Бернстайн, Элмер

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Элмер Бернстайн»)
Перейти к: навигация, поиск
Элмер Бернстайн
Elmer Bernstein
Полное имя

Elmer Bernstein

Дата рождения

4 апреля 1922(1922-04-04)

Место рождения

Нью-Йорк

Дата смерти

18 августа 2004(2004-08-18) (82 года)

Место смерти

Охай, Калифорния

Годы активности

1951—2004

Страна

США США

Профессии

кинокомпозитор, дирижёр

Жанры

музыка для кино

Награды
«Оскар» (1967)

Элмер Бернстайн (англ. Elmer Bernstein) — американский композитор, пишущий музыку для кино, композитор-песенник и дирижёр. Родился в Нью-Йорке, 4 апреля 1922 года, в семье Эдварда Бернштейна и Зельмы Файнштейн.

Музыкальная фильмография Э.Бернстайна включает в себя такие известные фильмы, как «Оскар», «Моя левая нога», «Охотники за привидениями», «Убить пересмешника», «Великолепная семёрка», «Эпоха невинности», «Дикий, дикий Вест», «Воскрешая мертвецов», «Большой побег» и множество других.



Биография

В 1950 году Элмер Бернстайн переехал в Голливуд, где началась его карьера в кино, из Нью-Йорка, будучи уже состоявшимся пианистом. В то время эта сфера была во власти пышного симфонического оформления, к которому тяготели такие знаменитые композиторы, эмигранты из Европы, как Эрих Корнгольд, Миклош Рожа и Макс Стейнер. Первым кинофильмом, к которому Элмер Бернстайн написал музыку, стал «Субботний герой» — фильм 1951 года, рассказывающий об американском футболе. Бернстайн часто использовал полные оркестры, хотя экспериментировал и с другими приемами, стремясь максимально приблизить музыку к происходящему на экране действию. Его считали революционером в области музыкального сопровождения. Бернстайн написал музыку для ставшего культовым вестерна «Великолепная семёрка», в т.ч. марш-галоп, который оставался популярным в течение многих лет, а позже стал неотъемлемой частью телерекламы сигарет Marlboro.

Режиссёр Мартин Скорсезе, с которым композитор работал над фильмом «Мыс страха», как-то сказал о Бернстайне: «Одно дело писать музыку, которая усиливает фильм, подчеркивает его… или добавляет ему драматической силы. Совершенно другое — писать музыку, которая украшает фильм. Именно это и делает Элмер Бернстайн, и это для меня — его самый большой дар»…

Помимо музыки к кино Бернстайн писал и симфоническую музыку, он автор нескольких опусов для симфонического оркестра. С 2002 года Элмер Бернстайн был президентом Музея музыкальной кинематографии. Умер он тихо, во сне, в своем калифорнийском доме в Охай 18 августа 2004 года, в возрасте 82 лет.

За свою 50-летнюю карьеру в кино Бернстайн номинировался на «Оскара» 14 раз, хотя награждён лишь однажды — за музыку к фильму-мюзиклу «Весьма современная Милли» (1967, в категории «Лучшая оригинальная музыка»). Был дружен с нью-йоркским композитором и дирижёром Леонардом Бернстайном. Хоть у них и подобные фамилии, они были не родственниками, а всего лишь однофамильцами.

Фильмография (музыка к фильмам)

Напишите отзыв о статье "Бернстайн, Элмер"

Ссылки

  • [www.elmerbernstein.com/bio/facts.html Официальный сайт/Биография]
  • Элмер Бернстайн (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [ibdb.com/person.php?id=11383 Элмер Бернстайн] (англ.) на сайте Internet Broadway Database
  • [www.ayrshirescotland.com/elmerbernstein/bernstein_credits.html SWF movie with soundtracks] (недоступная ссылка с 05-09-2013 (3885 дней) — историякопия)
  • [www.sonybmgmasterworks.com/artists/elmerbernstein/ Discography at SonyBMG Masterworks]
  • [filmmusic.homestead.com/elmer.html Fan website]
  • [www.bernsteinwest.com BernsteinWest.com]
  • [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=9337742 Элмер Бернстайн] (англ.) на сайте Find a Grave

Отрывок, характеризующий Бернстайн, Элмер

[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]