Эллан-Блакитный, Василий Михайлович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Эллан-Блакитный»)
Перейти к: навигация, поиск
Василь Эллан-Блакитный
Василь Еллан-Блакитний
Имя при рождении:

Василий Михайлович Элланский

Псевдонимы:

А. Орталь, Валерий Проноза, Маркиз Попелястый

Место рождения:

с. Козел, Черниговская губерния, ныне Черниговский район, Черниговская область

Род деятельности:

поэт, писатель, революционер, общественный деятель

Василий Эллан-Блакитный (укр. Василь Еллан-Блакитний; настоящее имя Василий Михайлович Элланский, укр. Василь Михайлович Елланський; 18941925) — украинский советский писатель и поэт, революционер, левый политический и общественный деятель.



Биография

Родился в семье священника в селе Козлы (ныне Михайло-Коцюбинское) Черниговской губернии. Отец рано умер и оставил трёх сыновей и дочь на иждивении матери. Единственным источником существования семьи была материнская пенсия. В 1903 году семья Элланских переехала в Чернигов, где сначала жила в дешёвой съёмной квартире в Холодном Яру, на окраине города.

В 1906 году с помощью родственников матери удалось купить небольшой дом в глухом переулке на улице Селюка, № 24-а. Здесь Василий жил до осени 1914 года, когда уехал в Киев, но и потом часто наведывался сюда, а в 1917 году почти всё время прожил с семьёй в Чернигове.

Отец Василия категорически заявлял, что не пустит детей на поповскую дорожку. Того же мнения была и мать, но материальные условия были таковы, что ей пришлось отдать детей в духовную школу, где им было гарантировано бесплатное обучение. Старший брат Василия, живший в Чернигове при бурсе, заболел и умер. Поэтому, поселившись в Чернигове, мать держала Василия при себе. Учиться Василий начал рано, но в духовную семинарию поступил лишь в десять лет, так как мать, подавленная смертью старшего сына, дрожала над слабым здоровьем Василием. В школе учился плохо, дважды оставался в одном классе. Препятствовало обучению плохое здоровье, а ещё больше — чтение книг. Даже обедая, он держал при себе книгу.

С 1910 года писатель учился в Черниговской духовной семинарии, которую искренне не любил. Посещал знаменитые «субботы» в гостиной Михаила Коцюбинского, где его первые стихи (которые он начал писать с 1912 года) были восприняты с доброжелательным вниманием мастера. По окончании четвёртого класса (1914) поступил на экономическое отделение Киевского коммерческого института, где уже учился его давний, ещё с бурсы, приятель — Павло Тычина.

Социально-экономические дисциплины были по душе молодому Василию, однако институт он тоже не окончил. В 1917 году недавний студент с головой погрузился в революционную работу: революционные кружки, общества «Просвещения», участие в организации уездного крестьянского съезда в начале лета 1917 года. Всё это закономерно привело Элланского в партию украинских эсеров. Он стал её активистом, а вскоре и председателем Черниговского губернского комитета. Во времена Центральной Рады Василий Михайлович попал в Лукьяновскую тюрьму за антиправительственное обращение «К рабочим и крестьянам Украины». В неспокойные революционные годы Элланский участвовал в создании подпольной типографии в Одессе, руководил восстанием против гетмана в Полтаве; во время наступления Деникина, скрываясь в сторожке на Байковом кладбище, руководил киевским боротьбистским подпольем.

После слияния украинских коммунистов-боротьбистов с КП(б)У вёл неуклонную борьбу против шовинистических и национал-нигилистических тенденций в партии и государстве («оппозиционная» речь Блакитного на конференции КП(б)У в ноябре 1920 года), бросил все свои силы и энергию на организацию культурного возрождения в РСФСР. Первый и бессменный редактор правительственной газеты «Известия» и приложения к ней — «Литература. Наука. Искусство» (позднее «Культура и быт»). Основал и редактировал журналы «Всесвіт», «Червоний перець». Одно время был председателем коллегии Государственного издательства Украины. Организатор и руководитель первого союза пролетарских писателей «Гарт», которая имела филиалы во многих городах Украины и даже в Канаде.

Тяжёлая болезнь сердца, которой с раннего детства страдал Эллан-Блакитный, привела к его смерти на 32-м году жизни. 4 декабря 1925 он умер.

Впоследствии был провозглашен «буржуазным националистом», «бандитом». В 1934 году был демонтирован памятник Эллана-Блакитного, поставленный его друзьями в Харькове. Произведения писателя были запрещены, а все его товарищи по партии боротьбистов расстреляны или сосланы в Сибирь. После ХХ съезда КПСС реабилитирован.

Творческая деятельность

Начал писать стихи в 1912 году. В 1917 написал стихотворение «Вперёд», обозначившее вступление автора в период творческой зрелости. Образный мир его поэзии (основная часть его лирики написана в 1917—1920 гг.) — это мир, каким его видит революционер, признавший законом своей жизни борьбу и самопожертвование со всем его аскетизмом и невниманием к простым жизненным реалиям тех самых «миллионов», за которые он борется. Стихи составили сборник «Удары молота и сердца» (Киев, 1920. 24 с.).

После 1921—1922 годов лирический голос Эллана постепенно стихал. На ситуацию в стране и международной жизни реагировал преимущественно сатирической поэзией. В течение 1924—1925 гг. издал три книги стихотворной газетной сатиры: «Заметки карандашом», «Советская горчица», «Государственный ум». В наследии писателя ряд новеллистических этюдов и очерков («Фабричная», «Письмо без адреса», «Наши дни» и др.) и значительная по объёму публицистическая проза политической и общекультурной тематики, а также ряд весомых статей и выступлений по вопросам литературы и искусства. Этой творческой трансформации Эллана посвятил статью Микола Хвылевой.

Напишите отзыв о статье "Эллан-Блакитный, Василий Михайлович"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Эллан-Блакитный, Василий Михайлович

– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10 ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. – «Переймешь что нибудь, можешь попросить о чем нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
Берг улыбнулся с сознанием своего превосходства над слабой женщиной и замолчал, подумав, что всё таки эта милая жена его есть слабая женщина, которая не может постигнуть всего того, что составляет достоинство мужчины, – ein Mann zu sein [быть мужчиной]. Вера в то же время также улыбнулась с сознанием своего превосходства над добродетельным, хорошим мужем, но который всё таки ошибочно, как и все мужчины, по понятию Веры, понимал жизнь. Берг, судя по своей жене, считал всех женщин слабыми и глупыми. Вера, судя по одному своему мужу и распространяя это замечание, полагала, что все мужчины приписывают только себе разум, а вместе с тем ничего не понимают, горды и эгоисты.
Берг встал и, обняв свою жену осторожно, чтобы не измять кружевную пелеринку, за которую он дорого заплатил, поцеловал ее в середину губ.
– Одно только, чтобы у нас не было так скоро детей, – сказал он по бессознательной для себя филиации идей.
– Да, – отвечала Вера, – я совсем этого не желаю. Надо жить для общества.
– Точно такая была на княгине Юсуповой, – сказал Берг, с счастливой и доброй улыбкой, указывая на пелеринку.
В это время доложили о приезде графа Безухого. Оба супруга переглянулись самодовольной улыбкой, каждый себе приписывая честь этого посещения.
«Вот что значит уметь делать знакомства, подумал Берг, вот что значит уметь держать себя!»
– Только пожалуйста, когда я занимаю гостей, – сказала Вера, – ты не перебивай меня, потому что я знаю чем занять каждого, и в каком обществе что надо говорить.
Берг тоже улыбнулся.
– Нельзя же: иногда с мужчинами мужской разговор должен быть, – сказал он.
Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии, чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла, или дивана для дорогого гостя, и видимо находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предложил решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул, и тотчас же Берг и Вера начали вечер, перебивая один другого и занимая гостя.
Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
Вскоре приехал Борис, старый товарищ Берга. Он с некоторым оттенком превосходства и покровительства обращался с Бергом и Верой. За Борисом приехала дама с полковником, потом сам генерал, потом Ростовы, и вечер уже совершенно, несомненно стал похож на все вечера. Берг с Верой не могли удерживать радостной улыбки при виде этого движения по гостиной, при звуке этого бессвязного говора, шуршанья платьев и поклонов. Всё было, как и у всех, особенно похож был генерал, похваливший квартиру, потрепавший по плечу Берга, и с отеческим самоуправством распорядившийся постановкой бостонного стола. Генерал подсел к графу Илье Андреичу, как к самому знатному из гостей после себя. Старички с старичками, молодые с молодыми, хозяйка у чайного стола, на котором были точно такие же печенья в серебряной корзинке, какие были у Паниных на вечере, всё было совершенно так же, как у других.


Пьер, как один из почетнейших гостей, должен был сесть в бостон с Ильей Андреичем, генералом и полковником. Пьеру за бостонным столом пришлось сидеть против Наташи и странная перемена, происшедшая в ней со дня бала, поразила его. Наташа была молчалива, и не только не была так хороша, как она была на бале, но она была бы дурна, ежели бы она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида.
«Что с ней?» подумал Пьер, взглянув на нее. Она сидела подле сестры у чайного стола и неохотно, не глядя на него, отвечала что то подсевшему к ней Борису. Отходив целую масть и забрав к удовольствию своего партнера пять взяток, Пьер, слышавший говор приветствий и звук чьих то шагов, вошедших в комнату во время сбора взяток, опять взглянул на нее.