Эльбасанское письмо
| Эльбасанское письмо | |
| Тип письма: | |
|---|---|
| Языки: | |
| Место возникновения: | |
| Территория: | |
| Создатель: |
неизвестен |
| Дата создания: |
середина XVIII века |
| Период: | |
| Статус: |
дешифровано |
| Направление письма: |
слева направо |
| Знаков: |
53 буквы |
| Происхождение: | |
|
| |
| См. также: Проект:Лингвистика | |
Эльбасанское письмо — созданная в середине (по другим источникам — во второй половине[1]) XVIII века алфавитная письменность, использовавшаяся для албанского языка. Название получила от города Эльбасан, в котором была изобретена. В основном использовалась в окрестности Эльбасана и Берата.
Начертание символов, возможно, основано на греческой письменности. Автор — албанский учитель Теодор Хаджи Филипп (Theodhor Haxhifilipi, 1730—1806)[1].
Письменность использовалась достаточно редко, обычно вместе с другим местным видом письменности: алфавит Бютакукье[1].
Дэвид Дирингер указывает, что, возможно, создание местных письменностей в Албании преследовало цель сокрытия содержания текстов от турецких властей; эти письменности, таким образом, осуществляли функцию шифра или тайнописи.
Напишите отзыв о статье "Эльбасанское письмо"
Примечания
Литература
- Дирингер, Дэвид. Алфавит. — М.: Издательство Иностранной Литературы, 1963. — С. 562.
- Trix, Frances. 1997. Alphabet conflict in the Balkans: Albanian and the congress of Monastir. International Journal of the Sociology of Language 128:1-23.
- Trix, Frances. 1999. The Stamboul alphabet of Shemseddin Sami Bey: precursor to Turkish script reform. International Journal of Middle Eastern Studies 31:255-272.
Ссылки
- [www.omniglot.com/writing/albanian.htm Эльбасанское письмо на сайте Omniglot]
Отрывок, характеризующий Эльбасанское письмо
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
