обнажил он меч Эскалибур,
А обнажившись над его главою,
Луна златая вышла из-за тучи
И, покатившись по небу, легонько
По рукояти чиркнула лучом.
И рукоять алмазами сверкнула,
Бесчисленными искрами топазов
И гиацинтов сказочной работы.

— «Королевские идиллии», «Уход Артура». Перевод В. Лунина

См. также

Напишите отзыв о статье "Экскалибур"

Примечания

  1. Часто встречается транскрипция Каледфолх.
  2. R. Bromwich and D. Simon Evans. «Culhwch and Olwen. An Edition and Study of the Oldest Arthurian Tale» (Cardiff: University of Wales Press, 1992), pp.64-5

Ссылки

  • [biblio.darial-online.ru/text/Grisvar/index_rus.shtml Жоэль Грисвар — Мотив меча, брошенного в озеро: смерть Артура и смерть Батрадза]

Отрывок, характеризующий Экскалибур

Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.