Элизий

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Элизий или Элисий[1], Элизиум (лат. Elysium, от греч. Ἠλύσιον πεδίον — «елисейские поля» или «долина прибытия»[2]) — в античной мифологии часть загробного мира, где царит вечная весна, и где избранные герои проводят дни без печали и забот. Противопоставляется Тартару[3].





Описание

Гомер помещает Элизий на западном краю света, у берегов реки Океан.[4] В своей «Одиссее» он говорит, что Элизий — это место,

Где пробегают светло беспечальные дни человека:

Где ни метелей, ни ливней, ни хладов зимы не бывает;
Где сладкошумно летающий веет Зефир Океаном,

С легкой прохладой туда посылаемый людям блаженным.


По Гесиоду на Острова блаженных Зевсом были поселены только погибшие в сражениях герои четвёртого поколения («века героев»)[5]. Обычных греков, включая самого Гесиода, греки относят к пятому поколению. Вот что пишет о загробном существовании обычного грека известный историк религий Мирча Элиаде:

«Но и смерть ничего не разрешает, поскольку не приводит к полному и окончательному исчезновению. Современникам Гомера загробная жизнь виделась тягостным и жалким существованием в подземном царстве Аида, населенном бледными тенями, бессильными и лишенными памяти. (Тень Ахилла, которую вызвал Одиссей, сетует, что лучше быть рабом у последнего бедняка, чем царствовать над тенями усопших.[…] Притом загробное существование не вознаграждает прижизненных заслуг и не карает за преступления. К вечным мукам были приговорены только Иксион, Тантал и Сизиф, нанесшие Зевсу личные оскорбления. Менелай взамен Аида обрел Элизий только в качестве мужа Елены, соответственно — зятя Зевса. По версии Гесиода (ср. § 85), того же удостоились и другие герои, но их участь была недоступна иным смертным.»[6]

Позже, в античном искусстве идея воздаяния всё-таки проявляется, Элизий становится «доступен» для блаженных душой и посвященных[5]. Так Пиндар говорит об острове, на котором среди тенистых аллей праведники проводят блаженную жизнь, устраивая спортивные игрища и музыкальные вечера.[4] По мере развития этической мысли, Вергилий рассматривает Элизий как место воздаяния праведным.[7]

Превращённые в змеев, сюда попали Кадм с супругой Гармонией.

Интересные факты

От этого слова произошло имя Елисей и название парижского проспекта Елисейские поля.

См. также

Напишите отзыв о статье "Элизий"

Примечания

  1. [dic.academic.ru/dic.nsf/bse/153777/Элизиум Элизиум] // Большая советская энциклопедия
  2. [dic.academic.ru/dic.nsf/lubker/8129/Елизий Елизий] // Реальный словарь классических древностей. Под редакцией Й. Геффкена, Э. Цибарта. — Тойбнер. Ф. Любкер. 1914.
  3. Мифы народов мира. под ред. С. А. Токарева. 1982
  4. 1 2 Peck Harry Thurston. [books.google.com/books?id=RacKAAAAIAAJ&printsec=frontcover&cad=0#v=onepage&q&f=false Harper's Dictionary of Classical Literature and Antiquities, Volume 1]. — New York: Harper, 1897. — P. 588, 589.
  5. 1 2 [www.eliade.ru/zevs-i-grecheskaya-religiya.html/3 Мирча Элиаде."История веры и религиозных идей. Том первый: от каменного века до элевсинских мистерий. § 85. Миф о первых поколениях. Прометей. Пандора"].
  6. [www.eliade.ru/zevs-i-grecheskaya-religiya.html/5 Мирча Элиаде."История веры и религиозных идей. Том первый: от каменного века до элевсинских мистерий. § 87. Человек и судьба. Значение «радости бытия»"].
  7. [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/religiya/ELIZI.html Энциклопедия Кругосвет].


Отрывок, характеризующий Элизий

С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть».
И той же главы в стихе пятом: «И даны быта ему уста глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре – десять два».
Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение:
a b c d e f g h i k.. l..m..n..o..p..q..r..s..t.. u…v w.. x.. y.. z
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160
Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.