Элегия (Массне)

Элегия — произведение французского композитора Жюля Массне, один из наиболее известных образцов музыкального жанра элегии.

Первоначально это сочинение было написано как фортепианная пьеса и вошло в цикл Массне «Жанровые пьесы» 1866 года (Op. 10) под номером 5. Затем, работая в 1872 году над музыкой к драме Леконта де Лиля «Эриннии» (поставлена годом позже), Массне переложил Элегию для виолончели; при постановке пьесы элегия исполнялась во втором акте и представляла собой грустную песню Электры; в 1876 году Массне опубликовал весь цикл музыки к драме де Лиля в переложении для большого симфонического оркестра. Наконец, к этой мелодии известным французским либреттистом и постоянным соавтором Массне Луи Галле был написан текст (Ô, doux printemps d’autrefois), и, таким образом, возникла вокальная версия (позднее на те же слова Галле написал свой романс также Чарльз Айвз). В дальнейшем появилось множество иных аранжировок — например, переложение для гитары Жака Боша.

По заказу русского певца Фёдора Шаляпина был написан (по-видимому, А. Сантагано-Горчаковой) русский вариант текста, лишь в самых общих чертах напоминающий оригинал Галле. В России, да и в остальном мире, это произведение известно, прежде всего, именно благодаря записи в исполнении Шаляпина. Как состязание с Шаляпиным расценивает, в частности, современный критик исполнение этого произведения певицей Монсеррат Кабалье:

Ценителям серьёзной музыки хорошо известна «Элегия» Массне в исполнении знаменитого русского баса. Кабалье же предложила свою трактовку этого произведения. «Нежная грусть, изящная меланхолия, оттенённая звуковыми 'вуалями', и ко всему этому — лёгкий привкус салонности», — так комментирует «Элегию» Массне в исполнении Монтсеррат Кабалье один из российских искусствоведов. «У Шаляпина — всё иное, всё совсем по-другому. Никакой грусти, только страсть и экспрессия, ни малейшего намёка на 'салонность'». Кто же прав — почивший в Бозе Фёдор Шаляпин, гениально интерпретировавший партитуру Массне, или ныне здравствующая Монтсеррат Кабалье, не пожелавшая в подражание гению извлекать из салонно-лирической пьесы жгучие драматические страсти? Думается, что однозначно на этот вопрос сможет ответить только полный дилетант.

В то же время Элегию Массне записали также Энрико Карузо (1913), Мариан Андерсон, Джузеппе ди Стефано, Роза Понсель, Альфредо Краус, Николай Гедда, Арис Христофеллис, Пласидо Доминго и другие исполнители.

Элегия Массне звучит во многих художественных фильмах. «Элегия Массне» — также название новеллы русского писателя Александра Житинского (1984).

Ссылки

• [www.youtube.com/watch?v=g0z_yvBEg_I Элегия Массне в исполнении Фёдора Шаляпина] (1931, фортепиано — Айвор Ньютон, виолончель — Седрик Шарп)
• [www.classicalarchives.com/work/88880.html#tvf=tracks&tv=about Элегия Массне на сайте Classical Archives]
• [www.recmusic.org/lieder/get_text.html?TextId=5862 Французский текст Элегии (Л. Галле)]

Отрывок, характеризующий Элегия (Массне)

И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.