Элиаде, Мирча

Мирча Элиаде
Mircea Eliade
Мирча Элиаде в Индии, 1930
Дата рождения:	13 марта 1907(1907-03-13)
Место рождения:	город Бухарест, Королевство Румыния
Гражданство:	США США
Дата смерти:	22 апреля 1986(1986-04-22) (79 лет)
Место смерти:	Чикаго, США
Награды и премии:

Ми́рча Элиа́де (рум. Mircea Eliade; 13 марта 1907, Бухарест, Королевство Румыния — 22 апреля 1986, Чикаго, США) — румынский, американский и французский философ, философ культуры, религиовед, историк религий, этнограф и писатель. Получил всемирную известность как исследователь мифологии, «религиозного символизма, ритуалов, магии и оккультизма, шаманизма, древней техники экстаза, мифов, архаического сознания и способа мышления».

Профессор Чикагского университета с 1957 года, гражданин США с 1966 года. Автор более 30 научных, литературных и философских трудов, переведённых на 18 языков мира. Свободно владел десятью языками (румынским, французским, немецким, итальянским, английским, ивритом, фарси, санскритом, пали, бенгали).

Из его работ по истории религии наиболее ценными являются труды, посвященные шаманизму, йоге, космогоническим мифам. Также исследовал переход от мифологического описания мира к историческому.

Биография

Детство

Мирча Элиаде родился 13 марта 1907 года в Бухаресте. В румынских источниках в качестве даты рождения указано 28 февраля по юлианскому календарю, так как григорианский календарь был введён в Румынии только в 1924 году. Семья Элиаде была православной и отмечала его день рождения в день 40 мучеников, в Севастийском озере мучившихся, — 9 марта по юлианскому календарю. Сам Элиаде всегда указывал этот день в качестве своего дня рождения.

Мать Иоана Арвира, урожденная Василеску — из семьи трактирщика. Отец, Георгие Элиаде (от рождения он носил фамилию Иеремия, но сменил её из преклонения перед поэтом Элиаде-Рэдулеску) — из молдавских крестьян. Так как он был военным, семья Элиаде часто переезжала с места на место.

В 1917—1925 годы учился в школе и лицее Спиру Харета. В период учёбы Мирча увлёкся философией, Древним Востоком, историей религии. Выучил французский, немецкий и латынь. В 1924—1925 годы выучил итальянский и английский, чтобы читать Рафааэле Петтаццони и Джеймса Джорджа Фрейзера в оригинале.

В 1921 году состоялся его дебют — статья «Враг шелковичного червя», опубликованная в «Газете народного знания». Тогда же на конкурсе среди лицеистов он получил первую премию за рассказ «Как я нашел философский камень».

В 1922 году становится постоянным автором рубрик «Энтомологические беседы» и «Из блокнота следопыта» в «Газете народного знания», где описывает свои путешествия по Румынии.

В 1922—1923 написал первое крупное произведение, — «Роман о близоруком подростке», которое будет опубликовано только 64 года спустя. В это же время у него уже опубликовано около полусотни литературных очерков и статей.

Учёба

В 1925 году поступил на факультет филологии и философии в Бухарестский университет. В 1928 году получает степень лиценциата. Дипломная работа Элиаде была посвящена философам итальянского Возрождения от Марсилио Фичино до Джордано Бруно и называлась «Итальянская философия от Марсилио Фичино до Джордано Бруно».

Путешествие в Индию

В 1928 году магараджа Марахайя Маниндра Чандра Нанди из Касимбрагара предоставил Элиаде стипендию для обучения в Индии, и он отправился в Калькутту для изучения санскрита и философии под руководством профессора Калькуттского университета Сурендраната Дасгупты. По пути в Индию он посещает Египет и Цейлон. Во время учёбы Элиаде путешествовал по индийским деревням и монастырям в Гималаях. Четыре месяца жил в гималайском монастыре Ришикеше, где изучал и практиковал йогу, его гуру был знаменитый Свами Шивананда.

Преподавательская и научная деятельность

В декабре 1931 года Элиаде вернулся в Бухарест и вскоре приступил к самостоятельной преподавательской деятельности в Бухарестском университете, объявив курс лекций «Проблема дьявола в истории религий» и семинар «Разрыв причинности в средневековой буддийской логике». В этом же году в Бухаресте и Риме выпущены его первые публикации по философии индийских религий и состоялся литературный дебют на родине — роман «Изабель и воды дьявола».

В январе— ноябре 1932 года проходит военную службу сначала в противовоздушном полку, а затем — в бюро переводчиков при штабе. Также выступает по радио с циклом лекций, сотрудничает в еженедельниках «Кувынтул» и «Время» и принимает участие в деятельности просветительского общества «Критерион». Занимается написанием диссертации по истории йоги и выпускает первый сборник эссе «Монологи».

В 1933 году роман «Майтрейи» получил первую премию на конкурсе рукописей, что принесло Элиаде большую известность. В этом же году он защищает докторскую диссертацию (в 1936 году вышла в виде монографии «Йога. Эссе об истоках индийской мистики») и становится ассистентом кафедры логики и метафизики Бухарестского университета.

Мирча Элиаде женился на Нине Марес в 1934 году. Выходят его романы «Возвращение из рая» и «Гаснущий свет», а также сборники эссе «Океанография» и «Индия».

В 1935 году выпущены романы «Строительство» и «Хулиганы» и первая часть монографии по восточным наукам «Азиатская алхимия».

После публикации книги «Девица Кристина» (1936) Элиаде был обвинён в распространении порнографии и на время отстранён от преподавательской деятельности. Роман, главным героем в котором был стригой, посвящён роли эротики и смерти в человеческой жизни.

В 1937 году вышла в свет вторая часть монографии по восточной науке «Вавилонская космология и алхимия», которая во французский период жизни Элиаде вместе с первой частью, дополненные и исправленные были объединены в работу «Кузнецы и алхимики». Также выходит роман «Змей».

С января 1937 по февраль 1938 Элиаде опубликовал ряд статей в поддержку фашистской организации «Железная Гвардия» (рум. Garda de Fier). В 1938 году, установивший диктатуру король Румынии Кароль II начал бескомпромиссную борьбу против «Железной Гвардии» и сочувствующих этой организации. Был арестован профессор кафедры философии Бухарестского университета Нае Ионеску, а Элиаде, как его ассистент, был снова отстранён от работы в университете. В июне 1938 года в доме Элиаде был проведён обыск, изъята переписка на иностранных языках с учёными, участвовавшими в создании журнала сравнительного религиоведения «Залмоксис». Элиаде избежал ареста благодаря анонимному звонку, предупредившему об обыске. Но 14 июля Элиаде всё-таки был арестован и доставлен в штаб-квартиру Румынской Службы Безопасности. В первую неделю августа 1938 года, как и многие представители румынской элиты того времени, несогласные с диктатурой Кароля II, Элиаде был заключён в концентрационный лагерь в Меркуря-Чук, где он читал заключённым лекции по метафизике и религии, рассказывал о символизме библейских пророков, христианском эзотеризме и йоге. Элиаде пытались заставить подписать «отречение» от «Железной Гвардии», которую он полностью никогда не поддерживал из-за её принятия западной (фашистской) идеологии. Элиаде отказался подписать публичное отречение, и так как он после публикации «Майтрейи» уже был известной в Румынии личностью, кроме постоянно включённого в камере света, пыток к нему не применяли. В октябре с подозрением на туберкулёз Элиаде был переведён в клинику в Мороени, так как смерть знаменитого писателя в лагере была невыгодна властям. 12 ноября 1938 года Мирча Элиаде был освобождён без каких-либо обвинений. При содействии профессора Александру Росетти Элиаде был отправлен в качестве атташе по культуре за границу.

Позже Элиаде преподавал во многих университетах Европы. В 1938 году выходит роман «Свадьба на небесах», а через год в Париже состоялся выпуск первого номера журнала по истории религий «Залмоксис» и в Бухаресте сборника эссе «Фрагментариум».

В 1940 начал работать атташе по культуре при румынском посольстве в Лондоне и выпустил новеллы «Загадка доктора Хонигбергера» и «Серампорские ночи» (Бухарест).

В 1941—1945 годы советник посла по вопросам культуры в Лиссабоне. Встречался с Х. Ортегой-и-Гассетом и Э. д’ Орсом. На сцене «Национального театра» в Бухаресте — премьера пьесы «Ифигения».

В 1941 году в Бухаресте вышло эссе «Миф о воссоединении», ставшее основой для будущей французской работы «Мефистофель и андрогин».

В 1943 году выпустил «Комментарии к легенде о мастере Маноле» и эссе «Остров Евтанасия» (Бухарест).

В 1944 году Нина Мареш умерла от рака.

В 1945 году вернулся в Париж. По приглашению исследователя мифологии Жоржа Дюмезиля читал курс лекций в «Школе высших штудий». Был избран членом Азиатского общества в Париже.

В 1948 году был приглашён читать лекции в Сорбонне. При содействии Нае Ионеско, Эмиля Чорана, Константина Брынкуши и др. основал румынский культурный центр «Лучафэрул». В этом же году выходит его работа Техники йоги" (« Галлимар»).

В 1949 году издательством «Пайо» выпущен «Трактат по истории религий» (фр. Traite d'histoire des religions; в английском варианте озаглавлен «Patterns in comparative religion» (1958). Также в свет вышла монография «Миф о вечном возвращении» («Галлимар»).

В 1950 году женился на Кристинель Коттеску. В этом же году на конференции «Эраноса» в Асконе познакомился с Карлом Густавом Юнгом.

В 1951 году издательством «Пайо» выпущена монография «Шаманизм и архаические техники экстаза».

В 1952 году издательством «Галлимар» выпущена монография «Образы и символы».

В 1954 году издательством «Пайо» выпущена монография «Йога. Бессмертие и свобода».

В 1955 году издательством «Галлимар» выпущен французский перевод двухтомного романа «Купальская ночь» (рум. Noaptea de Sаnziene), который под названием «Заповедный лес» (фр. Forеt interdite). В этом же году Элиаде пишет главу «Устные литературы» для «Энциклопедии Плеяды».

В 1956 году издательство «Фламмарион» публикует эссе «Кузнецы и алхимики». В этом же году Элиаде совершает свою первую поездку в Первая поездка в США, где в Чикагском университете проводит «Хаскеллские чтения», которые потом будут опубликованы под названием «Рождение и повторное рождение» («Birth and Rebirth», 1958); французское издание — «Мистические рождения» («Naissances mystiques», 1959); второе английское издание «Обряды и символы инициации» («Rites and Symbols of Initiation», 1965)".

В 1957 году становится заведующим кафедрой истории религий Чикагского университета и профессором Комитета общественной мысли. Во время работы в Чикаго Элиаде написал большое количество научных трудов (написал для «Rowohlt Deutsche Enzyklopadie» эссе «Священное и мирское» («Das Heilige und das Profane»), в 1959 году переведенное на английский, затем переизданное издательством «Галлимар» в 1965 году как «Le Sacre et le Profane»). В этом же году издательством «Галлимар» выпущено эссе «Мифы, сновидения и мистерии».

С 1959 года 2 триместра читает лекции и ведёт семинары, а последний триместр работает с аспирантами, также проводя лето в Европе. В этом же году «Миф о вечном возвращении» с новым предисловием Элиаде переиздан в Нью-Йоркепод названием «Космос и история».

В 1960 году начал работать над воспоминаниями.

В 1960—1972 годы в Штутгарте совместно с Эрнстом Юнгером выпускал ежегодный альманах мифологических исследований «Антайос».

В 1961 — 1986 годы вместе с Дж. Китагавой и Ч. Лонгом руководил изданием энциклопедии «История религий» в 16-ти томах.

В 1962 году издательство «Сёй» выпускает «Патанджали и йога». В этом же году пишет эссе «Мефистофель и андрогин», которое будет выпущено издательством «Галлимар» на английском в Нью-Йорке в 1965 г., а затем переиздано в 1969 г. в Лондоне под заголовком «The Two and the One»).

В 1963 году издательством «Галлимар» выпущены «Аспекты мифа», представляющие собой сжатое изложение «Трактата по истории религий». Кроме того в свет выходят английские версии «Кузнецов и алхимиков» под заголовком «The Forge and the Crucible» (Лондон — Нью-Йорк) и «Аспектов мифа» — «Myth and Reality» (Нью-Йорк). А мадридское эмигрантское издательство «Дестин» на румынском публикует сборник повестей и рассказов. Также Элиаде начинает работу над вторым том мемуаров, которые в то время он считает своим главным делом.

В 1964 году начинает сотрудничество с «Энциклопедией мирового искусства» (Нью-Йорк).

В 1966 году был избран членом Американской академии искусств и наук. В том же году стал доктором honoris causa Йельского университета. В Мадриде на румынском языке выходит первый том его воспоминаний: «Amintiri. I. Mansarda».

В 1967 году выходит хрестоматия древних текстов «От первобытных до дзен-буддизма» («From Primitives to Zen», Лондон — Нью-Йорк); переизданная в 1974 г. в четырех томах: I."Gods, Goddesses and Myths of Creation"; II."Man and the Sacred"; III."Death, Afterlife and Eschatology"; IV."From Medicine Man to Muhammad". А в Париже выпускается по-румынски повесть «На улице Мынтуляса».

В 1969 году в Аргентине получает степень доктора honoris causa Университета Ла-Платы. В свою очередь Чикагский университет издаёт том посвящённых Элиаде исследований «Мифы и символы». Кроме того в Румынии впервые после войны выходят два тома его беллетристики. Также впервые издана книга «Поиски. История и смысл в религии» («The Quest. History and Meaning in Religion», Чикаго — Лондон), переизданная в 1971 г. под названием «Ностальгия по истокам» («La Nostalgie des origines», «Галлимар»).

В 1970 года становится доктором honoris causa Лойольского университета в Чикаго и член-корреспондентом Британской академий наук. Выпущена в свет монография «От Залмоксиса до Чингисхана» («Пайо»), посвящённая гето-дакийским мифам и балканскому фольклору.

В 1971 году в Париже на румынском языке публикуется роман «Купальская ночь».

В 1972 году становится член-корреспондентом Австрийской академии наук и членом Бельгийской королевской академии. Кроме того в этом же году в Париже издано исследование «Австралийские религии».

В 1973—1976 годы в Японии издано 13-томное собрание сочинений Мирчи Элиаде.

С 1976 года — доктор honoris causa Сорбонны. Вышел сборник эссе «Оккультизм, колдовство и мода в культуре» (Чикаго — Лондон) и первый том монументальной «Истории религиозных идей» («Пайо»).

В 1977 году в Париже на румынском выпускается сборник повестей и рассказов «При дворе Диониса».

В 1978 году в свет выпущен Второй том «Истории религиозных идей», а в издательстве «Эрн» выходит французский перевод «Змея» — «Andronic et le Serpent». Кроме того Мирче Элиаде посвящён 33-й номер («Cahiers de le Herne») и издана в качестве книги запись бесед Элиаде с Клодом-Анри Роке под названием «Испытание лабиринтом».

В 1980 году Лионский университет имени Жана Мулена принимает решение о выдвижении Элиаде на соискание Нобелевскую премию. В этом же году в «Галлимаре» выходит первая часть мемуаров: «Memoires, I (1907—1937). Les promesses de l’equinoxe», а в Румынии происходит постановка пьесы «Бесконечная колонна». В свою очередь в Нью-Йорке выпущена аннотированная библиография сочинений Элиаде: Douglas Allen and Dennis Doeing. «Mircea Eliade. An Annotated Bibliography» и в Париже на румынском языке выходит фантастическая повесть «Без юности юность».

В 1981 году под заголовком «Autobiography» выпущена английская версия первой части мемуаров, Нью-Йорк. «Без юности юность» вышла в издательстве «Галлимар» под заголовком «Le temps d’un centenaire».

В 1982 году Элиаде отмечает юбилей — 75 лет, а в марте в его честь в США выходит юбилейный том «Воображение и смысл» («Imagination and Meaning»). Кроме того в этому событию в разных мира странах приурочено проведение посвященных Элиаде симпозиумов и коллоквиумов.

В 1983 году издательством «Пайо» в свет выпущен третий том «Истории религиозных идей».

В 1984 году в ФРГ начинается выпуск полного собрания сочинений Элиаде. Кроме того в этом году происходит ещё два знаменательных события: в Италии Элиаде вручают международную премию Данте Алигьери, а во Франции его награждают Орденом Почетного Легиона.

С 1985 года — доктор honoris causa Вашингтонского университета, а Чикагский университет 15 мая того же года принимает решение о присвоении кафедре истории религий имени Мирчи Элиаде.

В феврале 1986 года издательство «Галлимар» выпускает последний прижизненный том эссе «Briser le toit de la maison. La creativite et ses symboles».

Одной из последних работ Элиаде была трёхтомная «История религиозных идей», охватывающая период от каменного века до Реформации. Элиаде намеревался завершить этот труд исследованием религиозного творчества вплоть до современных обществ, но пожар в 1984 году, уничтоживший множество материалов, предназначенных для этой публикации, и его смерть через два года помешали ему закончить задуманное.

Кроме научных работ, Элиаде является автором многих фантастических произведений с такими характерными элементами, как вампиры, злые духи, призраки, искривление времени, поиски бессмертия. Большинство послевоенных литературных произведений Элиаде так или иначе связаны с идеей «иного» мира, скрытого за повседневной действительностью.

Мирча Элиаде умер в Чикаго 22 апреля 1986 в возрасте 79 лет.

Идеи

Концепция мифа

Миф, согласно идее Элиаде, приобретший с десакрализацией времён античных греков значение вымысла, сказки, играл в жизни доисторических (и не только) людей совершенно другую роль.

Для религиозного человека первостепенное значение имеют некие трансцендентные ценности, модели, заложенные в мифах. Что же такое миф? Миф — это определённая история, произошедшая, как верили первобытные люди, с их предками, с их прародителями. Однако это история произошла не во времени, а вне его. Элиаде его определяет следующим образом: «Миф излагает сакральную историю, повествует о событии, произошедшем в достопамятные времена „начала всех начал“. Миф рассказывает, каким образом реальность, благодаря подвигам сверхъестественных существ, достигла своего воплощения и осуществления…» Эта история — сакральная модель, которую первобытные люди повторяли в своих ритуалах, чтобы приблизиться к тому трансцендентному, сверхчеловеческому.

Стоит сказать, что мифологичность присуща не только первобытному человеку, однако на его примере отчётливо видна сущность мифа. Например, сравнивая современного человека и первобытного, Элиаде подчёркивает, что первый «считает себя результатом истории», тогда как второй видит своё происхождение следствием воплощения некоторой сакральной истории, мифологических событий во времена «начала всех начал». Важным представляется и то, что первобытный человек обязан не только знать эту сакральную историю (к примеру, подвиги сверхъестественных существ), но и воспроизводить, реактуализировать её; современный же западный человек не всегда чувствует потребность в охвате всех событий, всей реальной многотысячелетней истории — это для него не витально. В этом же проявляется особенность восприятия времени первобытным человеком — для него оно циклично, то есть события тех самых начальных времён могут произойти и в будущем. Для современного же человека время линейно, необратимо.

Подробно рассматриваются у Элиаде несколько типов мифа. Один из них — миф о происхождении, в частности, лекарства. Так, исследователь отмечает распространённость идеи эффективности лекарства только в том случае, «когда известно его происхождение». В этом заключена важная особенность мифа — его творческая сила. Первобытный человек, реактуализирующий миф, как бы принимает участие в тех самых подвигах предков; именно поэтому мифы, обладая такой функцией, играют важную роль в быту первобытных обществ. Четвёртым аспектом мифа, таким образом, Элиаде называет важность познания основ окружающего мира, чтобы научиться использовать его в своих целях. И это не абстрактная идея, а ритуальное переживание сущности предметов.

Говоря о мифе о происхождении в общем, Элиаде отмечает и другой тип — космогонический миф. При этом оба эти типа могут переплетаться в религии первобытных племён. Например, тибетские народы, реактуализируя миф о происхождении (например, о генеалогии), вначале упоминают в своих ритуалах космогонический миф (о происхождении Космоса, всего мира). То же самое касается и целебных ритуалов: у некоторых народов они начинаются также с космогонии.

Элиаде подчёркивает особенность этого типа мифа — «фундаментальное единство всех видов „творения“ или „форм“ — биологических, психических или исторических». Так, повторение космогонического мифа — это как бы «архетипический жест Бога-творца», наполненный невероятной творческой силой.

Для религиоведа важен и смысл празднования Нового года в первобытных обществах. Это своего рода обновление, которым знаменуется конец старого и начало нового цикла. Мир проходит поэтапно несколько ступеней своей деградации, чтобы в конце обновиться и снова возродиться. Всё это возможно лишь благодаря космогоническому мифу, который несёт в себе это самое будущее возрождение. «Хотя неисчерпаемость быстро утрачивается, она периодически восстанавливается», отмечает Элиаде. Конец знаменует новое начало.

Причём, этот миф о деградации Космоса и последующем его возрождении характерен и для более крупных религий. Например, в ведической культуре — идея 4-ёх юг, поколений. Суть этой теории — циклическое создание и разрушение мира и вера в совершенство начала". Кроме того, этот же миф встречается и в других культурах, в частности, и в иудео-христианстве.

Рассматривается Элиаде и миф возвращения к истокам, который знаком и европейцам благодаря психоанализу Фрейда. Своего рода попытка вернуться в состояние до рождения, этот миф использовался и в первобытных обществах, и в более поздних культурах. Неофит должен был пройти инициацию — будь то затворничество или «пожирание чудовищем» — и переродиться. Задача подобных ритуалов — приобщить юношу к новой жизни. Важно отметить, что, по идее Элиаде, это не просто второе рождение; это именно духовное перерождение, взросление.

Отмечается у Элиаде и другой важный аспект религиозности некоторых первобытных обществ. Это исчезновение, отдаление верховного, единого Бога, забывание о нём. Такой вакуум сразу же заполняется другими, более близкими к человеку божествами. Безусловно, память о Боге-творце хранится в памяти народа, но она очень туманна, практически не проявляется.

В случае с некоторыми народами имеет место миф об убийстве божества. Например, божество, о чьём происхождении толком ничего не известно, прибывает к народу; люди не понимают его и убивают; перед смертью же божество открывает племени некоторую тайну, которая впоследствии превращается в миф, ритуал, повторение которого играет очень важную роль в жизни людей.

Важным элементом концепции Элиаде выступает идея изменения отношения к мифам в процессе эволюции культуры. Он отмечает, что мифологии начинают терять своё прежнее значение; сами мифы перестают осуществлять трансцендентную функцию. «И в какой-то момент истории, прежде всего в Греции и в Индии, но также и в Египте, культурная элита перестаёт проявлять интерес к истории богов и не верит больше в мифы (как в Греции), продолжая всё ещё верить в богов». Это десакрализация мифа, демифологизация культуры, демистификация. Примечательно, что, к примеру, древние греки, перестав верить в мифы, то есть в те самые мифические события, отнюдь не отрицают Абсолют, «начало всех начал». Более того, первая философская мысль, по Элиаде, как раз и проистекает из мифологии, нацеливаясь уже не на сакральные истории, а на ту самую трансцендентную основу космогонии. И в этом, согласно идее религиоведа, остатки архаического мышления, которые были свойственны самым разным античным мыслителям (включая и Платона, и Аристотеля).

Отмечается у Элиаде и отрицательный смысл «забвения» в различных культурах. Так, для индийской традиции это самое забвение — имеется в виду забвение прошлых существований — «равнозначно… незнанию, рабству (пленению) и смерти». Схожая идея встречается и у Платона. Однако в платоновской концепции забвение идей — это не утрата памяти о предыдущих жизнях, а забвение трансперсонального, надличностного начала всего сущего.

Что касается демистификации, десакрализации мифов, то Элиаде развивает свою идею, говоря об утрате веры в богов античными людьми. Он подчёркивает, что только в таком античном мире, где люди уже перестали верить в мифологическую сущность богов, могло достаточно быстро и широко распространиться христианство.

Оно пришло на смену античности, более не верившей в миф, однако споры о мифологичности самого христианства также имели место среди первых богословов. Одни из них настаивали на историчности христианства, подчёркивая безусловную историчность Христа, однако другие отмечали, наряду с исторической составляющей, и мифологическую. И здесь Элиаде подчёркивает, что, не касаясь этих споров, можно всё же уверенно сказать, что «христианство, как его понимали и переживали почти две тысячи лет, не может быть полностью отделено от мифологического мышления». Это религиовед, прежде всего, связывает с тем, что христиане «сельских районов, особенно в Юго-Восточной Европе», сохранили в своей религиозности элементы прошлой мифологичности.

Элиаде исследует и мифологичность современной западной культуры. Например, человек всё так же заинтересован в сказках, историях, строящихся по мифологической модели. Герои таких произведений и историчны, и психологичны; чтение такого увлекательного романа выводит читателя из данного ему исторического времени во время «трансисторическое», сказочное. Эта функция произведений современной культуры сближает их с мифами первобытных обществ. По Элиаде, сегодня человек всё так же пытается таким образом преодолеть время.

Критика

Начиная с 1970-х годов Элиаде подвергался критике за причастность к фашистской политической организации «Железная Гвардия», действовавшей в Румынии в период между двумя мировыми войнами. Одни считали его главным идеологом движения гвардейцев, его вдохновителем. Другие полагали, что слухи о его ключевой роли в этом движении слишком преувеличены, и Элиаде был введён в заблуждение его учителем, Нае Ионеску. Сам Элиаде предпочитал не вспоминать о своем политическом прошлом, за исключением немногих случаев, например в переписке со своим лучшим учеником и самым близким человеком из его окружения в последние годы жизни — Йоаном Кулиану, профессором Чикагской школы богословия, которого перед смертью назначил своим душеприказчиком. Кулиану, восхищавшийся Элиаде, изначально не хотел верить в серьезность связи учителя с фашистской организацией, однако постепенно он обнаружил многочисленные параллели между мифологией «Железной гвардии» и уже послевоенными произведениями Элиаде. Итальянский исследователь Фурио Джеси считал, что Элиаде сыграл более разрушительную роль в «культуре правых» (в частности в послевоенном итальянском терроризме), чем Юлиус Эвола. Энрике Филиппине писал, что Элиаде сдавал румынских евреев СС. Элиаде отрицал эти обвинения, заявляя что связь с Железной гвардией не оказала влияние на его работы и мышление, одновременно называя Кодряну «честным человеком, который сумел привести целое поколение в чувство; но допустившим лавину репрессий».

Во время жизни в США (1957—1986) Элиаде поддерживал отношения с некоторыми видными бывшими участниками Железной гвардии. Вопрос этих связей был вновь поднят в 1991 году после убийства Кулиану, которое по версии ФБР могло быть совершено либо румынской политической полицией, либо бывшими легионерами. В 1973 году в связи с публикацией некоторых компрометирующих свидетельств сорвалась предстоящая поездка Элиаде в Израиль. Израильский ученый Гершо Шолем просил Элиаде опровергнуть информацию о тесной связи с антисемитской организацией, на что тот назвал «мифом» сообщения о своем вкладе в идеологию румынского фашизма и заявил о том, что якобы не написал ни одной статься в поддержку этой организации (что являлось сознательной ложью).

Память

Кафедра истории религий в Чикагском университете носит его имя. 31 мая того же года в Сорбонне траурным собранием отмечается сороковой день после его смерти.

В 1987 году в Италии вышел сборник «Мирча Элиаде и Италия», где опубликованы исследования о нём и переписка с видными итальянскими, французскими и румынскими учёными. В том же году центр «Жорж Помпиду» в честь 80-летия учёного устроил Дни Мирчи Элиаде.

В Нью-Йорке вышла 16-томная «Энциклопедия религий», которую Элиаде успел полностью отредактировать, снабдить предисловием, датированным мартом 1986 года, и для которой написал ряд статей: Алхимия: обзор; Андрогин; Центр Мира; Deus otiosus; Земля; Иерофания; Инициация; Металлы и металлургия; Ориентация; Сексуальность: обзор; Шаманизм: обзор; Йога.

В Бухаресте печатают, по рукописи, «Роман о близоруком подростке» и второй том «Воспоминаний».

В 1988 году в Париже на доме, где жил Элиаде (пл. Шарля Дуллена), установлена мемориальная доска с надписью: «Здесь жил Мирча Элиаде, румынский писатель и философ, который родился в Бухаресте в 1907 году и умер в Чикаго в 1986».

В 1990 году Мирча Элиаде посмертно избран членом Румынской академии.

Награды

• 1980 — Лионский университет имени Жана Мулена выдвинул Элиаде на Нобелевскую премию, которую ему не дали из-за его политического прошлого.
• 1984 — Получил международную премию Данте Алигьери в Италии.
• 1984 — Элиаде награждён орденом Почётного легиона за книгу «История религиозных идей».

Экранизации

• «Мирча Элиаде и новое открытие сакрального» (Mircea Eliade et la redécouverte du Sacré, 1987) румынского режиссёра Павла Барба-Нягра
• «Ночи Бенгалии» ([www.imdb.com/title/tt0095759/ La Nuit Bengali], 1988)
• «Девица Кристина» ([www.imdb.com/title/tt0272585/ Domnișoara Christina], 1992)
• В 2007 году Фрэнсис Форд Коппола снял фильм «Юность без юности» по одноимённой повести Элиаде
• «Девица Кристина» (Domnișoara Christina, 2013)

Библиография

Библиография Мирча Элиаде

Издания на русском языке

Научные работы

• Азиатская алхимия. Избранные сочинения — М.: Янус-К, 1998. 605 с. ISBN 5-86218-347-7 (Автор проекта и составитель А. А. Старостина. Под общ. ред. и вступ. стат. Н. Л. Сухачёва. Коммент. Н. Л. Сухачёва, Д. Э. Харитоновича. Пер. с рум., фр., англ. А. А. Старостиной, Н. Л. Сухачёва, Н. А. Михайлова, Т. В. Цивьян, А. В. Нестерова, Ш. А. Богиной)
• Священные тексты народов мира / Пер. с англ. В. Федорина. — М.: КРОН-ПРЕСС, 1998. — 624 с. — Серия «Академия». ISBN 5-232-01036-0
• Аспекты мифа / Пер. с фр. В. Большакова. — Инвест-ППП, 1995. — ISBN 5-87538-006-3.
  Др. издание: М.: Академический проект, Парадигма, 2005. — ISBN 5-8291-0523-3, ISBN 5-902833-05-1, ISBN 5-8291-0052-5.
  Др. издание: М.: Академический проект, 2010. — ISBN 978-5-8291-1125-0.
• Библиотека махараджи. Путевые заметки // Восточная коллекция. Весна 2007 / Пер. и прим. Э. Л. Полякова. — С. 118—159.
• Инициация // Нация. — 1996. — № 2.
• [psylib.org.ua/books/eliad02/index.htm История веры и религиозных идей. Том I. От каменного века до элевсинских мистерий] — Критерион, 2002, ISBN 5-901337-02-6, ISBN 5-901337-09-3.
  Др. издание: М.: Академический проект, 2009.
• [psylib.org.ua/books/eliad03/index.htm История веры и религиозных идей. Том II. От Гаутамы Будды до триумфа христианства] — Критерион, 2002, ISBN 5-901337-02-6, ISBN 5-901337-07-7.
  Др. издание: М.: Академический проект, 2009.
• [psylib.org.ua/books/eliad04/index.htm История веры и религиозных идей. Том III. От Магомета до реформации] — Критерион, 2002, ISBN 5-901337-02-6, ISBN 5-901337-08-5.
  Др. издание: М.: Академический проект, 2009.
• [psylib.org.ua/books/eliad01/index.htm Йога: бессмертие и свобода] — К.: София, 2000, ISBN 5-220-00307-0.
  Др. издание: СПб.: Лань, 2000.
  Др. издание: Издательство Санкт-Петербургского университета, 2004, ISBN 5-288-03350-1.
  Др. издание: М.: Академический проект, 2011.
• Король и коронация // Элементы. — 1996. — № 8.
• Космическое обновление // Конец света. / Под ред. А. Г. Дугина. — М.: Арктогея, 1998. — С.159-177.
• Космос и история: Избранные работы/ Пер. с фр. и англ. А. А. Васильевой, В. Р. Рокитянского, Е. Г. Борисовой; Сост., вступ. ст. и комм. Н. Я. Дараган. Послесл. В. А. Чаликовой.; Под общ. ред. И. Р. Григулевича и М. Л. Гаспарова. М.: Прогресс, 1987.
• Мефистофель и Андрогин / Пер. с фр. Е. В. Баевской, О. В. Давтян. — СПб.: Алетейя, 1998, ISBN 5-89329-073-9
• Миф о вечном возвращении / Пер. с фр. Е. Морозовой, Е. Мурашкинцевой. — СПб.: Алетейя, 1998. Серия Миф, религия, культура.
  Др. издание: Ладомир, 2000, ISBN 5-86218-315-9.
• Мифы, сновидения, мистерии — Киев: Рефл-бук, Валкер, 1996, ISBN 5-87983-027-6, ISBN 5-87983-038-1, ISBN 966-543-015-7.
• Очерки сравнительного религиоведения — М.: Ладомир, 2000, ISBN 5-86218-347-7.
• Оккультизм, колдовство и моды в культуре — София, Гелиос, 2002, ISBN 966-7319-60-1, ISBN 5-344-00159-2.
• Почему я верю в победу легионерского движения? // Царскій опричникъ. — 2001. — № 1 (19).
• Религии Австралии / Пер. с англ. Л. А. Степанянц. — СПб.: Университетская книга, 1998, ISBN 5-7914-0031-4.
• Священное и мирское / Пер. с фр., предисл. и коммент. Н. К. Гарбовского. — М.: Изд-во МГУ, 1994, ISBN 5-211-03160-1.
• Священные тексты народов мира. — М.: Крон-Пресс, 1998 г., ISBN 5-232-01036-0.
• Словарь религий — СПб, Алетейя, 1997 г., ISBN 5-7380-0050-1, ISBN 5-7914-0014-4 (Однотомный словарь составлен не М. Элиаде, а его учеником, Ионом Петре Кулиано, после смерти учителя по материалам 16-томной «Энциклопедии религий» под ред. М. Элиаде; издан на русском языке как труд коллектива авторов: Элиаде М., Кулиано И. (при участии Г. С. Винер) Словарь религий, обрядов и верований).
  Др. издание: М.: Университетская книга, Рудомино, 1997, ISBN 5-7380-0050-1, ISBN 5-7914-0014-4. Науч. ред. Е. Д. Мурашкинцева. Пер. с фр. Н. Зубкова, Е. Морозовой, Е. Мурашкинцевой.
  Др. издание: М.: Академический проект, 2011.
• Тайные общества. Обряды инициации и посвящения — М.-СПб.: Университетская книга, 1998.
  Др. издание: Гелиос, 2002, ISBN 9667219512, ISBN 5-344-00170-3.
• Трактат по истории религий (в 2-х тт.) / Пер. с фр. А. А. Васильева. — СПб.: Алетейя, 2000, ISBN 5-89329-159-X, ISBN 5-89329-063-1, ISBN 5-89329-160-3, 5-89329-063-1.
• Шаманизм — Киев: София, 1998, ISBN 966-7319-16-4.
  Др. издание: М., 1999.

Литературные труды

• Гадальщик на камешках. — Азбука, 2000. — ISBN 5-267-00163-5.
• Генеральские мундиры. — К.: Ника-Центр, 2000. — ISBN 966-521-086-6.
• Девица Кристина // Иностранная литература. — 1992. — № 3.
• Девица Кристина. — Критерион, 2000. — ISBN 5-901337-01-8.
• Загадка доктора Хонигбергера // Согласия. — 1994. — № 3 (28).
• Змей. — Критерион, 2003. — ISBN 5-901337-12-3.
• Майтрейи. — СПб: Азбука, 2000. (другое название Ночи Бенгалии). — ISBN 5-267-00229-1.
• Под тенью лилий. / Сост. и пер. с рум. А. А. Старостиной. Послесл. Ю. Н. Стефанова. — М.: Энигма, 1996. — ISBN 5-7808-0011-1
• Посулы равноденствия. Мемуары. Т. I (1907—1937). Жатва солнцеворота. Мемуары. Т. II (1937—1960). — М.: Критерион, 2008. — ISBN 978-5-901337-29-5.
• У цыганок // Иностранная литература. — 1989. — № 8.
• У цыганок. — Критерион, 2003. — ISBN 5-901337-11-5.
• На улице Мынтуляса (Pe strada Mântuleasa). — Издательство: Азбука ISBN 5-267-00163-5; 2000 г. переводчик: Ю. Кожевников
• «Великан». — Издательство: Азбука ISBN 5-267-00163-5; 2000 г. переводчик: Марианна Кожевникова
• «Дочь капитана». — Издательство: Азбука ISBN 5-267-00163-5; 2000 г. переводчик: Свешникова Татьяна
• «Двенадцать тысяч голов скота». — Издательство: Азбука ISBN 5-267-00163-5; 2000 г. переводчик: Т. Иванова переводчик: Свешникова Татьяна

Работы, не издававшиеся на русском языке

Научные работы

• Залмоксис, исчезающий бог (Zalmoxis, The Vanishing God), 1972.
• Миф и реальность (Myth and reality), 1963.
• Мифы, ритуалы и символы (Myths, rites, symbols)
• Образы и символы (Images and Symbols), 1952.
• Патанджали и йога (Patanjali and yoga)
• Поиски: история и значение религии (The quest; history and meaning in religion), 1969.
• Ритуалы и символы инициации (Rites and symbols of initiation), 1958.
• Символизм, сакральное и искусство (Symbolism, the sacred, and the arts)
• Справочник по миру религий (The Eliade guide to world religions)
• Универсальные мифы: герои, боги, обманщики и другие (The universal myths: heroes, gods, tricksters, and others)
• Что такое религия: исследование христианской теологии (What is religion?: an inquiry for Christian theology)
• Шаблоны в сравнительном религиоведении (Patterns in Comparative Religion), 1958.
• Энциклопедия религии (The Encyclopedia of religion), главный редактор, 1987.

Литературные труды

• Автобиография (Autobiography)
• Без сувениров (No souvenirs: journal, 1957—1969)
• Возвращение из рая (Întoarcerea din rai)
• Горн и тигель (The forge and the crucible)
• Дневник (Journal)
• Запретный лес (The forbidden forest)
• Свадьба на небесах (Nuntă în cer)
• Сказки о святом и сверхъестественном (Tales of the Sacred and the Supernatural): У цыганок, Три грации
• Старик и бюрократы (The old man and the bureaucrats)
• Путешествие на восток, путешествие на запад (Journey east, journey west)
• Фантастические сказки (Fantastic tales)
• Хулиганы (Huliganii)
• Юность без юности и другие повести (Youth without youth and other novellas)

Критика

Издания на русском языке

• Горохов А. А.Феноменология религии Мирчи Элиаде. — СПб.: Алетейя, 2011. — 160 с.
• Забияко А. П. Сакральное как категория феноменологии религии М. Элиаде
• Иванов Вяч. Вс. Время и возвращение // Иностранная литература. — 1989. — № 8.
• Ленель-Лавастин А. Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран. — М.: Прогресс-Традиция, 2007.
• Михельсон О. К. История религий и Новый гуманизм М. Элиаде
• Михельсон О. К. [svonz.lenin.ru/articles/Mikhelson-Eliade_Heavenly_pattern.html Концепция небесного паттерна М. Элиаде и его трактовка представлений о смерти и загробном мире]
• Михельсон О. К. [svonz.lenin.ru/articles/Mikhelson-Eliade_Religious_culture.html М.Элиаде: Религиозная культура и современность]
• Пахомов С. В. Элиаде и йога (Вступ. статья к книге М. Элиаде «Йога: бессмертие и свобода»)
• Ревуненкова Е. Проблемы шаманизма в трудах М. Элиаде // Актуальные проблемы этнографии и современная зарубежная наука / Под ред. Маретина Ю. и Путилова Б. — Л.: Наука, 1979. — С. 241—258.
• Смирнов И. [www.scepsis.ru/library/id_1911.html «Забытый фашизм». Театр абсурда в колоде одной масти]
• Стефанов Ю. Конечное уравнение, или Ночь духов // Стефанов Ю. Трещина между мирами. Литература и Традиция. — М.: Текст, 2002.
• Сухачев Н. Л. [svonz.lenin.ru/articles/Sukhachev-Fenomen.html Феномен духа и космос Мирчи Элиаде]
• Чоран Э. Мирча Элиаде

Работы, не издававшиеся на русском языке

• Davíd Carrasco and Jane Marie Law Waiting for the dawn (Ожидая рассвет)
• Eugen Simion Mircea Eliade: a spirit of amplitude (Мирча Элиаде: дух простора)
• Bryan S. Rennie Reconstructing Eliade: making sense of religion (Восстанавливая Элиаде: понимание религии)
• Steven M. Wasserstrom Religion after religion (Религия после религии)
• Guilford Dudley Religion on trial: Mircea Eliade & his critics (Испытание религии: Мирча Элиаде и его критика)
• John D. Dadosky The structure of religious knowing (Структура религиозного знания)
• Carl Olson The theology and philosophy of Eliade: a search for the centre (Теология и философия Элиаде: поиск центра)

Литература

• Грицанов А. А., Макаров А. И., Пигалев А. И. [www.terme.ru/dictionary/181/word/yeliade-mircha-1907-1986 Элиаде, Мирча] // Новейший философский словарь / Сост. и глав. науч. ред. А. А. Грицанов. — 3-е изд., исправл. — Мн.: Книжный Дом, 2003. — 1280 с. — (Мир энциклопедий). — ISBN 985–428-636–3.
• Забияко А. П. [www.terme.ru/dictionary/182/word/yeliade-eliade-mirche-1907-1986 Элиаде, Мирча] // Культурология. XX век. Энциклопедия / гл. ред. С. Я. Левит. — СПб.: Университетская книга; Алетейя, 1998. — Т. 2. М - Я. — 370 с.
• Меркулов И. П. [ariom.ru/wiki/MirchaJeliade Элиаде, Мирча] // Философия: Энциклопедический словарь / Под ред. А. А. Ивина. — Гардарики, 2004. — 1072 с. — ISBN 5-8297-0050-6.
• Стефанов Ю. Н. [iph.ras.ru/elib/3523.html Элиаде, Мирча] // Новая философская энциклопедия / Ин-т философии РАН; Нац. обществ.-науч. фонд; Предс. научно-ред. совета В. С. Стёпин, заместители предс.: А. А. Гусейнов, Г. Ю. Семигин, уч. секр. А. П. Огурцов. — 2-е изд., испр. и допол. — М.: Мысль, 2010. — ISBN 978-5-244-01115-9.

Ссылки

• [www.fatuma.net/text/eliade Тексты Элиаде и о нём] (Чоран, Мутти и др.)
• [vpn.int.ru/index.php?name=Biography&op=page&pid=517 Элиаде, Мирча — Биография. Библиография. Высказывания.]
• [www.gumer.info/authors.php?name=%DD%EB%E8%E0%E4%E5+%CC. Книги М. Элиаде в библиотеке Гумер]
• [arcto.ru/article/1103 Радиовыпуск Finis Mundi посвящённый Мирча Элиаде]
• [eliade.upelsinka.com/ eliade.upelsinka.com]
• [lib.ru/FILOSOF/ELIADA/ Элиаде, Мирча] в библиотеке Максима Мошкова
• Мирча Элиаде (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.youtube.com/watch?v=f_xtE87V0OU Фрагмент фильма Paul Barba-Négra «Mircea Eliade et la redecouverte du sacre»]
• [sf-encyclopedia.com/entry/eliade_mircea Мирча Элиаде] в The Encyclopedia of Science Fiction  (англ.)
• www.bdfi.net/auteurs/e/eliade_mircea.php
• www.isfdb.org/cgi-bin/ea.cgi?97217

Отрывок, характеризующий Элиаде, Мирча

– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.