Алиенора Аквитанская

Алиенора Аквитанская фр. Aliénor d'Aquitaine фр. Éléonore de Guyenne англ. Eleanor of Aquitaine лат. Alienora (Alienordis) ducissa Aquitaniae<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Надгробия Алиеноры Аквитанской и Генриха II в аббатстве Фонтевро.</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Герцогиня Аквитании
9 апреля 1137 — 31 марта 1204
Предшественник:	Гильом X Аквитанский
Преемник:	Иоанн Безземельный
Графиня де Пуатье
9 апреля 1137 — ок. 1153
Предшественник:	Гильом VIII Аквитанский
Преемник:	Гильом Анжуйский
королева Франции
1 августа 1137 — 21 марта 1152
Предшественник:	Аделаида Савойская
Преемник:	Констанция Кастильская
Королева Англии
25 октября 1154 — 6 июля 1189
Предшественник:	Матильда Булонская
Преемник:	Беренгария Наваррская
Рождение:	ок. 1124 Аквитания
Смерть:	31 марта 1204(1204-03-31) Фонтевро (Франция)
Род:	Рамнульфиды
Отец:	Гильом X (герцог Аквитании)
Мать:	Аэнор де Шательро
Супруг:	1-й: Людовик VII (аннулирован) 2-й: Генрих II
Дети:	от 1-го брака: Мария, Алиса от 2-го брака: Вильям, Генрих, Матильда, Ричард, Джеффри, Элеонора, Иоанна, Иоанн

Алиенора Аквитанская (фр. Aliénor d'Aquitaine; ок. 1124 — 31 марта 1204, Фонтевро) — герцогиня Аквитании и Гаскони, графиня Пуатье с 1137 года, королева Франции в 1137—1152 годах, королева Англии в 1154—1189 годах, одна из богатейших и наиболее влиятельных женщин Европы Высокого средневековья, дочь герцога Аквитании Гильома X и Аэнор де Шательро. Алиенора была супругой двух королей — сначала короля Франции Людовика VII, а затем короля Англии Генриха II Плантагенета, матерью двух английских королей — Ричарда I Львиное Сердце и Иоанна Безземельного.

Женщина удивительной красоты, характера и нравов, выделяющих её не только в ряду женщин-правителей своего времени, но и всей истории.

Происхождение

Алиенора происходила из знатного южно-французского рода Рамнульфидов, выводящего своё происхождение от боковой ветви Каролингов. Во второй половине IX века Рамнульфиды стали правителями графства Пуатье, а в середине X века выиграли спор у графов Тулузы за титул герцога Аквитании. Формально герцоги Аквитании считались вассалами королей Франции, однако фактически были независимыми правителями. В XI веке Рамнульфиды значительно расширили свои владения, присоединив герцогство Гасконь. Их владения занимали обширные территории на юго-западе Франции. Южная Франция, известная как Окситания, вследствие сохранившегося античного наследия, была и богаче, и культурнее севера королевства. В XI веке здесь возникла культура трубадуров, и сама Алиенора и её красота не раз были воспеты в их стихах.

Дед Алиеноры, герцог Гильом IX (1071—1126) — незаурядный и своенравный правитель и талантливый поэт, любитель роскоши, задира и сердцеед, считающийся первым из окситанских лириков-трубадуров. Его провокационные выходки и сочинения шокировали священнослужителей, дважды Гильома отлучали от церкви и дважды отлучение снималось. Гильом пытался расширить свои владения за счёт Тулузского графства, на которое претендовал по праву своей второй жены Филиппы, единственной дочери графа Гильома IV, однако был в итоге вынужден отказаться от этого завоевания. В последние годы его правления в Аквитании было неспокойно из-за мятежей знати и разбойников.

Старшим сыном Гильома IX и Филиппы Тулузской был Гильом X (1099—1137), унаследовавший Аквитанию после смерти отца. В 1121 году Гильом IX женил своего сына на Аэнор де Шательро, дочери своей многолетней любовницы Амоберги, известной под прозвищами Данжероза (Опасная) и Мальбергиона, и её мужа, виконта Эмери I де Шательро. От этого брака родилось трое детей: рано умерший сын Гильом и две дочери: старшая Алиенора и младшая Петронилла.

Имя

По сообщению хрониста Жоффруа де Вижуа, своё имя Алиенора получила в честь матери:

Герцог Гильом Аквитанский, сын Гильома и дочери графа Тулузского <…>, породил на свет от супруги своей Аэноры <…> дочь, кою нарекли Алиенорой, иначе говоря другой Аэнорой (лат. allia Aenor).

— цитата по: Флори Ж. Алиенора Аквитанская. — С. 22.

При этом в поздних источниках её нередко называют Элеонора (фр. Éléonore) и Элеанора (англ. Eleanor).

Рождение и молодые годы

Точный год рождения Алиеноры документально не засвидетельствован. Впервые она документально появляется 25 июля 1137 года, когда в Бордо был заключён её брак с французским принцем Людовиком (будущим королём Людовиком VII). Год рождения Алиеноры исследователи определяли исходя из предположения о том, во сколько лет она должна была достигнуть брачного возраста. По представлениям того времени максимальный брачный возраст для девушки составлял 15 лет. При этом по каноническому праву девушка могла вступать в брак, начиная с 12 лет. Кроме того, существует поздний документ, датируемый XIII веком, в котором сообщается о том, что Алиеноре в момент вступления в брак в 1137 году было 13 лет. На основании этого предполагается, что Алиенора родилась в 1124 году. По другой версии, она родилась в 1122 году. Местом её рождения могли быть Ньёль-сюр-Отиз (Вандея), замок Белин (Жиронда) или дворец Омбриер (Бордо).

Отец Алиеноры, Гильом X, ставший герцогом Аквитании в 1126 году, как и его отец не ладил с церковными иерархами. Во время церковного раскола в 1130 году, когда было избрано двое римских пап — Иннокентий II и антипапа Анаклет II, Гильом X поддержав последнего, в результате чего попал под отлучение от церкви, а на его владения был наложен интердикт. Однако Гильом X это проигнорировал. Только в 1135 году Бернарду Клервоскому удалось заставить Гильома X признать Иннокентия. Либо в качестве платы за снятие отлучения, либо для поиска поддержки против восставших против него вассалов, Гильом X в начале 1137 года отправился в паломничество в Сантьяго-де-Компостелла, во время которого заболел и умер 9 апреля того же года. Мать же Алиеноры умерла в 1129 или 1130 году.

Единственный сын Гильома X, Гильом л’Эгре, умер ребёнком в 1130 году. Наследницей владений и титулов герцога была юная Алиенора. Перед поездкой Гильом X составил завещание. Существует документ, который предположительно содержит текст завещания. Хотя подлинность его оспаривается, но в нём достаточно точно показано то, что происходило в данное время. Кроме того, о завещании Гильома X сообщает аббат Сугерий. Согласно завещанию, опека над Алиенорой и её сестрой поручалась королю Франции Людовику VI, которому завещалось выдать Алиенору, получавшую Аквитанию и Пуатье, замуж «если бароны согласятся с этим».

Первый брак

Королева Франции

Людовик VI, получивший известие о последней воле покойного герцога в июне, действовал незамедлительно, решив женить на Алиеноре своего сына и наследника Людовика VII. Он был вторым сыном Людовика VI. В детстве Людовика VII готовили к церковному сану, воспитывая в монастыре Нотр-Дам. Но 13 октября 1131 года погиб Филипп, старший сын Людовика VI, ставший в 1129 году соправителем отца. После этого второго сына, принца Людовика, которому тогда было 11 лет, забрали из монастыря и, по совету аббата Сугерия, 25 октября того же года короновали и миропомазали, после чего он стал соправителем отца. Но в будущем Людовик сохранял благочестие и уважение к церкви.

Опасаясь, чтобы его кто-то не опередил, поскольку юная герцогиня представлялась очень выгодной партией, король 15 июня послал принца Людовика в сопровождении королевского советника аббата Сугерия и армии из 500 человек, которую возглавляли граф дворца Тибо II Шампанский и сенешаль граф Рауль I де Вермандуа в Бордо. Ко всему прочему армия должна была произвести впечатление на мятежных вассалов в Аквитании. Людовик прибыл в Бордо в июле и 25 июля в соборе Святого Андрея состоялась брачная церемония. Поскольку Людовик уже был соправителем отца и миропомазанным королём (хотя и не имевшим реальной власти), голова Алиеноры была увенчана королевской диадемой.

Из Бордо молодожёны отправились в Пуатье, где Алиенора должна была принять герцогский сан. По дороге они старались огибать замки мятежных аквитанских вассалов. По сообщению хрониста из Труа, первую брачную ночь Алиенора и Людовик провели в замке Тайбур, принадлежащим Жоффруа де Ранкону, одному из вассалов, сохранивших герцогам Аквитании верность.

8 августа Алиенора и Людовик VII прибыли в Пуатье, где официально были провозглашены герцогами Аквитании и графами Пуатье. В тот же день они узнали, что ещё 1 августа умер король Людовик VI, в результате чего Людовик VII становился единовластным правителем. Чтобы утвердиться на престоле, Людовик VII вместе с Алиенорой сразу же выехали в Орлеан, а оттуда в Париж.

Нравы парижского двора отличались от нравов двора герцогов Аквитании, был другой язык. Алиенора, прибывшая в Париж, фактически была чужестранкой, как и многие другие супруги французских королей. Вместе с Алиенорой в Париж прибыли её младшая сестра Петронилла, а также свита, размер которой неизвестен. Одежда аквитанцев считалась вызывающей и экстравагантной, возможно, что она оказала влияние на французскую моду при дворе.

Хронисты практически ничего не говорят о той роли, которую играла при дворе молодая королева. Вероятно, она практически не имела никакого политического влияния (разве что косвенное). При этом даже на свои личные владения в Аквитании Алиенора вначале не оказывала никакого влияния, Людовик VII назначил для управления землями своей супруги своих людей. Именно король в 1138 году подавил вспыхнувшее в Пуатье восстание горожан, создавших коммуну. Также Людовик попытался от имени Алиеноры предъявить права на графство Тулузское, унаследованные ей через свою бабку — Филиппу Тулузскую. Однако французская армия, которая в июне 1141 года достигла Тулузы, город взять не смогла, в результате чего Людовик был вынужден ограничиться принятием вассальной присяги от графа Альфонса Иордана.

По мнению ряда исследователей, Алиенора, возможно, была причастна к переменам при французском дворе, которые произошли после 1138 года. Главенствующую роль при дворе Людовика VII первоначально играл аббат Сен-Дени Сугерий. Ему удалось одержать верх в споре за влияние на короля с вдовствующей королевой Аделаидой Савойской, матерью Людовика, и Раулем I де Вермандуа, двоюродным братом Людовика VI. В результате произошёл разрыв Людовика VII с матерью и Раулем, лишившимся поста сенешаля. Однако позже Аделаида Савойская, вышедшая вторично замуж за Матье I де Монморанси (ставшего коннетаблем Франции), смогла вернуть утраченные позиции. Влияние Сугерия на политику ослабело, Рауль I де Вермандуа вернул себе пост сенешаля. Канцлером вместо человека Сугерия стал беррийский клирик Кадюрк. Король попытался сделать его архиепископом Буржа и примасом Аквитании, однако буржский капитул выбрал другого — Пьера де Ла Шартра. Этот выбор утвердил папа Иннокентий II, что вызвало конфликт с Людовиком, считавшим, что французские епископы должны назначаться королём.

В 1141 году Рауль I де Вермандуа вступил в любовную связь с Петрониллой, сестрой Алиеноры. Петронилле было всего 15 лет, Раулю — 50. Кроме того, он был женат — на Элеоноре де Блуа, сестре могущественного Тибо II Шампанского, графа Шампани и Блуа. Брак имел политическое значение — Петронилла в тот момент была наследницей Аквитании. Алиенора поддержала сестру. Раулю удалось найти прелатов, которые аннулировали его брак с Элеонорой де Блуа из-за кровного родства, и в 1142 году женился на Петронилле. Этот брак вызвал скандал. Тибо II Шампанский вступился за племянницу и обратился к папе римскому. Собравшийся церковный собор в Ланьи признал первый брак Рауля действительным. В результате брак Рауля и Петрониллы был аннулирован, а оба они отлучены от церкви.

Эти события вызвали войну между Людовиком VII и Тибо II Шампанским. Королевская армия вторглась в его владения и опустошила их. При этом сгорела церковь в городе Витри, в которой укрывалось полторы тысячи жителей, из которых никто не спасся, что потрясло короля. Конфликт пытался уладить Бернард Клервоский, который обратился к папе с просьбой снять отлучение с Рауля и Петрониллы, но при этом не признавая их брак. Кроме того, он отправил королю послание, обвинив «злокозненных советников» в том, что они разжигают войну. Возможно, имелась в виду королева Алиенора, которая всецело поддерживала сестру. Но король заупрямился, обвинив Тибо Шампанского в том, что тот с помощью брачных союзов пытается создать союз знати против короля.

В 1144 году умер папа Иннокентий II. Его преемник, Целестин II, был учеником Бернарда Клервоского и оказался более уступчивым. И Бернард понимал, что для мира нужно убедить пойти на уступки Алиенору, сторонники которой отказывались идти на какие-то соглашения, пока не будет снято отлучение с Рауля и Петрониллы и не будет признан их брак. 11 июня 1144 года происходило освящение нового клироса аббатства Сен-Дени, на котором присутствовали король, его мать, Алиенора и прочая знать королевства. Там состоялась встреча Бернарда с Алиенорой, в результате которого был найден компромисс. В «Житие Святого Бернарда» Жоффруа Осерского рассказывается, что Алиенора, брак которой долгое время оставался бездетным (был только один выкидыш), потеряла надежду стать матерью и поведала об этом Бернарду, который пообещал, что если она перестанет дурно влиять на короля, у неё будет ребёнок.

В итоге мир был заключён. Людовик VII помирился с Тибо Шампанским, который отказался от идеи взволновавших короля браков. Кроме того, король признал нового архиепископа Буржа. Отлучение с Рауля и Петрониллы снято так и не было, однако они продолжали жить вместе, у них родилось две дочери и сын. После того, как в 1148 году умерла Элеонора де Блуа, папа Евгений III снял отлучение и брак был узаконен. А у Алиеноры в 1145 году родилась дочь, получившая имя Мария — возможно в честь Девы Марии.

Второй крестовый поход

После окончания войны Людовик VII дал клятву совершить паломничество в Иерусалим. Хронисты приводят разные причины такого решения. По одной версии, король дал обет, чтобы искупить вину за сгоревших в пожаре в Витри. По другой он собирался исполнить обет, данный его покойным братом Филиппом. По мнению некоторых историков король таким образом собирался отблагодарить небеса за рождение ребёнка у Алиеноры.

В настоящее время существует теория, высказанная историком А. Грабуа. По его мнению, причина заключалась в том, что в результате компромисса с Бернардом Клервоским Людовик VII был вынужден нарушить клятву, которую он произнёс на мощах святых — что он не разрешит Пьеру де Ла Шатру войти в Бурж. Переписка, которую король вёл с Бернардом, показывает, что набожного Людовика угнетало нарушение данной им публично клятвы.

24 октября 1144 года Эдесса была захвачена эмиром Мосула Зенгой. После того как об этом узнали во Франции, 25 декабря 1145 года Людовик VII собрал в Бурже королевский двор. Там он объявил о том, что намерен организовать крестовый поход в Палестину. Бернард Клервоский и папа римский поддержали призыв короля. 31 марта 1146 года в Везле Бернард произнёс проповедь, после чего крест приняло большое количество графов, сеньоров и прелатов. По свидетельству анонимного продолжателя Сугерия в Везле присутствовала и Алиенора, которая также приняла крест — сразу после Людовика. Однако некоторые историки сомневаются в том, что Алиенора была в Везле.

Некоторые поздние авторы утверждают, что Алиенора приняла крест как амазонка. Основано это на хронике Никиты Хониата, который писал о том, что во время похода крестоносцев через Византию в их армии присутствовали женщины в мужском платье, которые ездили на лошадях как мужчины. Ряд историков, например, Исаак де Ларрей (XVII века) заявляли, что в составе христианской армии присутствовало много женщин, оставлявших «женские эскадроны», что Алиенора захотела отправиться в поход по примеру древних амазонок.

Отношения с Людовиком VII

По словам хронистов, Людовик VII сразу же полюбил красивую Алиенору. Иоанн Солсберийский писал, что Людовик

любил королеву почти чрезмерною любовью

— цитата по: Флори Ж. Алиенора Аквитанская. — С. 35.

. Вильям Ньюбургский утверждал, что

С самого начала она так покорила своей красотой разум молодого мужчины, что, готовясь к этому известнейшему походу, король решил взять её с собой на войну, поскольку горячо любил свою молодую жену.

— цитата по: Флори Ж. Алиенора Аквитанская. — С. 35.

Развод

Людовик VII не добился военных успехов на Святой Земле, и королевская чета вернулась во Францию. В 1151 году у них родилась вторая дочь. Однако на следующий год, 21 марта, они развелись, формальной причиной развода было объявлено то, что они находились в дальнем родстве. Дочери остались с королём; за Алиенорой были сохранены все её земли в Аквитании.

В момент заключения брака между Людовиком VII и Алиенорой никто не задумывался о кровном родстве между ними. При этом из одного из посланий Бернарда Клервоского Людовику следовало, что церковники знали о том, что они находятся в третьей степени родства, но закрывали на это глаза.

Второй брак

Королева Англии

После расторжения брака с Людовиком Алиенора 18 мая 1152 года вышла замуж за графа Генриха Анжуйского, который 25 октября 1154 года стал королём Англии — Генрихом II Плантагенетом. Обширные аквитанские земли — её приданое, — раза в четыре превышавшие владения Капетингов, стали английскими. По мнению ряда учёных, именно в истории супружества Алиеноры Аквитанской следует искать истоки войны, получившей в XIX в. название Столетней. От первого брака у Алиеноры Аквитанской было две дочери, от второго — пять сыновей, среди которых — король-рыцарь Ричард Львиное Сердце. Поддерживая притязания старших сыновей, Алиенора вместе с ними подняла мятеж в Пуату против Генриха II. Усобица длилась около двух лет. Верх взял Генрих, Алиенора попала в плен и провела последующие 16 лет в заточении. В 1189 году Ричард вернул матери свободу. Пока Ричард Львиное Сердце воевал в походах, она правила от его лица и после его смерти была при втором своем сыне-короле Иоанне. В 75 лет Алиенора уехала во Францию и провела последние годы жизни в бенедиктинском аббатстве Фонтевро, где и скончалась, пережив восьмерых из десяти своих детей. Похоронена возле своего мужа Генриха II.

Среди историков Алиенору Аквитанскую часто принято называть бабушкой средневековой Европы.

Внешность

О внешности Алиеноры известно не очень много. В конце XII века Ричард Девизский, монах из Уинчестера, посвятил Алиеноре произведение, в котором описывает её как

несравненную женщину, красивую и целомудренную, могущественную и умеренную, скромную и красноречивую — наделённую качествами, которые крайне редко сочетаются в женщине

— цитата по: Флори Ж. Алиенора Аквитанская. — С. 35.

Сохранился ряд изображений Алиеноры, однако все они были созданы позже и существуют сомнения в том, что они передают изображение Алиеноры достоверно. Сохранилось надгробие Алиеноры в аббатстве Фонтевро. Историк Жорж Дюби считает, что оно было создано уже после её смерти, в результате чего скульптор не знал, как выглядит Алиенора и сходства с оригиналом быть не могло. Однако не исключено, что оно могло быть заказано Алиенорой ещё при жизни, это предположение в настоящее время допускают многие искусствоведы. В таком случае некоторое сходство может быть, хотя её внешность могла быть возвеличена и идеализирована.

Сохранились также изображения Алиеноры на витраже кафедрального собора в Пуатье и фреска в соборе святой Радегунды в Шиноне, а также изображение на модульоне в зале капитула святой Радегунды в Пуатье, но там, судя по всему, портретного сходства нет.

Хронист Вильям Ньюбургский пишет, что Алиенора была обольстительной, другой хронист, Ламберт из Ватрело утверждает, что Алиенора была очень красивой. Согласно канонам красоты этого времени, воспеваемой в различных сочинениях и песнях, благородные дамы имели красивое тело, ясное лицо, белую кожу, голубые или серые глаза, рыжие волосы.

Браки и дети

• Людовик VII Молодой (1120—1180) (с 25 июля 1137, Бордо — брак аннулирован 21 марта 1152)
  • Мария Французская (1145—1198), в 1190—1197 регентша графства Шампань.; муж: (с 1164) Генрих I Щедрый, граф Шампани и Труа.
  • Алиса Французская (1151—1195); муж: Тибо V Добрый, граф Блуа и Шартра.
• Генрих II Плантагенет (1133—1189) (с 18 мая 1152, Пуатье, Франция)
  • Вильям (1152—1156)
  • Генрих Молодой Король (1155—1183)
  • Матильда (1156—1189); муж: Генрих Лев, герцог Саксонии и Баварии
  • Ричард I (IV) Львиное Сердце (1157—1199; жена: Беренгария Наваррская (1165/1170 — 23 декабря 1230)
  • Готфрид II (1158—1186)
  • Элеонора Английская (1162—1214); муж: Альфонсо VIII Кастильский
  • Иоанна Английская (1165—1199)
  • Иоанн I Безземельный (1167—1216)

В культуре

• Пьеса «Лев зимой» Джеймса Голдмана посвящена взаимоотношениям Алиеноры с Генрихом в последние годы его жизни и её взрослыми сыновьями.
• Лион Фейхтвангер. Испанская баллада.
• Артюр Дюмон. «Аквитанская львица». М., 2008. ISBN 978-5-8189-1498-5. Роман о жизни Алиеноры до развода с Людовиком.
• Агалаков Д. В. «Аквитанская львица». М., 2013. ISBN 978-5-4444-0677-9. Роман о жизни Алиеноры в браке с Людовиком.
• Добиаш-Рожденственская О. А. «Крестом и мечом. Приключения Ричарда I Львиное Сердце». М., 1991.
• Мартьянов А. Л. Историко-фантастический цикл «Вестники времен», изд. АСТ и «Лениздат», 1999—2005. Алиенора выведена в романах мудрой и дальновидной правительницей.
• О жизни Алиеноры английская писательница Нора Лофтс написала роман «Королева Элеонора» («Королева в услужении») (1955) (англ. Queen in Waiting (Eleanor the Queen)).
• Алиенора является главной героиней романов английских писательниц Джин Плейди «Начало династии» (1976) (англ.  Plantagenet Prelude) и Анны О`Брайен «Меч и корона» (2011) (англ. Devil`s Consort). Также появляется в романах Джин Плейди «Сердце льва» (1977) (англ. The Heart of the Lion) и украинской писательницы Симоны Вилар «Рыцарь света» (2011).
• Алиенора является главной героиней трилогии английской писательницы Элизабет Чедвик: «Летняя королева» (М., 2014, ISBN 978-5-389-06816-2), англ. The Winter Crown (2014), англ. The Autumn Throne (2014).
• Алиенора является главной героиней романа английской писательницы Элисон Уэйр «Пленённая королева», М., 2014. ISBN 978-5-389-07592-4.

В кино

• Лев зимой (фильм, 1968), королеву играла Кэтрин Хэпберн.
• Лев зимой (фильм, 2003), королеву играла Гленн Клоуз.
• Робин Гуд / Robin Hood (2010; США, Великобритания) режиссёр Ридли Скотт, в роли Алиеноры Эйлин Аткинс.

Литература

• Конский П. А.,. Элеонора Гиенская // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Перну Р. Алиенора Аквитанская / Пер. с франц. А. С. Васильковой. — СПб.: Издательская группа «Евразия», 2001. — 336 с. — 3000 экз. — ISBN 5-8071-0073-5.
• Жизнеописания трубадуров. М., 1993
• Флори Ж. Алиенора Аквитанская. Непокорная королева / Пер. с франц. И. А. Эгипти. — СПб.: Евразия, 2012. — 432 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-91852-018-5.
• Эрлихман В. [www.vokrugsveta.ru/publishing/vs/archives/?item_id=2863 Алиенора — мятежница на троне] // Вокруг света. — 2006. — № 9 (2792).

Ссылки

• [www.echo.msk.ru/programs/vsetak/36412/ Элеонора Аквитанская — бабушка средневековой Европы. Программа радиостанции «Эхо Москвы» из цикла «Всё так»]
• Елена Сизова. [www.monsalvat.globalfolio.net/rus/dominator/eleanor-aquitaine/sizova_eleanor/index.php Алиенора де Пуату Аквитанская и её семья как создатели европейской куртуазности]. Историко-искусствоведческий портал "Монсальват". Проверено 3 января 2011. [www.webcitation.org/61AtOMFD8 Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].
• [www.medieval-wars.com/enc/a_00026.html Алиенор Аквитанская]. Военно-исторический словарь. Проверено 25 февраля 2009. [www.webcitation.org/61AtPjO0E Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].
• [fmg.ac/Projects/MedLands/AQUITAINE.htm#_Toc276227875 Dukes of Aquitaine, comtes de Poitou] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 3 февраля 2014.
• [www.alienor-aquitaine.org/ Сайт, посвящённый Алиеноре Аквитанской] (фр.). Проверено 3 февраля 2014.

Предки Алиеноры Аквитанской

16. Гильом V Великий (ок. 969 — 31 января 1030) герцог Аквитании               8. Гильом VIII (1023 — 25 сентября 1086) герцог Аквитании                       17. Агнес Бургундская (ок. 990/995 — 10 ноября 1068)                 4. Гильом IX Трубадур (22 октября 1071 — 10 февраля 1126) герцог Аквитании                             18. Роберт I Старый (1011/1012 — 8/18 марта 1076) герцог Бургундии               9. Одеарда (Хильдегарда) Бургундская (ум. после 1120)                         19. Ирменгарда (Бланка) Анжуйская (ок. 1018 — 18 марта 1076)                 2. Гильом X (1099 — 9 апреля 1137) герцог Аквитании                                   20. Понс (ок. 975/977 — 1060) граф Тулузы               10. Гильом IV (ок. 1040 — 1094) граф Тулузы                       21. Альмодис де ла Марш (ум. 1071)                 5. Филиппа Тулузская (ум. 28 ноября 1117)                               22. Роберт (ок. 1031 — 8 декабря 1095) граф де Мортен               11. Эмма де Мортен                         23. Матильда де Монтгомери (ум. ок. 1085)                 1. Алиенора Аквитанская                                           24. Гуго I (ум. ок. 1070) виконт де Шательро               12. Бозон II (ум. ок. 1095) виконт де Шательро                       25. Герберга                 6. Эмери I (ум. 7 ноября до 1144) виконт де Шательро                             26. Эмери IV (ум. 1093) виконт де Туар               13. Алиенор де Туар                         27. Аремгарда де Молеон (ум. после 1069)                 3. Аэнор де Шательро (ум. после марта 1030)                                     7. Амоберга (Данжероза)

Отрывок, характеризующий Алиенора Аквитанская

– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.