Полярная экспедиция А. В. Колчака

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Экспедиция Колчака»)
Перейти к: навигация, поиск
Полярная экспедиция лейтенанта Колчака, 1903 год

Лейтенант А. В. Колчак
Страна Российская империя
Дата начала 5 мая 1903 года
Дата окончания 7 декабря 1903 года
Руководитель лейтенант флота Российского А. В. Колчак
Состав

17 человек, в том числе

Маршрут

Достижения
  • Открыты и описаны новые географические объекты.
  • Внесены уточнения в очертания береговой линии и характеристику льдообразования.
Потери

без потерь

Поля́рная спаса́тельная экспеди́ция лейтена́нта Колчака́ (1903 год) была снаряжена Императорской Академией наук для выяснения судьбы групп Э. В. Толля и А. А. Бирули, участвовавших в Русской полярной экспедиции, и оказания им помощи. 7-месячная поисковая экспедиция со сложнейшим 90-дневным морским санно-шлюпочным походом была выполнена на пределе человеческих возможностей и без потерь. Все её участники были отмечены впоследствии наградами[1].

Помимо выполнения сугубо спасательных задач, экспедиция провела большую исследовательскую работу: были открыты и описаны неизвестные до того географические объекты, уточнены очертания линии берегов, внесены уточнения в характеристику льдообразования. Руководитель экспедиции А. В. Колчак по итогам экспедиции стал четвёртым полярным путешественником, награждённым Константиновской медалью, после Ф. Нансена, Н. Норденшёльда и Н. Д. Юргенса.

Разработал план предприятия и руководил им участвовавший в путешествии Толля лейтенант Императорского флота А. В. Колчак, будущий Верховный правитель России и Верховный главнокомандующий Русской армии, поэтому по политическим мотивам при советской власти история экспедиции радикально искажалась[2].





Предыстория

Прибывшие в Санкт-Петербург в конце ноября — начале декабря[К 1] 1902 года участники Русской полярной экспедиции отчитались перед Академией наук о проделанной работе, а также сообщили о предпринятом Толлем пешем походе на остров Беннетта. Учитывая, что от начальника экспедиции никаких вестей так и не поступило, участь барона и двух его групп очень беспокоила Академию наук, Императорское Русское географическое общество и самих вернувшихся участников экспедиции[3][4].

Обострившееся чувство ответственности и товарищеского долга толкало А. В. Колчака на быстрые и решительные действия. Лейтенант готов был взяться руководить экспедицией, которая должна была быть послана на помощь Толлю. Хотя у Колчака не могло быть уверенности, что она точно состоится, он всё же решил изложить на бумаге свой план спасения и подать бумагу председателю Комиссии по снаряжению Русской полярной экспедиции академику Ф. Б. Шмидту[5].

9 декабря 1902 года состоялось заседание Комиссии по снаряжению Русской полярной экспедиции, куда были приглашены Матисен, Колчак и Воллосович[6]. Все были озабочены выяснением судьбы групп Толля и Бирули и оказанием им помощи. Известный полярник академик Ф. Н. Чернышёв выступил с предложением вновь идти к острову Беннетта на «Заре», снабдив судно углем[7], однако против идеи отправки «Зари» для оказания помощи Толлю решительно выступил Матисен, аргументируя свою позицию «полной неуверенностью в возможности достижения намеченной цели»[8]; по его мнению, этот вариант мог самих спасателей поставить в не менее опасное положение, нежели то, в котором оказалась партия Толля, кроме того, Матисен отмечал, что к моменту предполагаемого прибытия шхуны к берегам острова Беннетта группа Толля может его покинуть — так в действительности и произошло[9]. Поднимался вопрос отправки в район Новосибирских островов ледокола «Ермак», однако это план был отвергнут из-за слишком большой осадки ледокола и большого количества людей, составляющих его команду, которых невозможно было бы прокормить в случае вынужденной зимовки ледокола в Арктике[9]. Предлагалось зафрахтовать «Лену», однако владелец парохода купчиха Громова даже за доставку угля на остров Котельный запросила денег больше, чем стоила сама «Заря»[7]. Колчак предложил другой план, согласно которому к Беннетту надо было отправиться на шлюпках, а дальше — на санях по льду. Обмороженный докладчик просил выделить на его предприятие минимальное финансирование и уверял учёный совет, что доберётся на шлюпке до Земли Беннетта[10]. Академик Ф. Н. Чернышёв — сам в прошлом морской офицер — склонился к плану Колчака, который решительно заявил — «Если прошёл Де-Лонг, пройдём и мы!»[11] — и вызвался экспедицию возглавлять[12][13]. Члены совета смотрели на Колчака, как на мальчишку-лейтенанта, подверженного той же особой форме «северомании», что и сам ринувшийся на лыжах в льды Арктики в своей последней эскападе барон Толль; однако энтузиазм докладчика подкреплялся такой силой воли и такой степени верой в успех своего похода, что седовласые учёные сдались и предоставили Колчаку полную свободу действий[10]. Исследователь В. В. Синюков отмечает, что командир «Зари» Матисен при обсуждении варианта с лодочным походом о своём желании возглавить экспедицию «многозначительно промолчал», вероятно из-за того, что его полярный коллега Колчак его опередил[14]. Шлюпочное предприятие Колчака обещало быть не менее рискованным, нежели сам пеший поход барона Толля[15]. Многие академики, умудрённые опытом работы на Севере, весьма скептически смотрели на реальные возможности планируемого предприятия, они говорили: «Это безумие — плавать на шлюпках в Ледовитом океане». Показателен и доклад в Академию наук по этому поводу полярника М. И. Бруснева, работавшего в это время со своей партией на Новосибирских островах: «Сначала рабочие мои отказывались верить, что г. Колчак приезжал на Новую Сибирь и уехал далее, так им казалась невероятной возможность путешествия на лодках по Ледовитому океану»[16]. Сам Колчак впоследствии писал по этому поводу[12]:

Предприятие это было такого же порядка, как и предприятие Толля, но другого выхода не было, по моему убеждению. Когда я предложил этот план, мои спутники отнеслись к нему чрезвычайно скептически и говорили, что это какое-то безумие, как и шаг барона Толля. Но когда я предложил самому взяться за выполнение этого предприятия, то Академия наук дала мне средства и согласилась предоставить мне возможность выполнить этот план так, как я нахожу нужным.

27 декабря 1902 года Колчак получил официальное приглашение секретаря Российской полярной экспедиции В. Л. Бианки приступить к организации шлюпочной экспедиции и принять командование ею[16]. Столь ответственное поручение привело к тому, что Колчаку пришлось отложить свою свадьбу с С. Ф. Омировой[13]. 16 января А. В. Колчак получил первую сумму на проведение спасательной экспедиции.

Кроме самой санно-шлюпочной экспедиции, была организована и вспомогательная партия под руководством другого участника Русской полярной экспедиции Толля — политического ссыльного М. И. Бруснева, безуспешно обследовавшего весной — осенью берега островов Котельного и Фаддеевского[17].

Подготовка экспедиции

Получив полный карт-бланш, Колчак в начале февраля поехал в Мезень, затем в посёлок Долгощелье на побережье Белого моря — место сбора охотников на тюленей. Лейтенант завербовал для своей экспедиции 6 ранее участвовавших в экспедиции на Шпицберген[17] поморов, четверо охотников-каюров из которых были с ним и в наиболее опасной стадии экспедиции: А. М. Дорофеев, И. Я. Иньков, А. М. Олупкин, М. М. Рогачев. Все мезенские охотники, за исключением Олупкина, были не женаты, а из всего списка Колчак выбрал самых молодых кандидатов для своего опасного предприятия[18]. В Архангельске Колчак получил известия о благополучном возвращении с Новой Сибири на материк партии Бирули, однако о судьбе Толля и он ничего сообщить не мог[13].

К предприятию Колчака к большой радости Александра Васильевича присоединились двое опытных участников предыдущей экспедиции, его былые сподвижники — боцман Н. А. Бегичев и рулевой старшина В. А. Железников. При этом боцман, считавший неверной идеей тащить поморские лодки с Мезени на Святой Нос, резко раскритиковал план Колчака, предложив использовать имеющийся на «Заре» вельбот[13].

Посредством телеграфа Колчак связался со своим якутским знакомым П. В. Олениным, хорошо знавшим Якутию и север Сибири. Они были знакомы ещё по возвращению из экспедиции Толля, Оленин стал отважным и деятельным помощником Колчака. Согласно их договорённости, Оленин выехал в Верхоянск, затем в Усть-Янск, купил для экспедиции собак, корм, снаряжение[15].

9 февраля 1903 года, после скорых, но напряжённых сборов, поисковая партия под руководством Колчака отправилась в Иркутск, где Александр Васильевич успел побывать в иркутском Русском географическом обществе и выступить с лекцией «О современном положении Русской полярной экспедиции», в завершение которой сказал, что барон Толль вскоре сам посетит этот зал и «сделает здесь более обстоятельное и более интересное сообщение». К 8 марта все участники предприятия собрались уже в Якутске, где к экспедиции присоединились Степан Расторгуев и механик Эдуард Огрин[19].

Одновременно с продвижением спасательной партии к Новосибирским островам был отправлен один из китобойных вельботов «Зари» вместе со снаряжением и продовольствием для спасателей[17].

14 марта Колчак написал письмо академику Ф. Б. Шмидту с детальной информацией о состоянии дел. В письме, в числе прочего, отмечался факт никем в Петербурге не предвиденной летовки Бруснева с партией промышленников на островах. Несмотря на свою огромную занятость, Колчак умудрялся выделить время и для проведения геодезических исследований, о чём также сообщалось в коротком письме из Иркутска на имя председателя комиссии по снаряжению РПЭ[19].

Колчак отправил людей 3 партиями и грузы из Якутска в Верхоянск, а сам выехал 31 марта через Верхоянск и прибыл в село Казачье 17 апреля[20]. Пройдя по реке Алдан и её притоку Нёре, путешественники достигли Верхоянска, перейдя в 40-градусный мороз через труднодоступный Верхоянский хребет[19] и пройдя вдоль устья реки Сартанг. Далее участники экспедиции перевалили через хребет Кулар и 10 апреля уже были в селении Казачье на Яне. Селение находилось на самой границе леса и тундры. Получив от Бегичева и Оленина сообщение о проблеме с доставкой вельбота с «Зари», Колчак срочно на 1 нарте сам отправился в бухту Тикси. Там он застал одного Матисена (которому после его отказа участвовать в экспедиции было поручено урегулировать вопрос с продажей шхуны «Заря»), а вельбот с «Зари» уже был в пути, его везли к Новосибирским островам на 161 ездовой собаке, закупленной в районе устьев Яны и Индигирки[17]. Колчак насладился ностальгией, переночевав в своей каюте на судне, на котором уже были видны следы запустения, побродил по судну и, попрощавшись навсегда с «Зарёй», отправился вслед за вельботом[21]. В самом начале мая экспедиция собралась в самом северном поселении материка — Аджергайдахе[21].

Ход экспедиции

Маршрут полярников пролегал через Абеляхскую губу к мысу Святой Нос[22].

5 мая 1903 года Колчак выступил с материка в Благовещенский пролив в направлении Новосибирских островов, имея своей конечной целью остров Беннетта. Общая численность экспедиции составляла 17 человек, в том числе семеро человек так называемой вельботной команды, считая самого начальника экспедиции[12]. Экспедицию сопровождали 10 нарт с продуктами, одеждой, боеприпасами, каждую из которых тащили 13 собак. Вельбот был погружен на 2 нарты, которые тащили 30 собак. На пути попадались огромные торосы, в которых приходилось прорубать дорогу. Снег и лёд становились рыхлыми, собаки тянули с трудом, несмотря на то, что вся экспедиция шла в лямках и впрягалась наравне с собаками. Шли только ночами, когда подмораживало, но всё равно более шести часов собаки тянуть отказывались[21], и проходить удавалось лишь несколько вёрст в сутки[22].

Как писал Колчак, непосредственно от Казачьего поход принял характер арктической экспедиции: лесная растительность быстро сменилась тундрой с её низкорослым покровом[23]. Еды для собак не хватало[22] и, дойдя до Малого Ляховского острова, Колчак отправил назад на материк 2 группы с 24 собаками и 4 каюрами — чтобы снизить число летующих на Новосибирских островах[24]. Экспедиция имела провизии на 4 месяца, но приходилось её расходовать, учитывая и прокорм собак. Поэтому немаловажное значение придавали охоте на оленей. Тем не менее, часть собак всё же пришлось убить из-за невозможности их прокормить[25].

23 мая добрались до южной оконечности острова Котельного и остановились в поварне «Михайлов стан»[26]. В ожидании вскрытия льдов установили не вельботы полозья и стали готовить их к плаванию; охотились для пополнения запасов. Колчак, не теряя зря времени, начал писать свою «Полярную записку» о подготовке и ходе Русской полярной экспедиции[27]. Также, несмотря на занятость, лейтенант написал академику Шмидту письмо, в котором говорил о необходимости профинансировать работу специалистов, обрабатывающих в Санкт-Петербурге материалы РПЭ; деньги были в итоге выделены академику М. А. Рыкачёву и гидрохимику А. А. Лебединцеву[24].

Во время похода Спасательной экспедиции к острову Беннетта возможности руководителя по проведению научных исследований были сильно ограничены. Колчак писал, что он вёл лишь обычные метеорологические наблюдения, делал астрономические определения для определения широты и долготы стана и определения поправки хронометра, собирал остатки посттретичных млекопитающих и наблюдал за льдами близ берегов. Помощник Колчака П. В. Оленин проводил ботанические и зоологические работы[28].

Первая попытка выйти в море была предпринята основной частью экспедиции из 7 человек с вельботом в Михайловом стане 10 июля, но, дойдя до мыса Медвежьего, спасатели увидели за ним плотно сомкнувший все полыньи и трещины и надвинувшийся на берег лёд[29][28].

18 июля подувший сильный северо-западный ветер отогнал от берега лёд, и Колчак распорядился грузить вельбот. Вельботная команда (Колчак с двумя матросами и четырьмя мезенскими поморами[30]) с полуторамесячным запасом еды двинулась к Беннетту, охотники же — Оленин с якутами и тунгусами — остались на островах[10]. Путь экспедиции лежал теперь от острова Котельный вдоль южных берегов Земли Бунге к острову Фаддеевскому, вдоль его восточных берегов к мысу Благовещения, от которого семеро полярников собирались перейти через Благовещенский пролив на Новую Сибирь к мысу Высокому — стартовой площадке многих полярников-исследователей Арктики[28]. В этом переходе сопровождал постоянный сплошной снег, превращавшийся в потоки воды и вымачивавший путников сильнее дождя[29]. Много раз приходилось Колчаку и его спутникам стаскивать вельбот с мелей, что было неизбежно связано с купанием в ледяной воде[31]. Искать проходы в ледяных полях очень помогал вельбот, достоинства которого по сравнению даже с таким манёвренным судном, как «Заря», оценили спутники Колчака[27].

26 июля на берегу Фаддеевского острова партия Колчака встретилась с партией матроса с «Зари» Толстова, летовавшего в этих местах в надежде встретить группу Толля. Следов группы Толля они не обнаружили нигде: ни на северных берегах Фаддеевского и Котельного островов, ни на Земле Бунге[32].

28 июля экспедиция достигла мыса Благовещенского, с которого был виден уже мыс Высокий на острове Новая Сибирь. Море, насколько можно было его видеть, и пролив покрывал битый лёд[29].

Колчак так описывал эту часть своего путешествия:

…Мы провели около 3 суток на этом 25-вёрстном пространстве в самой тяжёлой, серьёзной работе, осложняемой туманом и снегом, то выталкивая вельбот на стоячие льдины, чтобы избежать напора и не быть увлечёнными стремительно несущимися массами льда, то снова спуская его на воду. Эта работа оставила у нас впечатление наиболее трудной части нашего плавания на Беннетт[32].

Переход к мысу Высокому сопровождался серьёзными трудностями: мешали сильный течения в проливе, вельбот часто приходилось вытаскивать на льдины, чтобы избежать столкновения с быстро двигающихся льдов[29].

На мысе Высоком Колчак встретил свою вспомогательную партию — летовавшего здесь по заданию Матисена[1] Бруснева, который ещё в марте здесь обнаружил следы стоянки Толля и первую записку барона (от 11 июля 1902 года), где он сообщал об отправке на остров Беннетта. Последняя стоянка Толля была обнаружена Брусневым в марте 1903 г. В прикреплённой к деревянному столбу консервной банке с дощечкой с надписью «Для писем» была обнаружена последняя записка барона от 11 июля 1902 года с описанием местонахождения депо с оставленными коллекциями[33]. Отдохнув сутки у Бруснева, вельботная команда продолжила свой путь на остров Беннетта. Вернувшиеся после ухода вельботной команды охотники из группы Бруснева отказались верить, что здесь в их отсутствие был Колчак и отбыл дальше, — настолько невероятной казалась возможность путешествия по Ледовитому океану на шлюпке[32].

В этом арктическом походе важнейшим разделом науки о море для всегда стремившегося к исследовательской работе Колчака стала гляциология. Александр Васильевич обнаружил уникальное явление — существование пресного льда под слоем морской воды. Объяснение этому открытию он даст позже в своей знаменитой монографии «Лёд Карского и Сибирского морей». Однако все свои силы Колчак в этот раз тратит на руководство Спасательной экспедицией, в связи с серьёзностью возложенного на него поручения, наука отходит на второй план[34].

2 августа двинулись морем уже непосредственно к цели похода, острову Беннетта, от которого их отделяло 70 с лишним миль[1]. По открытому морю от мыса Высокого шли теперь то на вёслах, то под парусами. Снег шёл, не переставая, заваливая вельбот влажным мягким покровом, который, тая, вымачивал людей хуже дождя и заставлял мёрзнуть сильнее, чем в морозный зимний день[35]. Иногда отдыхали на мощных льдинах, иногда и на ненадёжных обломках, один из которых в последнюю ночь перед окончанием плавания треснул и чуть не лишил путешественников вельбота[36]. Боцман Бегичев бесстрашно бросился в ледяную воду и задержал единственное плавсредство полярников, без которого все семеро оказались бы на грани гибели[37]. Бравый оптимист Никифор Бегичев всё время находился рядом с начальником экспедиции, который, в свою очередь, работал наравне со всеми на пределе человеческих сил, никогда не терял самообладания, в критических ситуациях немедленно отдавал необходимые распоряжения и тут же сам включался в их выполнение[38].

4 августа, отыскав узкое песчаное побережье, вышли на берег острова Беннетта и начали поиски следов группы Толля. Колчаку и его спутникам повезло: при отсутствии льда к острову обычно очень сложно пристать из-за сильного волнения — спустя 10 лет ледокол «Таймыр» не сможет высадить людей на этот берег и сделает это только на северном берегу острова. Такой же расклад для колчаковской экспедиции означал бы смертельную опасность[39]. Небольшой мыс, на котором высадились семеро полярников, Колчак назвал Преображенским — в честь дня Преображения Господня, выпадавшего в 1903 году на 6 августа[40]. На берегу были обнаружены следы стоянки Толля[39]. Согласно имевшейся с Толлем договорённости, Колчак сперва двинулся к мысу Эммы. Здесь была найдена бутылка с записками Толля и планом острова[41], ожидавшие адресата уже более года[33].

Исходя из того, что Колчак прочитал в обнаруженных записках Толля, следовал логичный вывод о том, что партия барона готовилась провести на острове зимовку в случае, если не будет снята «Зарёй». Однако, вскоре, найдя по составленному Толлем плану острова поварню, Колчак обнаружит последнюю (от 26 октября 1902 года) записку руководителя РПЭ в виде отчёта на имя президента Императорской академии наук с кратким описанием острова, списком инструментов и коллекций и запиской об отправлении Толля с острова с провизией на 14 — 20 дней[42], из которой следовало, что Толль отправился с Губы Павла Кёппена на юг, в сторону материка. Вчитываясь снова и снова в записку Толля, Колчак пытался между строк найти причину, побудившую руководителя РПЭ двинуться с острова по движущемуся льду в глубокую полярную ночь[33]. На острове экспедицией Колчака не было обнаружено никаких следов строительства, хотя невозможно предполагать, что прекрасно знавшие суровый нрав Ледовитого океана Протодьяконов и Горохов не попытались бы даже построить как минимум избу из плавника на случай зимовки. По каким-то соображениям зимовка была полярниками Толля совершенно исключена[43].

Взяв с собой двоих человек (Бегичева и И. Я. Инькова), Колчак двинулся на другую сторону острова, через два ледника, туда, где была расположена поварня Толля. Переход через второй ледник — за 2—3 км от цели — едва не закончился трагически: перепрыгивая очередную трещину, Колчак не рассчитал прыжок и скрылся под водой. Несколько секунд его не был видно, потом показалась ветровка. Схватившись за неё, Бегичев вытащил командира на лёд и переодел в своё бельё. Потерявший сознание от температурного шока[36], Колчак очнулся только после того, как Бегичев вложил ему в рот раскуренную трубку. Бегичев предложил Колчаку вернуться в лагерь вместе с Иньковым, но Колчак не пошёл назад, так как не хотел оставлять Бегичева одного. Это купание в ледяной воде потом всю жизнь сказывалось на здоровье А. В. Колчака[39]. Поварня была найдена на восточном берегу острова. Обойдя отвесную скалу, Колчак вышел к устью небольшой реки, где и стояла небольшая избушка Толля. Колчак заглянул внутрь и отпрянул со словами «Они умерли». Бегичев заглянул в поварню и разглядел по углам заледеневший снег, который Колчак принял за тела участников группы Толля[44].

Остров Беннетта.
Рисунок 1881 года

В поварне была найдена последняя записка Толля, содержавшая краткий отчёт о проделанной на острове работе, и адресованная президенту Академии наук. Толль писал, что площадь острова Беннетта составляет около 200 квадратных вёрст, высота над уровнем моря 457 м. Было изучено геологическое строение острова, сообщалось, что в долинах острова встречаются «вымытые кости мамонта и других четвертичных животных». Согласно обследованию фауны острова, здесь встречались медведи, моржи, олени (стадо в 30 голов). С севера на юг пролетали гусиные стаи. Записка заканчивалась словами «Отправляемся сегодня на юг. Провизии имеем на 14—20 дней. Все здоровы. 26 октября 1902 г.»[44]. Также здесь Колчак обнаружил ящик с образцами, геологические инструменты[45].

Группа Толля обеспечила себе кров, соорудив из пла́вника поварню. Этот же самый наличествовавший в избытке плавник мог служить и в качестве топлива. Что касалось продуктов, то, по словам Колчака, «по какому-то недоразумению партией барона Толля не было использовано удобное время для охоты и не было сделано никаких запасов». Для удовлетворения текущих потребностей в пище велась охота на оленей. Были убиты три медведя, мяса которых хватило бы на несколько месяцев, однако оно было брошено на льду[44].

21 июля группа Толля прибыла на остров Беннетт. Учитывая запланированное на середину августа прибытие «Зари», у руководителя было два варианта дальнейших действий: или обследование острова, или обустройство на острове и заготовка продуктов на зиму. Этот вариант предполагал зимовку на острове, так как всё предприятие с экспедицией теряло всякий смысл, если бы, заготовив продукты, Толль сел затем на «Зарю» и покинул неисследованный остров[46].

Имевший склонность к принятию рискованных решений, Толль пошёл на риск и в этот раз, решив сосредоточить все силы на исследовательской работе и сделать ставку на приход «Зари»[46]. Бесконтрольно распоряжаясь властью, на этот раз Толль погубил себя и троих своих спутников[47].

Когда стало понятно, что «Заря» уже не придёт, стрелять птиц и заготавливать их мясо было поздно: в поварне экспедицией Колчака было обнаружено 30 патронов для дробовика. Медведя свободно подстрелить тоже можно далеко не всегда. Олени ушли с острова Беннетта на юг осенью, вслед за ними пришлось уходить и не имевшим даже смены одежды на случай промокания людям. У группы Толля заканчивалось горючее для приготовления пищи, а главное — для получения пресной воды. Зимовка сулила полярникам Толля лишь голодную смерть, а поход на юг оставлял единственный, пусть и мизерный, шанс на спасение[43]. 26 октября 1902 года партия Толля двинулась с острова на юг[44].

По мнению исследователя Ю. В. Чайковского, анализ найденных на острове Беннетта А. В. Колчаком документов позволяет предположить, что в группе Толля, проводившего жёсткую линию на поиск Земли Санникова во что бы то ни стало, произошёл конфликт, который не мог способствовать благополучному завершению этого рискованного предприятия[48]. За 98 дней нахождения на острове Беннетта Толль составил найденную позднее Колчаком карту острова и разработал несколько маршрутов. Барону всё же пришлось отказаться от поисков Земли Санникова, при этом намеченная ранее зимовка на острове была по непонятным причинам отвергнута, и четвёрка полярников отправилась отправилась на юг в очень трудное время, когда световой день не превышал 2—3 часов, а остальное время приходилось двигаться в условиях полярной ночи[49].

Колчак провёл на острове трое суток, побывав во всех трёх его концах. Северо-восточной оконечности острова Колчак дал название мыса Эммелины Толль, юго-восточной — полуострова Чернышёва, а мыс Софии на последнем получил от него название в честь собственной невесты Софьи Фёдоровны[37]. Самая высокая гора получила название горы Де-Лонга. Другая вершина стала называться горой Толля. Двум ледникам на вершинах этих гор было присвоено имя Зееберга. Не забывая про научные исследования, Колчак хотел измерить высоту ледников, однако анероид испортился во время купания в воде[50].

Экспедиция Колчака обследовала все острова Новосибирской группы, однако следов группы Толля нигде так и не обнаружили. По-видимому, она погибла во время перехода с Беннетта на Новую Сибирь[50] — подобный переход на шлюпке и байдарке в условиях полярной ночи, ноябрьских снежных штормов и кашеобразного состояния льда практически невозможен[1]. Оставленные для неё на южном направлении запасы продовольствия остались нетронутыми[4]. Из вещей Толля на острове были обнаружены собранные коллекции, геодезические инструменты и дневник[51]. Близилась осень, вельботной группе надлежало торопиться, чтобы не разделить участь группы Толля. Выяснив относительно судьбы Толля всё, что только представлялось возможным узнать, Колчак решил двинуться в обратный путь при первом попутном ветре[50] — необходимо было точно установить, добрался ли Толль до Новосибирских островов[52]. Дальнейшее пребывание на острове к тому же не оправдывало риска позднего возвращения на остров Котельный[53].

7 августа вельбот двинулся от берегов острова Беннетта[50]. Колчак взял с собой документы и небольшую часть геологических коллекций, брошенных бароном Толлем при его уходе с острова[48]. Перед отплытием близ места стоянки спасательной экспедиции был сложен керн с доской, на которой были отмечены даты посещения острова Колчаком и Толлем[53]. Обратный переход к Новой Сибири также занял у Колчака около 2 суток, однако на этот раз дело осложнялось присутствием в море большого количества льда. Не рискуя в тумане и по льду входить в Благовещенский пролив, экспедиция двинулась к мысу Вознесения, которого достигла ночью 9 августа[54].

11 августа полярники достигли стана Бялыницкого-Бирули на Новой Сибири, откуда, после 3-дневного отдыха, ушли через Благовещенский пролив к острову Фаддеевскому. Там встретились с боцманматом Толстовым[53]. Два дня шли по Благовещенскому проливу[55] и 16 августа достигли острова Фаддевского[54].

27 августа Колчак c трудом, в условиях сильного снегопада и мороза[54], достиг и высадился на Михайловом стане Котельного острова. Здесь его встречал Оленин, выполнивший возложенное на него поручение, и сохранивший собак для престоящего перехода на материк[56]. Сентябрь и октябрь ждали становления льдов и промышляли охотой[55]. Колчак предпринял в середине сентября санную поездку на Малакатын-Тас и переместил на самую высокую точку массива термометр, установленный ранее экспедицией Воллосовича на одном из его отрогов. В это же время Оленин ездил осматривать устья рек Глубокой и Балыктаха, чтобы выяснить их взаимное расположение[57].

Экспедиция Колчака обследовала все берега Котельного, Земли Бунге, Фаддевского острова и Новой Сибири. М. И. Бруснев обошёл весь берег Новой Сибири, повторив поход 80-летней давности лейтенанта Анжу[48].

16 ноября тронулись в путь двумя партиями по ещё неокрепшему льду[58]. Когда 1 декабря пришли в Казачье, выяснилось, что с осени экспедицию ожидает какая-то дама, выславшая для путешественников провизию и вино[55]. 7 декабря в Казачьем произошла встреча Колчака с его невестой Софьей Фёдоровной Омировой. Морозы в это время здесь доходили до −55 °C. Софья Фёдоровна рассказала, что в столице мало надеялись на благоприятный исход экспедиции и даже хотели её вернуть, однако связь с путешественниками к этому времени была уже утеряна[55]. Завершив в Казачьем дела по сдаче имущества экспедиции, в начале января 1904 года Колчак со спутниками добрался до Верхоянска[59].

26 января, добравшись до Якутска, Колчак дал телеграмму президенту Академии наук, в которой сообщал, что партия Толля покинула остров Беннетта осенью 1902 года и исчезла без вести. Эта телеграмма Колчака была опубликована многими газетами[51][59]:

Вверенная мне экспедиция с вельботом и всеми грузами пришла на остров Котельный к Михайлову стану 23 мая… Найдя документы барона Толля, я вернулся на Михайлов стан 27 августа. Из документов видно, что барон Толль находился на этом острове с 21 июля по 26 октября прошлого года, когда ушёл со своей партией обратно на юг… по берегам острова не нашли никаких следов, указывающих на возвращение кого-либо из людей партии барона Толля. К 7 декабря моя экспедиция, а также и инженера Бруснева, прибыли в Казачье. Все здоровы. Лейтенант Колчак.

17 февраля Колчаком в Санкт-Петербург из Иркутска были отправлены четыре мезенских помора: Алексей Дорофеев, Илья Иньков, Алексей Олупкин и Михаил Рогачев под командой Василия Железникова. В письме учёному секретарю Комиссии по снаряжению Русской полярной экспедиции В. Л. Бианки он руководитель Спасательной экспедиции дал всем им самую высокую оценку, и сообщал, что сам на несколько дней задерживается в Иркутске для подготовки отчёта — отправив при этом в столицу телеграммы с требованием отпустить его на фронт в Порт-Артур, Колчак осознавал, что на него как на начальника в связи с окончанием Спасательной экспедиции ложится целый ряд обязанностей, которые необходимо выполнить прямо перед отправкой на войну. Важнейшие документы и финансовую отчётность Александр Васильевич решил отправить с отцом, прибывшим в Иркутск вместе с невестой сына. Последнее распоряжение Колчака по делам экспедиции было адресовано П. В. Оленину, которого руководитель просил принять на себя окончание дел экспедиции в виде укладки и отправки коллекций, решении некоторых текущих вопросов[60]. Колчак проявил большую душевную теплоту и внимание к своим бывшим подчинённым, чему свидетельством стали письма на имя Бианки[61].

Итоги

Экспедиция Колчака достигла цели и вернулась без потерь в своём составе, совершив 7-месячный поход с арктическим 90-дневным санно-шлюпочным переходом: село Аджергайдах — Котельный — Фаддеевский — Новая Сибирь — Беннетта. Её начальник мог гордиться успехом грандиозного и увенчанного всеобщим признанием мероприятия. Кроме поиска группы Толля, экспедиция Колчака решала и побочные, но тем не менее так же важные исследовательские задачи. Колчак открыл и описал неизвестные до того географические объекты, уточнил очертания линии берегов, внёс уточнения в характеристику льдообразования[51][49].

П. П. Семёнов-Тян-Шанский оценивал экспедицию Колчака как «важный географический подвиг». Полярный подвиг молодого офицера восхищал многих, и был оценён по достоинству: по итогам экспедиции 1903 года Александр Васильевич был избран действительным членом Императорского Русского географического общества[К 2], а 6 декабря 1903 года он был награждён орденом Святого Владимира 4 степени[62]. В 1906 году Русское географическое общество присудило Колчаку свою высшую награду — Большую Константиновскую золотую медаль — «за участие в экспедиции барона Э. В. Толля и за путешествие на остров Беннетта»[59]:

Совет Императорского Русского Географического Общества в заседании 30 января с. г. присудил действительному члену Общества лейтенанту Александру Васильевичу Колчаку за участие в экспедиции барона Э. В. Толля и за путешествие на остров Беннета, составляющее важный географический подвиг, совершение которого было сопряжено с большими трудностями и опасностью для жизни, свою высшую награду — Константиновскую медаль[63].

Награждены были и другие участники Спасательной экспедиции — благодаря возымевшему действие ходатайству Колчака[58], как никто другой понимавшего, за какое опасное дело взялись его помощники, и потому стремившегося добиться для них максимального поощрения. Никифор Бегичев, Василий Железников и ещё 6 человек матросов, причисленных к флотским экипажам в Кронштадте, были награждены золотыми медалями «За усердие». 4 мезенских помора А. А. Дорофеев, М. М. Рогачев, А. М. Олупкин и И. Я. Иньков были также награждены золотыми медалями «За усердие» позднее — 8 (21) июля 1909 года — во многом благодаря усилиям нового председателя Комиссии для снаряжения Русской полярной экспедиции академика А. П. Карпинского[64]. Более долгую память оставил о своих полярных заслугах М. И. Бруснев — его именем был назван остров за рейдом Лены, а в 1968 году на нём в честь этого одинокого полярного скитальца был установлен бетонный обелиск[65].

А. В. Колчак стал четвёртым из полярных путешественников, награждённых этой почётной наградой[К 3], и вторым из русских. До него этой медали удостаивались лишь трое знаменитых полярных исследователей: иностранцы: Ф. Нансен, Н. Норденшёльд и русский офицер Н. Д. Юргенс[66]. Арктические походы принесли ему славу и авторитет в области гидрографии, неофициально Александра Васильевича стали называть Колчак-Полярный[К 4][58].

Память

Побывавшие в 1956 году на острове Беннетта полярники соорудили из обломком скал памятную доску с запретным в те годы именем руководителя Спасательной экспедиции 1903 года А. В. Колчака[56].

В 1968 году на берегу бухты Тикси в честь М. И. Бруснева был установлен бетонный памятный обелиск[1].

Спасательная экспедиция А. В. Колчака в историографии

При советской власти искажалась как история самой Русской полярной экспедиции с замалчиванием ролей Толля и Колчака[67][68][69], так и история спасательной экспедиции 1903 года, где главную роль играл уже сам Колчак.

В газетах СССР сообщалось о том, что ценные коллекции Толля были обнаружены неким «советчиком». В воспоминаниях контр-адмирала В. К. Пилкина «Два адмирала» это описывается следующим образом[2]:

Колчак на вельботе в полярную ночь прошёл с материка 600 миль на Беннетовы острова, где, не найдя пропавшего без вести барона Толя, разыскал оставленные Толем ценные коллекции. В советских газетах называется какой-то «советчик», якобы нашедший эти коллекции, но это или недоразумение, или обман. Коллекции были найдены Колчаком…

— В.К. Пилкин Два адмирала

Напишите отзыв о статье "Полярная экспедиция А. В. Колчака"

Комментарии

  1. ↑ Даты в статье даны по старому стилю.
  2. ↑ В изданном в 1913 году справочнике «Состав Императорского Русского географического общества» А. В. Колчак указан действительным членом с 1 февраля 1906 года.
  3. ↑ Большой Константиновской золотой медалью за полярные исследования были награждены: Н. А. Э. Норденшельд в 1879 г. — за плавание через Северный Ледовитый океан до Берингова пролива, капитан Н. Д. Юргенс в 1885 г. — за работу в качестве начальника Русской полярной станции в устье р. Лены в 1882—1884 гг., Ф. Нансен в 1897 г. — за плавание на «Фраме» к Северному полюсу в 1893—1896 гг. Позднее, в 1914 г., эту награду получил капитан 2-го ранга Б. А. Вилькицкий — за открытие Северной Земли 3 сентября 1913 г. в экспедиции СЛО во время плавания на ледоколах «Таймыр» и «Вайгач».
  4. ↑ Подобные добавления к фамилии подчёркивали выдающуюся деятельность её владельца на данном поприще. Примерно в это же время появилась и другая двойная фамилия — Семёнов-Тян-Шанский.

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 5 Богданов, 1993, с. 22.
  2. ↑ 1 2 [64vlad.livejournal.com/101246.html В. Г. Хандорин К памятной годовщине 7 февраля]
  3. ↑ Плотников, 1998, с. 21.
  4. ↑ 1 2 Хандорин, В. Г. [kolchak.sitecity.ru/stext_1811040303.phtml Адмирал Колчак: правда и мифы. Гл. «Под полярным небом»].
  5. ↑ Синюков, 2009, с. 160.
  6. ↑ Зырянов, 2012, с. 83.
  7. ↑ 1 2 Краснов, 2000, с. 74.
  8. ↑ Кручинин, 2010, с. 25.
  9. ↑ 1 2 Кузнецов, 2014, с. 27.
  10. ↑ 1 2 3 Черкашин, 2005, с. 100.
  11. ↑ Краснов, 2000, с. 75.
  12. ↑ 1 2 3 Кручинин, 2010, с. 26.
  13. ↑ 1 2 3 4 Зырянов, 2012, с. 86.
  14. ↑ Синюков, 2009, с. 171.
  15. ↑ 1 2 Плотников, 1998, с. 22.
  16. ↑ 1 2 Краснов, 2000, с. 76.
  17. ↑ 1 2 3 4 Кузнецов, 2014, с. 28.
  18. ↑ Синюков, 2009, с. 175.
  19. ↑ 1 2 3 Синюков, 2009, с. 177—178.
  20. ↑ Синюков, 2009, с. 181.
  21. ↑ 1 2 3 Зырянов, 2012, с. 88.
  22. ↑ 1 2 3 Краснов, 2000, с. 77.
  23. ↑ Синюков, 2009, с. 182.
  24. ↑ 1 2 Синюков, 2009, с. 184.
  25. ↑ Краснов, 2009, с. 78.
  26. ↑ Кузнецов, 2014, с. 28.
  27. ↑ 1 2 Зырянов, 2012, с. 89.
  28. ↑ 1 2 3 Синюков, 2009, с. 186—187.
  29. ↑ 1 2 3 4 Кузнецов, 2014, с. 29.
  30. ↑ Краснов, 2009, с. 82.
  31. ↑ Богданов, 1993, с. 21.
  32. ↑ 1 2 3 Зырянов, 2012, с. 91.
  33. ↑ 1 2 3 Синюков, 2009, с. 191.
  34. ↑ Синюков, 2009, с. 188.
  35. ↑ Краснов, 2009, с. 83.
  36. ↑ 1 2 Плотников, 1998, с. 24.
  37. ↑ 1 2 Синюков, 2009, с. 195.
  38. ↑ Краснов, 2009, с. 85.
  39. ↑ 1 2 3 Краснов, 2009, с. 86.
  40. ↑ Черкашин, 2005, с. 102.
  41. ↑ Зырянов, 2012, с. 92.
  42. ↑ Кузнецов, 2014, с. 30.
  43. ↑ 1 2 Синюков, 2009, с. 193.
  44. ↑ 1 2 3 4 Зырянов, 2012, с. 93.
  45. ↑ Краснов, 2000, с. 87.
  46. ↑ 1 2 Зырянов, 2012, с. 94.
  47. ↑ Чайковский, Ю. В. [www.ihst.ru/projects/sohist/papers/ch02vr.htm Возвращение лейтенанта Колчака. К 100-летию Русской полярной экспедиции (1900—1903)] // Вестник РАН. — 2002. — № 2. — С. 152—161.
  48. ↑ 1 2 3 Синюков, 2009, с. 199.
  49. ↑ 1 2 Синюков, 2009, с. 200.
  50. ↑ 1 2 3 4 Зырянов, 2012, с. 95.
  51. ↑ 1 2 3 Плотников, 1998, с. 26.
  52. ↑ Черкашин, 2005, с. 103.
  53. ↑ 1 2 3 Синюков, 2009, с. 197.
  54. ↑ 1 2 3 Кузнецов, 2014, с. 31.
  55. ↑ 1 2 3 4 Зырянов, 2012, с. 96.
  56. ↑ 1 2 Краснов, 2000, с. 88.
  57. ↑ Синюков, 2009, с. 198.
  58. ↑ 1 2 3 Кузнецов, 2014, с. 32.
  59. ↑ 1 2 3 Зырянов, 2012, с. 97.
  60. ↑ Синюков, 2009, с. 212.
  61. ↑ Синюков, 2009, с. 202.
  62. ↑ Краснов, 2000, с. 89.
  63. ↑ [pics.livejournal.com/irkol/pic/0000ey5y Документ о присуждении Колчаку Большой Константиновской медали].
  64. ↑ Синюков, 2009, с. 208, 223, 225.
  65. ↑ Белов М. И. [www.polarpost.ru/Library/Belov-Po_sledam/text-po_sledam_expediciy-10.html По следам полярных экспедиций].
  66. ↑ Хандорин В. Г. [kolchak.sitecity.ru/stext_1811040832.phtml Адмирал Колчак: правда и мифы. Глава «Борьба за возрождение флота»].
  67. ↑ Привалихин, В. [www.redstar.ru/index.php/daty/item/533-arktika-barona-tollya Арктика барона Толля]
  68. ↑ Зырянов, 2012, с. 174.
  69. ↑ Кручинин, 2010, с. 23.

Источники

  • Зырянов П. Н. Адмирал Колчак, верховный правитель России. — 4-е изд. — М.: Молодая гвардия, 2012. — 637 с. — (Жизнь замечательных людей: вып. 1356). — ISBN 978-5-235-03375-7.
  • Краснов В. Г. Колчак. И жизнь, и смерть за Россию: В 2 кн.. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. — 431 с. — (Досье). — ISBN 5-224-00829-8.
  • Кручинин А. С. Адмирал Колчак: жизнь, подвиг, память. — М.: АСТ; Астрель; Полиграфиздат, 2010. — 538 с. — ISBN 978-5-17-063753-9.
  • Кузнецов Н. А. В поисках Земли Санникова. Полярные экспедиции Толля и Колчака. — М.: Paulsen, 2014. — 40 с. — ISBN 978-5-98797-081-2.
  • Магидович И. П., Магидович В. И. Очерки истории географических открытий. — 3-е изд. — М.: Просвещение, 1985. — Т. 4. — 335 с.
  • Плотников И. Ф. [www.xxl3.ru/belie/plotnikov/02.html Александр Васильевич Колчак. Жизнь и деятельность]. — Ростов н/Д.: Феникс, 1998. — 320 с. — ISBN 5-222-00228-4.
  • Синюков В. В. Александр Васильевич Колчак как исследователь Арктики. — М.: Наука, 2000.
  • Синюков В. В. Александр Васильевич Колчак : Учёный и патриот : в 2 ч. / В. В. Синюков; отв. ред. А. П. Лисицын ; Ин-т истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова РАН. — М.: Наука, 2009. — ISBN 978-5-02-035740-2 (ч. 1) ; 978-5-02-035761-7 (ч. 2).
  • Толль Э. В. Плавание на яхте «Заря» / Пер. с нем. — М.: Географгиз, 1959. — 340 с.
  • Хандорин В. Г. [kolchak.sitecity.ru/stext_1811040303.phtml Под полярным небом] // Адмирал Колчак: правда и мифы. — Томск: Изд-во ТГУ, 2007. — 288 с. — ISBN 978-5-7511-1842-6.
  • Чайковский Ю. В. [www.ihst.ru/projects/sohist/papers/ch02vr.htm Возвращение лейтенанта Колчака. К 100-летию Русской полярной экспедиции (1900–1903)] // Вестник РАН. — 2002. — № 2. — С. 152–161.
  • Черкашин Н. А. Адмирал Колчак: диктатор поневоле. — М.: Вече, 2005. — 376 с. — (Досье без ретуши). — ISBN 5-9533-0518-4.
  • Богданов К. А. Адмирал Колчак: Биографическая повесть-хроника. — СПб.: Судостроение, 1993. — 304 с. — ISBN 5-7355-0481-9.


 Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе.
Список неработающих ссылок: Краснов, 2009
Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.

Отрывок, характеризующий Полярная экспедиция А. В. Колчака

Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
Голая Элен сидела подле нее и одинаково всем улыбалась; и точно так же улыбнулась Наташа Борису.
Ложа Элен наполнилась и окружилась со стороны партера самыми знатными и умными мужчинами, которые, казалось, наперерыв желали показать всем, что они знакомы с ней.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Полярная_экспедиция_А._В._Колчака&oldid=81604594»