Элиава, Шалва Зурабович

Шалва Зурабович Элиава შალვა ელიავა<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Ш.З. Элиава В 1923 году</td></tr>
Заместитель Народного комиссара лёгкой промышленности СССР
1936 — 1937
Заместитель Народного комиссара внешней торговли СССР
1931 — 1936
Председатель Совета Народных Комиссаров ЗСФСР
9 июня 1927 года — 29 января 1931 года
Предшественник:	Орахелашвили, Иван Дмитриевич
Преемник:	Орахелашвили, Иван Дмитриевич
Председатель Совета Народных Комиссаров Грузинской ССР
январь 1923 года — июнь 1927 года
Предшественник:	Кавтарадзе, Сергей Иванович
Преемник:	Картвелишвили, Лаврентий Иосифович
Народный комиссар военно-морских дел ЗСФСР
декабрь 1922 года — январь 1923 года
Полномочный представитель РСФСР в Турции и Персии
1920 — 1921
Председатель Вологодского губернского исполнительного комитета Советов
январь 1918 года — апрель 1918
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Ветошкин, Михаил Кузьмич
Вероисповедание:	отсутствует (атеист)
Рождение:	18 (30) сентября 1883(1883-09-30) Ганири, Кутаисский уезд, Кутаисская губерния, Российская империя ныне Самтредский район Грузия
Смерть:	3 декабря 1937(1937-12-03) (54 года)
Отец:	Зураб Канхосрович Элиава
Мать:	Пелагея Ревазовна Микеладзе
Партия:	РСДРП(б) → РКП(б) →ВКП(б)
Образование:	Кутаисская классическая гимназия, Санкт-Петербургский университет (не окончил)
Награды:

Ша́лва Зура́бович Элиа́ва (груз. შალვა ელიავა; 18 (30) сентября 1883, село Ганири Кутаисской губернии — 3 декабря 1937) — советский партийный и государственный деятель.

Политическая и государственная деятельность

Член РСДРП с 1904 года. Принимал активное участие в революционной деятельности в борьбе с царским режимом, за что был 8 раз подвергнут аресту, 2 раза — ссылке, и в общей сложности около 2-х лет пробыл в заключении.

Первый председатель Вологодского губернского совета Рабочих и солдатских депутатов (март-декабрь 1917) и председатель Вологодского губернского исполнительного комитета (январь-апрель 1918). Член Реввоенсовета Южной группы Восточного фронта (10 апреля — 11 августа 1919), Реввоенсовета Туркестанского фронта (15 августа 1919 — 23 сентября 1920), а впоследствии и Реввоенсовета СССР (28 августа 1923 — 21 ноября 1925).

Председатель Комиссии по делам Туркестана ВЦИК и СНК РСФСР (8 октября 1919 — август 1922) и член Туркестанского бюро РКП(б) (август 1920 — август 1922).

Полпред РСФСР в Турции и Персии (1920—1921).
Нарком военно-морских дел Грузинской ССР (1921—1922) и Закавказской СФСР (1922—1923).

Председатель Совета Народных Комиссаров Грузинской ССР (1923—1927) и Закавказской СФСР (1927—1931).

Заместитель наркома внешней торговли СССР (1931—1936) и заместитель наркома легкой промышленности СССР (1936—1937). Член ЦИК СССР, кандидат в члены Президиума ЦИК СССР в 1924—1929 годах, член Президиума ЦИК СССР в 1929—1931 годах.

Делегат многочисленных партийных съездов. На XV-XVII Съездах ВКП(б) избирался кандидатом в члены ЦК. Награждён 3-мя орденами.

В 1937 году репрессирован, расстрелян.

Ранние годы

Родился 18 сентября 1883 года в селении Ганири Кутаисского уезда в семье обедневшего дворянина. Рано лишился отца. В 8 лет был отдан в Кутаисскую классическую гимназию. По воспоминаниям самого Ш. З. Элиавы именно в гимназии и под влиянием своего старшего брата адвоката Нико он приобщился к революционным идеям.

«В старших классах гимназии стал интересоваться общественными вопросами. Кутаисская гимназия отличалась обилием всякого рода кружков, в том числе и марксистского. Непосредственное влияние на меня оказывали мой старший брат — тогда студент московского университета — и те революционеры, с которыми мне довелось познакомиться через посредство брата. К числу этих революционеров относились нынешний председатель Зак. ЦИКа Миха Цхакая и ныне покойный Александр Цулукидзе, который уже тогда был серьезным теоретиком-марксистом. В университет поступил уже зараженный революционными идеями, правда, ещё не совсем оформившимися».

Из автобиографии Ш. З. Элиавы .

После окончания гимназии в 1903 году поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета, где уже на первом курсе обучения познакомился со многими членами РСДРП и оказывал помощь партии, в том числе в виде хранения нелегальной литературы. В феврале 1904 года принял участие в студенческой демонстрации. Летом 1904 года уехал на каникулы домой.

Участие в РСДРП в 1904—1915 годах

Вступление в РСДРП

Вернуться в университет осенью 1904 года Ш. З. Элиаве не удалось. В конце 1904 года вступил в РСДРП и начал активную революционную деятельность. Примкнул к большевистскому крылу партии. В январе 1905 года арестован накануне забастовки в Тифлисе. Однако достаточно быстро был отпущен и отправился в Кутаисскую губернию, где занимался агитационной и пропагандистской деятельностью до августа 1905 года. В августе вернулся в Тифлис и принял активное участие в октябрьской забастовке 1905 года, будучи членом стачечного комитета от фракции большевиков. После подавления декабрьского восстания в Москве и ликвидации второй забастовки на Кавказе был вновь арестован и освобождён лишь в конце февраля 1906 года. В апреле 1906 года был опять арестован и освобождён осенью 1906 года. После этого решил продолжить обучение в Санкт-Петербургском университете и отправился в Петербург.

Продолжение обучения в университете

В университете продолжал заниматься революционной деятельностью и участвовал во всех студенческих забастовках. В сентябре 1906 года впервые встретился с В. И. Лениным. После участия в студенческой забастовке 1908 года и разгрома некоторых студенческих организаций ушёл в подполье. В 1909 году накануне запланированной на 1 мая демонстрации царская полиция разгромила большевистскую типографию, в которой работал Ш. З. Элиава и арестовала его вместе с соратниками.
Через полтора месяца он был выпущен на свободу, однако в июне 1909 года вновь арестован и вскоре выслан из столицы. С большими трудностями осенью 1909 года Ш. З. Элиаве удалось добиться освобождения и разрешения на поездку в Петербург для сдачи государственных экзаменов. Однако, все экзамены сдать не удалось, поскольку в ноябре был подвергнут очередному аресту.

Первая ссылка

11 ноября 1910 года был одним из организаторов крупной политической манифестации в день похорон Л. Н. Толстого. За это уже на следующий день был арестован и на 4 месяца помещён в дом предварительного заключения. После этого был выслан на 3 года в Олонецкую губернию под гласный надзор полиции. Прошение оставить в Петрозаводске было отклонено и Ш. З. Элиаву отправили пешком в село Толвуя в 200 км от Петрозаводска. От ближайших деревень село отделяли 80 км. В Толвуя не было работы, литературный труд был запрещён, а жалования от казны Ш. З. Элиава не получал. Кроме того, в условиях северного климата резко ухудшилось состояние его здоровья (хронический бронхит, кровотечение из носу, атрофия мышц левой нижней конечности), подорванное ещё во время этапного перехода. В этой связи 20 июля 1911 года был переведён в земскую больницу села Великая Губа. В Великой Губе прожил до августа 1912 года. После этого 24 августа 1912 года отправлен этапным переходом в городок Чёрный Яр Астраханской губернии. Здесь возобновляет свою революционную деятельность: связывается с местными социал-демократами, участвует в работе губернской большевистской организации, поддерживает связь с центром и Закавказьем, получает нелегальную литературу, в том числе и газету «Правда».

Возвращение в Петербург

По окончании ссылки в марте 1913 года вернулся в Петербург с целью сбора денежных средств для газеты «Правда». Затем на 4 месяца перебирается в Кутаиси, где ведёт агитационную и пропагандистскую работу, а в ноябре 1913 года переезжает в Тифлис. Однако в Тифлисе подвергся нападению жандармов и через неделю вынужден был переехать в Кутаисскую губернию. Пробыв в Кутаиси несколько месяцев, вернулся обратно в Петербург. В начале 1914 г. был направлен партийной организацией для работы в больничную кассу при фабрике «Треугольник», секретарем которой пробыл до апреля 1915 года. Кроме того, в это же время являлся сотрудником газеты «Правда». Осенью 1914 года арестован и после 4 месяцев пребывания в тюрьме приговорён к высылке в Енисейскую губернию. Однако из-за болезни был отправлен в Астраханскую губернию, а в декабре 1915 года переехал под надзор полиции в Вологду.

Деятельность в Вологде

В Вологде работал в кооперативном объединении «Северо-Союз» сначала в качестве секретаря, затем — заведующего экономическим отделом. Первоначально до октября 1916 года проживал на квартире Е. А. Величковской (ныне Зосимовская, 47), где нередко проводил встречи с местными и ссыльными большевиками. Имел постоянный контакт с организатором вологодского РСДРП О. А. Варенцовой, Л. М. Быстровой, И. А. Саммером. Кроме того встречался с рабочими железнодорожных мастерских.
После победы Февральской революции решил остаться в Вологде и принял непосредственное участие в учреждении Вологодского губернского совета рабочих и солдатских депутатов. 15 марта 1917 года на первом заседании совета избран его председателем, несмотря на то, что в нём доминировали представители меньшевиков и эсеров. Совет под его руководством занял позицию сотрудничества с временной властью в Вологде, а сам Ш. З. Элиава стоял на позициях оборончества и пацифизма. Однако, если верить его воспоминаниям, после июльского кризиса и корниловского мятежа разуверился в оборончестве, характеризуя его как «никчёмные и вредные иллюзии».
25-26 октября участвовал в работе II съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, на котором были утверждены исторически важные первые декреты советской власти. После возвращения в Вологду 26 ноября 1917 года был вновь делегирован в Вологодский губернский совет рабочих и солдатских депутатов, а на самом совете избран председателем Вологодского губернского исполкома совета. 18 декабря 1917 года участвовал в губернской съезде РСДРП, на котором было оформлено создание большевистской организации в Вологодской губернии.
После объединения Совета рабочих и солдатских депутатов с Советом крестьянских депутатов был избран председатель губисполкома объединённого совета и от его имени 23 января 1918 года провозгласил в Вологодской губернии установление советской власти.
В марте 1918 года участвовал в работе IV Чрезвычайного Всероссийского съезда советов, на котором было одобрено заключение Брестского мира.
В апреле 1918 года после проведения I Вологодского губернского съезда Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов стал губернским комиссаром по продовольствию и возглавил продовольственные органы Вологодской губернии. На этой должности фактически ввёл военный режим в области заготовок продовольствия, организовывал продотряды и проводил активную политику по реквизиции излишков хлеба, чем нередко вызывал широкое недовольство местного населения. На посту комиссара губпродкома оставался до декабря 1918 года.

На Восточном фронте

В ноябре 1918 года на VI Всероссийском съезде Советов был избран членом ВЦИК, а в декабре 1918 года переехал на работу в Москву в качестве члена коллегии Народного комиссариата торговли и промышленности, возглавляемого Л. Б. Красиным.
12 февраля 1919 года была создана особая (временная) комиссия Совнаркома по делам Туркестана. Ш. З. Элиава был назначен председателем Турккомиссии. Однако Туркестан на тот момент был отрезан от Центральной России фронтом Гражданской войны, а дороги до туда находились под контролем белогвардейцев А. В. Колчака. Поэтому комиссия сперва остановилась в Самаре, затем — в Оренбурге. К тому же, в условиях наступления А. В. Колчака деятельность Турккомиссии была временно свёрнута, а сам Ш. З. Элиава временно вынужден был заняться агитационной работой среди населения приволжских и уральских городов. Вскоре он был назначен членом Реввоенсовета I Армии, затем членом реввоенсовета Южной группы войск Восточного фронта, которым командовал М. В. Фрунзе. На этой должности занимался как непосредственным планированием и командованием военными операциями, так и мобилизацией населения.
После разделения Восточного фронта на Восточный и Туркестанский в августе 1919 года, вошёл в состав Реввоенсовета Туркестанского фронта. В октябре 1919 года после успехов Красной Армии в Туркестане, сосредоточил свою деятельность на председательстве в Турккомиссии, которой было поручено партийное руководство в Туркестане. В январе 1920 года Турккомиссия приняла непосредственное участие в создании Коммунистической партии Туркестана (КПТ). В августе 1920 года Турккомиссия была расформирована, а её деятельность, как партийного органа, продолжило Туркестанское бюро ЦК РКП(б). В состав комиссии вошёл и Ш. З. Элиава.
В мае и августе 1922 года, будучи уже наркомом военно-морских сил Грузинской ССР, Ш. З. Элиава выезжал в Туркестан где участвовал в разработке военно-политических и партийно-организационных мероприятий с целью советизации Средней Азии, пропаганды среди местного населения, ликвидации басмачества и восстановления народного хозяйства. Впоследствии за деятельность в Туркестане он был награждён двумя Орденами Красного Знамени: в 1928 году — по представлению ЦИК Туркменской ССР, и в 1932 году — по представлению ЦИК Узбекской ССР.

Полпред в Турции и Северном Иране

По возвращении из Туркестана летом 1920 года являлся полпредом РСФСР в Турции и Северной Персии. Однако на этой должности побывать успел только в Персии. Из-за тяжёлой болезни тифом поездку в Турцию пришлось отменить. На этой должности Ш. З. Элиава сумел установить личные контакты с представителями рабочих и коммунистами, государственными и военными деятелями Турции и Персии. А в Тегеране смог даже выступить перед местным парламентом. Будучи полпредом, 1 сентября 1920 года принял участие в I Съезде народов Востока, проходившим в Баку.

Государственная деятельность в Закавказье

Участие в советизации Грузии и образовании ЗСФСР

11-12 февраля в Лорийском районе Грузии вспыхнуло вооружённое выступление против грузинского меньшевистского правительства. Восстание распространилось и на соседние районы. Ш. З. Элиава вошёл в военно-революционный комитет, который 16 февраля 1921 года взял на себя руководство восстанием. По прошению ревкома на помощь восстанию выступила Красная Армия, а Ш. З. Элиава был введён в состав Реввоенсовета XI Красной Армии. 25 февраля 1921 года объединённые силы Ревкома и Красной Армии захватили Тифлис и провозгласили образование Грузинской Советской Социалистической Республики.
После установления в Грузии советской власти Ш. З. Элиава являлся членом грузинского Ревкома, ставшего высшим революционным органом власти в Грузии, и содействовал созданию местных грузинских частей Красной Армии. В марте 1921 года назначен наркомом военно-морских дел Грузинской ССР. Занимая эту должность, 21 марта 1921 года издал декрет о создании Грузинской Красной Армии. 26 сентября — 13 октября 1921 года в качестве представителя Грузинской ССР участвовал в работе конференции в Карсе. Конференция завершила работу подписанием Карского договора, который устанавливал сухопутные и водные границы между странами участниками конференции.
В феврале 1922 года принял участие в I Всегрузинском съезде Советов, на котором Ревком передал советским органам всю полноту власти. На том же съезде 2 марта 1922 года была принята Конституция Грузинской ССР и было учреждено грузинское правительство — Совет народных комиссаров. Ш. З. Элиава вошёл в состав грузинского Совнаркома, по-прежнему занимая должность наркома военно-морских дел.
Был одним из инициаторов объединения закавказских республик, которое состоялось 10-13 декабря 1922 года на I Закавказском съезде Советов. На съезде было решено объединить Грузинскую, Армянскую и Азербайджанскую ССР в Закавказскую Советскую Федеративную Социалистическую Республику и принята Конституция ЗСФСР. Ш. З. Элиава, назначенный наркомом военно-морских дел объединённой республики, участвовал в работе Съезда и был избран в состав ЦИК ЗСФСР.

Председатель Грузинского Совнаркома

В 1923 году Ш. З. Элиава был назначен Председателем Совета Народных комиссаров Грузинской ССР. Его деятельность на этом посту совпала с так называемым «Грузинским делом». Ш. З. Элиава поддержал позицию союзного руководства и XII Съезде РКП(б) подверг критике противников вхождения Грузии в СССР через Закавказскую федерацию, которых съезд обвинил в «национал-уклонизме».
Кроме того, непосредственно в Грузии Ш. З. Элиава проводил политику ликвидации остатков «антисовестких» партий. Кроме того была устроена чистка госаппарата, включая органы ЧК, милиции и прокуратуры. В деревне началось проведение политики раскулачивания. С осени 1924 года открыто выступил критиком Л. Д. Троцкого и внутри грузинской компартии проводил борьбу с «троцкизмом».
В годы правления Ш. З. Элиавы в Грузии. Было широко развёрнуто кооперативное движение, строительство школ, техникумов, институтов, культурно-просветительных и лечебных учреждений.
4 января 1924 года на II Съезде Советов ЗСФСР был вновь избран членом Закавказского ЦИКа. 13 мая 1925 года состоял в Президиуме на III Всесоюзном съезде Советов, а 21 мая на первой сессии ЦИК СССР третьего созыва избирается кандидатом в члены президиума от Совета национальностей.
После XIV съезда ВКП(б), который получил название «съезд индустриализации», Ш. З. Элиава начинает проводить мероприятия по развитию промышленности и индустриализации Грузии.

Председатель Совнаркома ЗСФСР

В апреле 1927 года назначен председателем Совета Народных комиссаров Закавказской СФСР и и председателем Высшего экономического совета этой республики. В годы его руководства закавказским правительством была построена Земо-Авчальская, Шовская, Онская, Абашская и Нухинская ГЭС. Начато строительство Рионской, Дзорагетской и Верхне-Зурнабадской ГЭС.
На V Съезде компартии Закавказья 21-25 ноября 1927 года Ш. З. Элиаве и его сторонникам удалось окончательно вытеснить внутрипартийную оппозицию.
На годы его руководства исполнительной властью Закавказской СФСР выпало начало общесоюзной индустриализации и коллективизации. В области аграрной политики Ш. З. Элиава был сторонником создания в Закавказье крупных коллективных хозяйств и специализации на определённых культурах, а сам регион хотел превратить в крупнейший союзный центр животноводства и выращивания фруктов.

А если в нашей стране применить электрическую энергию, если оросить огромные степи Азербайджана, которые могут дать в результате оросительных работ около 1100 га под хлопок, если осушить наши заболоченные места в районе влажных субтропиков в Грузии, которые могут дать свыше 200 га под субтропические культуры, под лекарственные растения, если вооружить сельское хозяйство соответствующими механическими средствами, то Закавказье может двигаться темпами гораздо более быстрыми, чем другие районы нашего союза … Закавказье должно превратиться по линии фруктоводства в советскую социалистическую Флориду и Калифорнию … У нас есть, товарищи, возможность развития животноводства и по линии свиноводства, и по линии шерстного овцеводства, и по линии крупного молочного скота, по которому Закавказье в своё время занимало первое место в России и второе место в Европе.

Из выступления Ш. З. Элиавы на XVI Съезде ВКП(б).

В марте 1932 года за заслуги в «укреплении Советской власти в Закавказье» ЦИК ЗСФСР наградил Ш. З. Элиава Орденом Трудового Красного Знамени.

Участие в работе союзных органов власти

Участвуя в политической жизни тех или иных окраин советского пространства, Ш. З. Элиава регулярно привлекался к работе общесоюзных органов. Так он принял участие в XII—XVII съездах партии, а на XV—XVII съездах избирался кандидатом в члены ЦК ВКП(б). Кроме того, он принимал участие в съездах Советов и избирался в ЦИК СССР.
В 1931 году назначен заместителем Народного комиссара внешней торговли СССР. Назначение его на эту должность было связано с тем, что Ш. З. Элиава был хорошо знаком с этой отраслью. В годы его работы на этой должности некоторые капиталистические страны начали устанавливать дипломатические отношения с СССР и заключать торговые договоры, укрепляются экономические и торговые связи с этими странами. Сам Ш. З. Элиава принимал активное участие во встречах, приёмах, переговорах. Помимо этого, одним из результатов деятельности наркомата являлся активный торговый баланс страны три года подряд (1933, 1934, 1935 годы), а в 1935 году — ещё и активный платёжный баланс.
В 1936 Ш. З. Элиава был назначен заместителем наркома лёгкой промышленности СССР. На этом посту он уделял особое внимание освоению новой техники и подбору кадров (в том числе и форсированному обучению рабочих лёгкой промышленности). На эти же годы приходилось стахановское движение в лёгкой промышленности.

Смерть

В 1937 году в партийных рядах началась «большая чистка», которую не избежал и Ш. З. Элиава. 17-19 мая 1937 года на Пленуме ЦК он вместе с И. Д. Орахелашвили был обвинён в том, что знал «о контрреволюционной работе грузинского троцкистского центра, но скрыл об этом от ЦК» и исключён из состава Центрального комитета партии. Уже 20-22 мая 1937 года был арестован. Во время следствия был обвинён в том, что в 1928 году участвовал в создании «контрреволюционной группы правых» в Грузии, которая якобы была организована по директиве А. И. Рыкова и Н. И. Бухарина.

«Организация вела работу по сколачиванию контрреволюционных кадров для вредительства, шпионажа, диверсий и поддерживала связь с Бухариным, Рыковым и украинским центром правых, с которым было договорено об одновременном вооруженном восстании на Украине и в республиках Закавказья в момент начала войны … В 1935 году по директиве Рыкова, переданной через Элиава, республиканские центры установили контакты для совместной борьбы с партией и советской властью со всеми контрреволюционными группировками и организациями в Закавказье — троцкистами, меньшевиками в Грузии, дашнаками в Армении и муссаватистами в Азербайджане … Фактически был создан единый фронт борьбы против партии и советской власти со стороны всех антисоветских сил внутри Грузии и Закавказья … Вся эта сволочь представляла собой чудовищное сплетение шпионов, предателей, вредителей, диверсантов, лиц с самыми разнообразными контрреволюционными взглядами и убеждениями, но объединенных звериной ненавистью к руководству ВКП(б) и гнусным желанием свергнуть Советскую власть».

Из записки Л. П. Берии И. В. Сталину о «контрреволюционных» группах в Грузии.

Фигуранты дела обвинялись также в том, что установили связи с Англией, Францией и нацистской Германией, а также пытались применить террор против руководства ВКП(б) и правительства как в центре, так и на местах. На допросе Ш. З. Элиава дал признательные показания в том, что «является агентом французской, английской и немецкой разведок и одним из руководящих работников контрреволюционной террористическо-диверсионной организации правых в Грузии».

«В Москве он [Ш. З. Элиава] поддерживал связь с Бухариным, который дал ему директиву по организации террористических актов против товарища Сталина, Молотова, Ворошилова, Кагановича. Элиава Ш. поддерживал также тесную связь с Гамарником и Тухачевским, знал о составе к.-р. центра военной организации, его работе. По предложению Тухачевского Ш. Элиава согласился передавать германскому генеральному штабу все интересующие его сведения шпионского характера о состоянии грузинских частей Красной Армии, о положении в Грузии и другие материалы, полученные им для этой цели от Г. Мгалоблишвили и Ш. Матикашвили»

Из записки Л. П. Берии И. В. Сталину о «контрреволюционных» группах в Грузии.

3 декабря 1937 года Ш. З. Элиава был расстрелян. Вплоть до XX съезда КПСС его имя вообще не упоминалось в советских изданиях. Реабилитирован 8 февраля 1956 года в партийном порядке КПК при ЦК КПСС.

Награды

• Орден Красного Знамени — по представлению ЦИК Туркменской ССР от 25 января 1928 года, за то, что «был членом РВС Туркестанского фронта в 1919—1920 гг., личным участием содействовал успешному завершению операций на Оренбургском направлении, что помогло установить связь с Центром России Туркестанской республики, принимал активное участие в организации помощи трудящимся Бухары и Хивы в свержении деспотий и личным участием оказал громадную помощь трудящимся Средней Азии в советизации районов, освобождённых от белогвардейцев, способствовал осуществлению основных начал национальной политики Советской власти».
• Орден Трудового Красного Знамени — по представлению ЦИК Закавказской СФСР в марте 1932 года.
• Орден Красного Знамени — по представлению ЦИК Узбекской ССР от 29 октября 1932 года, «за большие заслуги в деле советизации, хозяйственного строительства и в борьбе с басмачеством»..

Литература

• [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=139249 Автобиография Ш. З. Элиавы] // Энциклопедический словарь «Гранат» / 7-е изд. — Т.41. — С. 268—272
• Пачкория В. Избрал судьбу революционера // Красный Север. — 1983. — 30 сентября (№ 224)
• Пачкория В. А. Партийная и государственная деятельность Ш. З. Элиавы (1901—1937 гг.): автореферат дис. … канд. ист. наук. — Ленинград, 1983. — 16 с.
• Пачкория В. А. Первый председатель // Север. — 1978. — № 11. — С. 106—111.
• Пачкория В. А. Шалва Элиава. — Тбилиси: Сабчота Сакартвело, 1974. — 84 с.
• Старая гвардия грузинской компартии. — Тбилиси, 1925. — С. 125
• Тоидзе Л. М. Шалва Элиава. — Тбилиси, 1965.  (груз.)
• Элиава Ш. З. Пять лет Советской власти в Грузии. — Тбилиси, 1926.
• [www.knowbysight.info/EEE/00033.asp Элиава Шалва Зурабович] // [www.knowbysight.info/index.asp Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991]

Отрывок, характеризующий Элиава, Шалва Зурабович

– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.
– Не могу, генерал, и потому не могу, что закон сильнее меня, – сказал государь и занес ногу в стремя. Генерал почтительно наклонил голову, государь сел и поехал галопом по улице. Ростов, не помня себя от восторга, с толпою побежал за ним.


На площади куда поехал государь, стояли лицом к лицу справа батальон преображенцев, слева батальон французской гвардии в медвежьих шапках.
В то время как государь подъезжал к одному флангу баталионов, сделавших на караул, к противоположному флангу подскакивала другая толпа всадников и впереди их Ростов узнал Наполеона. Это не мог быть никто другой. Он ехал галопом в маленькой шляпе, с Андреевской лентой через плечо, в раскрытом над белым камзолом синем мундире, на необыкновенно породистой арабской серой лошади, на малиновом, золотом шитом, чепраке. Подъехав к Александру, он приподнял шляпу и при этом движении кавалерийский глаз Ростова не мог не заметить, что Наполеон дурно и не твердо сидел на лошади. Батальоны закричали: Ура и Vive l'Empereur! [Да здравствует Император!] Наполеон что то сказал Александру. Оба императора слезли с лошадей и взяли друг друга за руки. На лице Наполеона была неприятно притворная улыбка. Александр с ласковым выражением что то говорил ему.
Ростов не спуская глаз, несмотря на топтание лошадьми французских жандармов, осаживавших толпу, следил за каждым движением императора Александра и Бонапарте. Его, как неожиданность, поразило то, что Александр держал себя как равный с Бонапарте, и что Бонапарте совершенно свободно, как будто эта близость с государем естественна и привычна ему, как равный, обращался с русским царем.
Александр и Наполеон с длинным хвостом свиты подошли к правому флангу Преображенского батальона, прямо на толпу, которая стояла тут. Толпа очутилась неожиданно так близко к императорам, что Ростову, стоявшему в передних рядах ее, стало страшно, как бы его не узнали.
– Sire, je vous demande la permission de donner la legion d'honneur au plus brave de vos soldats, [Государь, я прошу у вас позволенья дать орден Почетного легиона храбрейшему из ваших солдат,] – сказал резкий, точный голос, договаривающий каждую букву. Это говорил малый ростом Бонапарте, снизу прямо глядя в глаза Александру. Александр внимательно слушал то, что ему говорили, и наклонив голову, приятно улыбнулся.
– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.



В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.