Элий Донат
| Элий Донат |
Элий Донат, чаще сокращённо — Дона́т (лат. Aelius Donatus; ок. 320 — ок. 380) — римский грамматик и ритор. Известен, главным образом, как составитель двух пособий по латинской грамматике — краткого начального курса Ars minor (Малая грамматика; в форме катехизиса) и полномасштабного учебника Ars maior (Большая грамматика), сохранивших значение вплоть до наших дней.
О жизни Доната известно лишь то, что он был учителем Иеронима Стридонского.
Его «Жизнеописание Вергилия», вероятно, восходит к утерянному произведению Светония «Жизнь». Работа Доната дополнена комментариями поэзии Вергилия, обрывающимися на «Эклогах». Сохранились также комментарии Доната к Теренцию.
Учебники латинской грамматики Доната получили в средневековой Европе широкое распространение. В XVI века на Руси их перевёл известный книжник Дмитрий Герасимов. Ars grammatica Доната неоднократно переписывалась и переиздавалась как школьный учебник, его имя стало нарицательным для обозначения латинской грамматики (donet, «Донатус»). Это сочинение также использовалось в средневековых монастырях для обучения монахов[1]. Донат выделяет восемь частей речи. Судя по тому немногому, что нам известно о римской лингвистике, грамматика Доната малооригинальна и, очевидно, основана на тех же источниках, которыми пользовались Харисий и Диомед. Однако как пособие сжато и удачно излагает материал. Это также единственное исключительно текстовое произведение, которое было издано в виде блочной книги (вырезано как гравюра на дереве, без использования подвижных литер).
Донат был сторонником системы пунктуации, в которой использовались точки, помещённые на разной высоте относительно строки. Всего выделяли три позиции этих точек, они указывали на постепенно удлиняющиеся паузы речи и были эквивалентами современных запятой, двоеточия и точки. Эта система сохранялась вплоть до VII века, когда получила распространение усовершенствованная система Исидора Севильского.
Донат создал систему, согласно которой пьеса состоит из трёх отдельных частей: протазиса, эпитазиса и катастазиса.
Элия Доната не следует путать с Тиберием Клавдием Донатом, жившим примерно на 50 лет позже.
Данте Алигьери упоминает Доната в «Божественной комедии» (Рай).
Переводы
- Донат. Краткая наука о частях речи. / Пер. М. С. Петровой. // Диалог со временем. 1/99. М., ИВИ РАН. 1999. С.306-334.
Напишите отзыв о статье "Элий Донат"
Примечания
- ↑ Schlotheuber: Die gelehrten Bräute Christi. Geistesleben und Bücher der Nonnen im Hochmittelalter // Vorträge / hg. von H. Schmidt-Glintzer. Wiesbaden, 2008. — S. 48.
|
Это заготовка статьи о лингвисте. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Элий Донат
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
