Элефантина

</tt>

</tt> </tt>

Элефантина араб. جزيرة الفنتين‎
24°05′36″ с. ш. 32°53′29″ в. д.24.09333° с. ш. 32.89139° в. д. / 24.09333; 32.89139
Акватория	Нил
Страна	Египет Египет
Регион	Асуан
Район	Асуан
Элефантина

Абу (транслит. егип. ȝbw); Элефантина (араб. جزيرة الفنتين‎, др.-греч. Ἐλεφαντίνη, лат. Elephantine) — название острова с одноимённым древним (ранее III тыс. до н. э.) городом на реке Нил после первых порогов. Ныне остров называется Гезирет-Асуан (араб. جزيرة أسوان‎) в черте современного египетского города Асуана. Протяженность острова с севера на юг — 1200 м, с запада на восток в самом широком месте — около 400 м.

В династический период Древнего Египта был столицей нома Та-сети, лежащего на границе с Нубией (др.-греч. Эфиопия).

Название

Древнегреческое имя города «Элефантина» (др.-греч. Ἐλεφαντίνη) восходит к переводу древнеегипетского названия острова и города — «Абу» (транслит. егип. ȝbw), означавшего одновременно и слона и слоновую кость; также перевод в значении «место торга слоновой костью». Это было связанно с развитым здесь в древности рынком, хранением и транзитом слоновьей кости (собирательное название товара к которому относили клыки кабана, бегемота, ископаемые бивни мамонта и особенно бивни слона).

• варианты иероглифического написания названия города:

1. 2. 3.

• коптское написание названия города:
  

Современное арабское название острова Гезирет-Асуан (араб. جزيرة أسوان). Вариант транскрибирования арабского названия острова по ЭСБЭ — Джезирэ-Ассуан, существует также изредка употребляемое название — Джезирээс Сагер («остров цветов»).

История

В период правления I—II династий (XXX-XXVIII вв. до н. э.) на юго-восточной оконечности острова Элефантина египтянами основывается крепость «Открытые врата», для расширения экспансии на юг. Обнаруженные археологами остатки древних жилищ доисторических эпох подтверждают, что люди селились на этом месте и ранее этого периода.

В административном устройстве Древнего Египта Элефантина относилась к I-му ному Верхнего Египта — Та-сети, и была его столицей в Династический период. В эпоху Нового царства (XVI—XI вв. до н. э.) город подчиняется нубийскому наместнику, и возвращается под власть египтян с приходом к власти саисской династии (правила VII—VI вв. до н. э.)

В 653—621 гг. до н. э. произошёл массовый исход «асмах» стоящих пограничным гарнизоном в Элефантине. Причиной послужило то, что при фараоне Псамметихе I в течение трёх лет гарнизон не сменялся, это вызвало его недовольство и переселение в Куш, под власть кушитского царя.

Известно, что во времена Ахеменидского владычества (528—332 гг. до н. э.) в городе находился персидский гарнизон. В VI в. до н. э. на Элефантине существовало еврейское поселение, имевшем собственный храм посвященный Яхве. В 411 году до н. э. храм был разрушен египетскими жрецами.

С приходом к власти Птолемеев, в Эллинистический период, столицей нома становится расположенный севернее Небит (Небут, греч. Омбос), и Элефантина становится окраинным пограничным городом.

Хозяйствование

В древнеегипетском государстве Элефантина располагалась на южной пограничной окраине. Островное местоположение города служило превосходной защитой, а также было естественным перевалочным пунктом для речных торговых экспедиций. Здесь проходили сухопутные и водные пути из Центральной Африки и Нубии в Египет, что позволило развить рынок слоновой кости, эбенового дерева, золота и редких минералов, которыми были богаты южные области.

Часто для преодоления порогов товары провозили по суше (по правому берегу). В эпоху Среднего царства (XXI—XIX вв. до н. э.) от местности напротив острова Филы до расположенной напротив острова Элефантины Сиены вела дорога, защищенная многокилометровой кирпичной стеной, и имеющая охрану для торговых караванов. Сиена на восточном берегу Нила была больше поселением для рабочих и ремесленников, в противоположность Элефантине — резиденции и культовому центру. Впоследствии, в римское время, эти два поселения были связаны каменным мостом и фактически представляли один город.

Помимо торговли эта местность известна добычей гранита, который в больших объёмах поставлялся вниз по Нилу, для строительных работ, изготовления монолитных саркофагов и обелисков. В Сиене гранитные карьеры, добыча в которых велась со времён Древнего царства, эксплуатировались с различной интенсивностью вплоть до византийских времён.

Религия

В Элефантине почитали Хнума, бараноголового бога-демиурга, который был владыкой порогов. Кроме него поклонялись его жене Сатис (Сатет), являвшуюся обожествлением разливов Нила и их дочери Анукис (Анукет). Вместе они составляли так называемую Элефантинскую триаду.

Геродот пересказывает рассказ писца храма богини Нейт, связанный с этой областью, по которому между Сиеной и островом Элефантина, около двух гор Крофи и Мофи, находятся два истока Нила, один исток направляет воды на север, а другой на юг. Вероятно, это неточный пересказ древнеегипетского предания связанного с культом Хапи, по которому это божество реки жило в пещере у первых порогов и регулировал разливы Нила, подобное сказание есть в египетских текстах пирамид.

Постройки

Самым древним сохранившимся до наших дней сооружением Элефантины является храм Сатет, фазы строительства которого можно проследить вплоть до периода, непосредственно предшествующего времени I династии. К числу наиболее древних памятников относятся также ступенчатая пирамида из гранитных блоков времён III династии и маленькое святилище Среднего царства, посвящённое обожествлённому Хекаибу, номарху Элефантины времён VI династии. Сохранились также остатки городской стены времён I династии и участки жилых кварталов города различных эпох.

Древнейшие фрагменты храма Хнума датируются временем Среднего царства. На самой южной оконечности острова находятся руины более позднего храма, воздвигнутого Нектанебом II (XXX династия).

Здесь находится и один из старейших ниломеров Египта, в последний раз реконструировавшийся римлянами и использовавшийся до конца XIX столетия. Девяносто ступеней, ведущие вниз к реке, пронумерованы арабскими и римскими цифрами а также египетскими числовыми иероглифами.

Вплоть до начала XIX века остров украшали храмы Тутмоса III и Аменхотепа III (XVIII династия), относительно неповреждённые до этого времени — однако в 1822 году по приказу турецкого правительства они были разрушены, а затем и разграблены турецкими губернаторами. Единственное свидетельство, оставшееся от храма Аменхотепа — зарисовки Виван-Денона, выполненные во время Египетской кампании Бонапарта.

Ко времени правления Тутмоса III относятся фрагменты так называемого календаря из Элефантины. В ходе раскопок, проводившихся на острове Немецким археологическим институтом, на свет были извлечены многочисленные находки, в том числе мумия священного барана Хнума и предметы, датирующиеся додинастическим периодом. Эти экспонаты выставлены в находящемся здесь местном музее.

Элефантинские папирусы

Результатом раскопок начала XX-го века стала находка так называемых элефантинских папирусов — многочисленных юридических документов и писем на арамейском языке. Из них следует, что в Элефантине в персидское время находилась иудейская колония. Евреи имели здесь собственный храм, в котором наряду с Яхве почитались также богини Анат и Бетель. Члены еврейской общины Элефантины переписывалась как с духовенством в Иерусалиме, так и с правителями Иудеи и Самарии. Эта колония была основана как поселение еврейских солдат вероятно около 650 г. до н. э. во время правления иудейского царя Манассии, чтобы поддержать фараона Псаметтиха I в его нубийском походе. Документы охватывают период с 495 по 399 г. до н. э.

Интересные факты

• Зимой 524/523 года до н. э. персидский царь Камбис II, после завоевания Египта, совершил бесславный поход на Куш (греч. Эфиопия). Перед этим предприятием он посылал посольство к кушитскому царю, состоящее из жителей Элефантины, которых Геродот называет ихтиофагами Эти жители знали кушитский язык и под прикрытием послов выполняли роль соглядатаев Камбиса.
• Античные авторы описывая судоходство по Нилу, ограничивали его Элефантиной, в связи с естественной преградой — первыми нильскими порогами. Плиний Старший упоминает о сборке на острове Элефантина нубийцами специальных складных кораблей, которые для преодоления порогов разбирали и переносили на плечах, доказывая таким образом, что судоходство на малых судах было возможно и выше по Нилу.
• Плутарх упоминает, что у Элефантины бывает самый большой разлив Нила в Египте, и вода может подниматься на двадцать восемь локтей (около 13 метров).

Литература

• Элефантина // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.egyptology.ru/sites/Elephant.htm Элефантина. «Египтологический изборник»].

Отрывок, характеризующий Элефантина

– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.


Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.
По Петербургу мгновенно распространился слух не о том, что Элен хочет развестись с своим мужем (ежели бы распространился этот слух, очень многие восстали бы против такого незаконного намерения), но прямо распространился слух о том, что несчастная, интересная Элен находится в недоуменье о том, за кого из двух ей выйти замуж. Вопрос уже не состоял в том, в какой степени это возможно, а только в том, какая партия выгоднее и как двор посмотрит на это. Были действительно некоторые закоснелые люди, не умевшие подняться на высоту вопроса и видевшие в этом замысле поругание таинства брака; но таких было мало, и они молчали, большинство же интересовалось вопросами о счастии, которое постигло Элен, и какой выбор лучше. О том же, хорошо ли или дурно выходить от живого мужа замуж, не говорили, потому что вопрос этот, очевидно, был уже решенный для людей поумнее нас с вами (как говорили) и усомниться в правильности решения вопроса значило рисковать выказать свою глупость и неумение жить в свете.
Одна только Марья Дмитриевна Ахросимова, приезжавшая в это лето в Петербург для свидания с одним из своих сыновей, позволила себе прямо выразить свое, противное общественному, мнение. Встретив Элен на бале, Марья Дмитриевна остановила ее посередине залы и при общем молчании своим грубым голосом сказала ей:
– У вас тут от живого мужа замуж выходить стали. Ты, может, думаешь, что ты это новенькое выдумала? Упредили, матушка. Уж давно выдумано. Во всех…… так то делают. – И с этими словами Марья Дмитриевна с привычным грозным жестом, засучивая свои широкие рукава и строго оглядываясь, прошла через комнату.
На Марью Дмитриевну, хотя и боялись ее, смотрели в Петербурге как на шутиху и потому из слов, сказанных ею, заметили только грубое слово и шепотом повторяли его друг другу, предполагая, что в этом слове заключалась вся соль сказанного.
Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.