Экстази (фильм, 1999)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Экстази
Go
Жанр

триллер, боевик

Режиссёр

Даг Лайман

Продюсер

Мэтт Фриман, Мики Лиделл, Пол Розенберг

Автор
сценария

Джон Огаст

В главных
ролях

Сара Полли, Десмонд Аскью, Кэти Холмс, Скотт Вулф, Джей Мор

Оператор

Даг Лайман

Композитор

Брайан Трансо, Моби

Длительность

98 мин.

Бюджет

20 000 000 USD

Страна

США

Год

1999

IMDb

ID 0139239

К:Фильмы 1999 года

«Экстази» (англ. Go) — криминальный триллер с элементами черной комедии американского кинорежиссёра Дага Лаймана, вышедший на экраны в 1999 году.





Слоган

В русском издании - «Самый сумасшедший день в году», в оригинале - "A four-on-the-floor joyride!"[1]

Сюжет

Фильм состоит из трех частей, каждая из которых посвящена определенным персонажам, чьи истории перекликаются друг с другом, образуя замысловатую историю, показанную с разных точек зрения.[2]

Ронна

Ронна (Сара Полли) работает в супермаркете. Утром после смены коллега Саймон (Десмонд Аскью) предлагает ей подменить его, т.к. он с друзьями собирается провести Рождество в Лас-Вегасе. Ронна сначала не хочет соглашаться, но предложенные Саймоном деньги могут помочь в решении её жилищной проблемы, и в итоге Ронна поддается уговорам. После этого она знакомится с Адамом (Скотт Вулф) и Заком (Джей Мор), которые ищут Саймона, чтобы купить таблетки экстази. Узнав, что Саймон уехал, они предлагают сделку Ронне. Ронна, которой по-прежнему требуются деньги, соглашается. За наркотиками она отправляется к постоянному постащику Саймона – Тодду Гейнсу (Тимоти Олифант). В процессе переговоров с наркодилером выясняется, что у Ронны не хватает денег на партию экстази, и тогда она берет таблетки в долг, оставив в качестве заложника у Тодда свою подругу – Клэр (Кэти Холмс). Явившись на встречу с Адамом и Заком, Ронна находит их в компании Берка (Уильям Фихтнер). В ходе беседы Ронна понимает, что Адам и Зак – подсадные утки, а их приятель – полицейский, который проводит контрольную закупку. Попросившись в туалет, Ронна спускает наркотики в унитаз. Теперь надо возвращаться к Тодду. Ронна придумывает подменить таблетки экстази внешне похожими на них таблетками витаминов. Забрав Клэр, они втроем с Мэнни (Нэйтан Бэкстон), который до этого тайком съел две таблетки и находится под действием наркотика, едут на рождественскую вечеринку, где Ронна решает продавать витамины под видом экстази. Дела идут замечательно, но в это время на вечеринке появляется Тодд, который раскусил обман Ронны и хочет свести с ней счеты. Ронна убегает от Тодда на автостоянку, где её сбивает автомобиль. Истекающую кровью Ронну Тодд оставляет в придорожной канаве.

Саймон.

Саймон просыпается в багажнике автомобиля. Оказывается, такую шутку с ним сыграли приятели, вместе с которыми он едет в Лас-Вегас. Парни непринужденно болтают и фантазируют на тему того, как они оторвутся в Вегасе. По приезде в столицу игорного бизнеса, они идут в ресторан, где едят креветки. В итоге половина компании слегает с пищевым отравлением. В строю остаются только Саймон и его чернокожий приятель Маркус (Тэй Диггз), с которым они идут в казино. В казино Саймон сразу проигрывает все свои деньги и просит взаймы у Маркуса, но тот отказывает ему. Саймон идет прогуляться и знакомится с двумя случайными девушками, которые зовут его к себе в номер, где они курят марихуану и занимаются сексом. Во время этого занятия в номере случается пожар, и Саймон вынужден удирать от своих новых приятельниц. После этого они с Маркусом, которого из-за его расовой принадлежности все время принимают за прислугу, угоняют машину и едут в стриптиз-клуб, где Саймон вопреки увещеваниям Маркуса заказывает приват-комнату. Там он начинает приставать к танцовщицам, что приводит к конфликту с охранником. Саймон стреляет в охранника (Джимми Шуберт) из найденного в угнанном автомобиле пистолета, они с Маркусом удирают из стриптиз-клуба. Охранник вместе со своим отцом – хозяином клуба и старым гангстером (Дж. Э. Фримен), начинают преследование приятелей. Разворачивается безумная погоня по ночным улицам Лас-Вегаса, в процессе которой Саймону с товарищами удается скрыться.

Адам и Зак.

Адам и Зак – начинающие актеры, у которых проблемы с законом, из-за чего их использует в своем расследовании не чурающийся грязных методов работы полицейский Берк. Их задача – войти в контакт с Саймоном и произвести контрольную закупку крупной партии экстази. Однако Саймон уехал в Лас-Вегас, и их выбор падает на Ронну. Ронна соглашается достать наркотики. Вечером они встречаются в доме Адама и Зака, где также находится Берк. Перед этим Зак говорит с Берком о моральной стороне их дела, т.к. Ронна не является наркодилером и вовлечена в преступную схему, по сути, случайно. Однако Берк не собирается отказываться от своих планов. На встрече Ронна догадывается о том, что перед ней разыгрывается спектакль с целью взять её с поличным, и просится в туалет, в это время Зак незаметно предупреждает её об опасности. Ронна спускает наркотики в унитаз и уходит из дома. Берк догадывается, что Зак предупредил её. После фиаско с Ронной Берк зовет Адама и Зака к себе домой на рождественский ужин. Там Берки ведут себя довольно странно, в частности сам Берк домогается Зака, а его жена - Адама. За ужином они рассказывают Адаму и Заку про многоуровневую организацию сетевого маркетинга, в которой состоят и в которую хотели бы завербовать и их. Покинув дом Берка, Адам и Зак оказываются в магазине, где выясняется, что они – влюбленные друг в друга геи. Также они выясняют, что изменяли друг другу с гримером по имени Джимми, на поиски которого тут же отправляются. Джимми они находят на рождественской вечеринке, где устраивают над ним символическую расправу, отрезав локон волос. Уезжая с вечеринки на спорткаре, друзья случайно сбивают Ронну на автостоянке, свидетелем чему становится наркоторговец Тодд. Таким образом, три сюжетные линии связываются в единую фабулу.

Концовка

После вечеринки Клэр случайно встречает в кафе Тодда и садится за его столик, где рассказывает о том, что прониклась к нему симпатией. Кроме того она рассказывает, что любит рождество за сюрпризы: когда ты открываешь коробку с рождественским подарком, ты думаешь, что там находится одно, а на деле оказывается другое. Эта идея перекликается с замыслом самого фильма, когда действия героев ведут к совершенно неожиданным последствиям.

В финале все герои встречаются, чтобы поставить точку в этой непредсказуемой истории.

В ролях

Интересные факты

Английское название фильма — "Go" — одно из сленговых наименований метамфетамина[3], тогда как действие фильма разворачивается вокруг другого "клубного" наркотика - экстази. Поэтому русское название можно считать более звучной (и уместной с точки зрения сюжета) адаптацией.

Полицейский Берк возит Зака и Адама на машине с номером 2GAT123, который является вымышленным и встречается во многих голливудских фильмах[4].

Напишите отзыв о статье "Экстази (фильм, 1999)"

Ссылки

[www.imdb.com/title/tt0139239/?ref_=fn_al_tt_1 "Экстази"] на сайте Internet Movie Database


Примечания

  1. [www.imdb.com/title/tt0139239/?ref_=fn_al_tt_14 Экстази (Go, 1999)]
  2. [www.afisha.ru/movie/165844/review/504683/ Рецензия журнала "Афиша"]
  3. [casapalmera.com/nicknames-street-names-and-slang-for-methamphetamine/ Nicknames, Street Names and Slang for Methamphetamine]
  4. [xn----8sbnaaptsc2amijz6hg.com/35-ljubopytnyh-faktov-o-kino/ 35 любопытных фактов о кино]

Отрывок, характеризующий Экстази (фильм, 1999)

– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.