Эламское линейное письмо

Эламское линейное письмо
Тип письма:	предположительно слоговое + идеограммы
Языки:	предположительно эламский язык
Место возникновения:	Элам
Территория:	Элам (совр. юго-запад Ирана)
Период:	ок. 22-20 в. до н.э.
Статус:	исчезло
Знаков:	неизвестно
Происхождение:	Протоэламское письмо
Развилось в:	нет
Родственные:	нет

Эламское линейное письмо — письменность эпохи бронзового века, распространённая в древнем Эламе. До наших дней дошло только несколько монументальных надписей и надписей на глине (всего 22 документа). Использовалась параллельно с эламской разновидностью аккадской клинописи и, по всей видимости, для текстов на эламском языке.

Существовала краткое время в последнюю четверть 3-го тысячелетия до н. э. Исходя из количества знаков, предполагается, что эламская письменность была слоговой и происходила от протоэламской письменности. До настоящего времени не дешифрована. Из тех, кто занимался дешифровкой данного письма, более других известны Вальтер Хинц и Пьеро Мериджи.

Наиболее важные тексты, частично двуязычные, представлены на монументальных памятниках.

Литература

• B. Andre‚ and M. Salvini, "Réflexions sur Puzur-Inšušinak, " Iranica Antiqua 24, 1989, pp. 53-72.
• F. Bork, "Zur protoelamischen Schrift, " OLZ 8, 1905, pp. 323-30.
• F. Bork, Die Strichinschriften von Susa, Königsberg, 1924.
• C. Frank, Zur Entzifferung der altelamischen Inschriften, Berlin, 1912.
• W. Hinz, "Zur Entzifferung der elamischen Strichinschrift, " Iranica Antiqua 2, 1962, pp. 1-21.
• P. Meriggi, La scrittura proto-elamica, pt. 1, Rome, 1971.

Ссылки

• www.ancientscripts.com/elamite.html
• www.iranicaonline.org/articles/elam-iv

Отрывок, характеризующий Эламское линейное письмо

Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.