Бхатт, Эла

Эла Бхатт
Ela Ramesh Bhatt
Род деятельности:	социальная предпринимательница, менеджер, чиновник, политик
Дата рождения:	7 сентября 1933(1933-09-07) (90 лет)
Место рождения:	Ахмадабад, Гуджарат
Гражданство:	Индия
Отец:	Сумантра Бхатт
Мать:	Ваналила Вяз
Супруг:	Рамеш Бхатт
Награды и премии:

Эла Рамеш Бхатт (англ. Ela Ramesh Bhatt; 7 сентября 1933 года, Ахмадабад, Гуджарат, Британская Индия) — индийская социальная предпринимательница, менеджер, организатор кооперативов, чиновник, политик и гандист. Основала и руководила Ассоциацией занятых собственным делом женщин Индии (SEWA). Состояла в индийском парламенте.

Является членом группы «Старейшины».

Биография

Эла Бхатт родилась 7 сентября 1933 года в крупнейшем городе индийского штата Гуджарат — Ахмадабаде. Её отец Сумантра Бхатт (англ. Sumantrai Bhatt) был успешным адвокатом, мать — Ваналила Вяз (англ. Vanalila Vyas) — активистка женского движения и секретарь Всеиндийской женской конференции (англ. All India Women's Conference). Эла была второй из трёх дочерей в семье.

Её детство прошло в городе Сурате на западе Индии, где она с 1940 по 1948 годы обучалась школе для девочек Sarvajanik Girls High School.

Там же в Сурате Эла Бхатт получила в 1952 году степень бакалавра искусств в Южном университете Гуджарата (англ. Veer Narmad South Gujarat University). Во время обучения она участвовала в качестве волонтёра в переписи населения 1951 года.

В 1954 году получила степень в области индуистского права в Sir L. A. Shah Law College при Университете Гуджарата (англ. Gujarat University) в Ахмадабаде.

После получения степени Бхатт начала карьеру в качестве преподавателя женского университета SNDT Women’s University в Мумбаи.

В 1961 году, после перерыва, вызванного замужеством и рождением детей, Эла вернулась к работе поступив на службу в министерство труда правительства штата Гуджарат, где ей в 1968 году предложили возглавить женское крыло Профсоюза работников текстильной промышленности (англ. Textile Labor Association, TLA). В связи с этим она отправилась на обучение в израильский Афро-азиатский институт труда и кооперации в Тель-Авиве, который успешно закончила в 1971 году.

Элу очень огорчал факт, что законодательство не защищало права женщин, работающих на дому, в отличие от занятых таким же трудом на предприятиях. Для решения этой проблемы она попыталась объединить женщин в рамках Профсоюза работников текстильной промышленности при поддержке её президента Арвинда Баша (англ. Arvind Buch), а в 1972 году создала Ассоциацию занятых собственным делом женщин. Арвинд Баш стал президентом новой Ассоциации, а Эла Бхатта её генеральным секретарём с 1972 по 1996 годы.

В 1979 году, совместно с Эстер Оклоо (англ. Esther Afua Ocloo) и Микаэлой Уолш (англ. Michaela Walsh) стала основательницей некоммерческой организации Всемирный женский банк.

В 1983 по 1988 годы (по другим данным с 1986 по 1989) Бхатт была членом верхней палаты индийского парламента.

18 июля 2007 года в Йоханнесбурге (ЮАР) Нельсон Мандела, Граса Машел и Десмонд Туту создали группу «Старейшины», куда пригласили, в том числе, и Элу Бхатт.

Награды и премии

• 1977 — Премия Рамона Магсайсайи (англ. Ramon Magsaysay Award).
• 1982 — Премия Сьюзен Б. Энтони за национальную интеграцию.
• 1984 — Премия «За правильный образ жизни».
• 1985 — Падма Шри.
• 1986 — Падма Бхушан.
• 1993 — Почётный доктор Haverford College.
• 1994 — Гуманитарная премия CARE.
• 1994 — Почётный доктор Темпльского университета.
• 1996 — Vishwa Gurjari.
• 2000 — Азиатская общественная премия.
• 2001 — Почётный доктор Гарвардского университета.
• 2002 — Почётный доктор Йельского университета.
• 2003 — Международный герой здравоохранения.
• 2003 — Премия д-ра В. Кришнамурти.
• 2004 — Премия Лал Бахадур Шастри.
• 2004 — Lakshmipat Singhania.
• 2005 — Глобальная премия женского лидерства.
• 2006 — Indiantelevision Zee Astitva Avard — Lebenswerk.
• 2007 — Почётный доктор Университета Квазулу-Натал.
• 2007 — Медаль Уильяма Бентона.
• 2007 — Социальный предприниматель года по версии Ernst & Young.
• 2008 — Премия L-RAMP.
• 2010 — Премия мира Нивано (Премия фонда мира Нивано; англ. Niwano Peace Prize).
• 2010 — Премия Глобальной инициативы за справедливость (Global Fairness Initiative).
• 2012 — Премия «Четыре свободы» (англ. Four Freedoms Award).

Личная жизнь

В 1956 году Эла вышла замуж за преподавателя университета Рамеша Бхатта. У них родилось двое детей: Амимайи (англ. Amimayi; 1958) и Михир (англ. Mihir; 1959).

Библиография

• Bhatt, E. R. We are poor but so many: the story of self-employed women in India. — Oxford: Oxford University Press. — Т. 2006. — ISBN 0-19-516984-0.

Отрывок, характеризующий Бхатт, Эла

– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!