Эк-Чуах
| Эк-Чуах | |
|---|---|
 Эк-Чуах Бог торговли и какао | |
| Мифология: | Цивилизация майя |
| Пол: | мужской |
| Упоминания: | три изображения Эк-чуаха имеются в Дрезденском кодексе |
| Характерные черты: | Длинный нос, красный рот. |
Эк-Чуах (другие имена: Эк Чуах[1], Бог М[2]) — бог-покровитель торговли у древних майя.
Значение
Эк-Чуах был богом-покровителем торговли и какао. Бобы какао были у майя своеобразной денежной единицей, поэтому какао и обожествлялось. Культ Эк-Чуаха почитался торговцами и богатыми плантаторами какао[1], поскольку Эк-Чуах был покровителем их профессии[3]. Также, возможно, он был связан с культом пчел, в пользу чего говорит то, что Эк-Чуах был изображен в одном из кодексов в разделе, посвященном пчёлам[2].
Внешний вид
Эк-Чуах изображался с длинным носом, красным ртом и покрытым чёрной краской[1] (на некоторых изображениях он был полностью чёрным, на других черно-белым в полоску, а на некоторых рисунках он белый, без чёрной краски[2]). Поскольку он был покровителем торговли, он изображался с посохом, который он держал в руке и поклажей на спине[1] (на некоторых рисунках поклажа на голове). Также одной из его характерных черт были две изогнутые линии, расположенные в правой части глаза. В Дрезденском кодексе есть три рисунка с изображением Эк-Чуаха. Как, правило, Эк-Чуах изображался как старик без зубов или с одним зубом[2].
На одном из изображений Эк-Чуах показан пронзающим копьем бога смерти, что символизировало собой то, что этот бог защитит торговцев от врагов. На другом изображении он показан ударяющим по небу топором, чтобы вызвать дождь. На многих изображениях Эк-Чуах имеет хвост скорпиона[2].
Напишите отзыв о статье "Эк-Чуах"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Альберто Рус, 1986, Глава: Божества элиты.
- ↑ 1 2 3 4 5 Schellhas, Paul [www.gutenberg.org/files/18013/18013-h/18013-h.htm Представление божеств из рукописей майя] (англ.). — Американский музей археологии и этнологии Гарвардского университета, 1904. — P. 36-37.
- ↑ Альберто Рус, 1986, Глава: Божества-покровители профессий.
Литература
Русскоязычная
- Рус Луилье, Альберто. [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000102/index.shtml Народ майя]. — Москва: Мысль, 1986. — 256 с.
Англоязычная
- Schellhas, Paul [www.gutenberg.org/files/18013/18013-h/18013-h.htm Представление божеств из рукописей майя] (англ.). — Американский музей археологии и этнологии Гарвардского университета, 1904. — P. 36-37.
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Эк-Чуах
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
