Герри, Элбридж Томас

Элбридж Томас Герри Elbridge Thomas Gerry
5-й вице-президент США
4 марта 1813 — 23 ноября 1814
Президент:	Джеймс Мэдисон
Предшественник:	должность вакантна Джордж Клинтон
Преемник:	должность вакантна Дэниэл Томпкинс
9-й губернатор Массачусетса
10 июня 1810 — 4 марта 1812
Вице-губернатор:	Уильям Грэй
Предшественник:	Кристофер Гор
Преемник:	Калеб Стронг
Член Палаты представителей от 3-го избирательного округа Массачусетса
4 марта 1789 — 4 марта 1793
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Шеар Борн Пелег Коффин Девид Кобб (совместно;объединение избирательных округов)
Рождение:	17 июля 1744(1744-07-17) Марблхед, Эссекс, Массачусетс-Бэй, Британская империя
Смерть:	23 ноября 1814(1814-11-23) (70 лет) Вашингтон, США
Место погребения:	Кладбище Конгресса
Супруга:	Анна Томпсон Герри
Партия:	Демократическо-республиканская партия
Автограф:

Элбридж Томас Герри (англ. Elbridge Thomas Gerry; 17 июля 1744 — 23 ноября 1814) — американский государственный деятель и дипломат. Он был выбран Демократическо-республиканской партией в качестве пятого вице-президента США при Джеймсе Мэдисоне, и находился на этой должности с 4 марта 1813 года до его смерти спустя полтора года.

Герри был одним из тех кто подписал Декларацию независимости и Статьи Конфедерации. Он был одним из трех человек, которые отказались подписать Конституцию, потому что она тогда не включала Билль о правах. Позже он стал губернатором штата Массачусетс. Также он известен тем, что по его фамилии назван термин «джерримендеринг» — перераспределение избирательных округов с целью обеспечения результатов выборов, угодных правящей партии (произношение слова gerrymandering в английском со временем стало отличаться от произношения фамилии Gerry).

Ранние годы

Элбридж Герри родился в небольшом городке Марблехэд в округе Эссекс в провинции Массачусетс и был третьим из двенадцати детей. Он окончил Колледж Гарварда, где он учился на доктора, занимаясь этим с четырнадцати лет. Герри работал в судоходном бизнесе своего отца и получил известность благодаря его противостоянию налогам на торговлю. В мае 1772 года он был избран в законодательное собрание провинции Массачусетс.

Карьера

Герри был делегатом от Массачусетса в Континентальном Конгрессе с февраля 1776 по 1780 год. Он также служил в армии с 1783 по сентябрь 1785 года и был женат в 1786 году на Анне Томпсон, дочери богатого нью-йоркского торговца, которая была моложе его на 21 год. В 1787 году он принял участие в Филадельфийском конвенте и был одним из делегатов, проголосовавших против новой конституции (присоединившись к Джорджу Мэйсону и Эдмунду Рендолфу). Он был избран в Палату представителей при новом национальном правительстве и работал в Конгрессе с 1789 по 1793 год.

Он являлся сторонником нового правительства, и таким образом поддерживал высказывания Александра Гамильтона относительно государственного кредита, включая предположения о государственных долгах, и поддерживал создание первого банка Соединённых Штатов. В 1792 году он не стал повторно баллотировался. Он был членом коллегии выборщиков президента проголосовавшего за Джона Адамса на выборах 1796 года, и был назначен им в делегацию во Францию, которая была оскорблена французами в «деле XYZ». Он остался во Франции после того, как его два коллеги возвратились, за что федералисты обвиняли его в поддержке французов. Герри вернулся в США в октябре 1798 года и перешёл в Демократическо-республиканскую партию в 1800 году.

Он потерпел ряд неудач на выборах на должность губернатора Массачусетса от Демократическо-республиканской партии в 1800, 1801, 1802 и 1803 году. В 1810 году он наконец был избран губернатором Массачусетса. Его переизбрали в 1811 году, однако он потерпел поражение в 1812 году из-за своей поддержки закона о перераспределении избирательных округов, от которого произошёл термин «джерримендеринг». Он был выбран на должность вице-президента при Джеймсе Мэдисоне. Элбридж Герри умер находясь на должности в результате остановки сердца из-за сердечной недостаточности в Вашингтоне и похоронен там же на кладбище Конгресса.

Наследие

• Его внук — Элбридж Герри (1813—1886) — был Членом палаты Представителей от штата Мэн; его правнук — Питер Герри (1879—1957) — был членом Палаты представителей и сенатором от штата Род-Айленд.
• В 1812 году появился термин «джерримендеринг», когда законодательный орган Массачусетса изменял границы государственных законодательных районов, чтобы помочь партии губернатора Герри. Стратегия губернатора состояла в том, чтобы сконцентрировать избирателей Федералистской партии в одном или нескольких округах, позволяя ей победить в них, в то время как его Антифедералистская партия взяла бы под свой контроль все остальные. Термин в конечном счёте стал частью американского политического словаря и применяется в настоящее время.
• В честь Элбриджа Герри был назван город Элбридж из округа Онондага штата Нью-йорк.

Образ в кино

• «Джон Адамс» (2008)

Библиография

Austin, James. Life of Elbridge Gerry. — Da Capo Press, 1970. — ISBN 0-306-71841-3.

Billias, George. Elbridge Gerry, Founding Father and Republican Statesman. — McGraw-Hill Publishers, 1976. — ISBN 0-07-005269-7.

Kramer, Eugene F. 29(4) // Some New Light on the XYZ Affair: Elbridge Gerry's Reasons for Opposing War with France. — New England Quarterly, 1956. — P. 509-513. — ISBN 0028-4866.

Trees, Andy. 108(3) // Private Correspondence for the Public Good: Thomas Jefferson to Elbridge Gerry, 26 January 1799. — Virginia Magazine of History and Biography, 2000. — P. 217-254. — ISBN 0042-6636.

Отрывок, характеризующий Герри, Элбридж Томас

Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.