Эльмень, Даниил Семёнович

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Даниил Семёнович Эльмень
Ответственный секретарь Чувашского областного комитета РКП(б)
15 октября 1922 — 10 мая 1924
Предшественник:	Гавриил Михайлович Михайлов
Преемник:	Михаил Тимофеевич Томасов
Председатель Исполнительного комитета Областного Совета Чувашской трудовой коммуны
10 ноября 1920 — 1921
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Сергей Андреевич Коричев
Председатель Временного Чувашского областного комитета РКП(б)
7 октября 1920 — 25 февраля 1921
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность упразднена
Председатель Чувашского революционного комитета
4 февраля — ноябрь 1920
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность упразднена
Вероисповедание:	отсутствует (атеист)
Рождение:	29 декабря 1885(1885-12-29) дер. Исмендеры, Шуматовская волость, Ядринский уезд, Казанская губерния, Российская империя
Смерть:	3 сентября 1932(1932-09-03) (46 лет) с. Ильинка, Моргаушский район, Чувашская АССР, РСФСР, СССР
Место погребения:	кладбище «Берёзовая роща», Чебоксары
Супруга:	Матрена Григорьевна Борисова
Партия:	Партия левых социалистов-революционеров, РКП(б)
Образование:	Симбирская чувашская учительская школа
Военная служба
Годы службы:	1914—1917
Принадлежность:	Российская империя Российская империя
Род войск:	армия
Звание:	не установлено
Сражения:	Первая мировая война

Эльме́нь, Дании́л Семёнович (29 декабря 1885, Исмендеры, Ядринский уезд, Казанская губерния — 3 сентября 1932, Ильинка, Чувашская АССР) — чувашский государственный и политический деятель, первый Председатель Чувашского областного исполнительного комитета.

Биография

Детство и юность

Даниил Семенович был в семье старшим, и ему приходилось с ранних лет выполнять множество работ по хозяйству. Хлеба не хватало даже до середины зимы, и каждый год родители Даниила брали в долг зерно у состоятельных хозяев на кабальных условиях: долги надо было отрабатывать на полях заимодавцев. Каждое лето Даниил работал в поле от зари до зари. Рожь он жал серпом быстро и умело. За день вязал 400 снопов.

Повзрослев, Даниил стал плести лапти на всю семью и на продажу, стараясь облегчить тяжёлое материальное положение семьи.

По отношению к младшим он был очень заботливым братом. Его сестра Мария Семеновна в своих воспоминаниях с большой теплотой говорила о нём: «Однажды, — вспоминала она, — заболела мать. Наш брат пек нам хлеб, пироги. Кормил нас». За трудолюбие и скромность Даниила в деревне все любили и уважали. Сосед Игнатий шестилетнего мальчика научил читать книги. Даниил оказался способным. Когда ему исполнилось восемь лет, его отправили учиться в местную четырёхклассную земскую начальную школу. Её он окончил успешно. Обнаружив у мальчика способности, видя его старание, учитель земской школы попытался устроить своего воспитанника в Симбирскую чувашскую учительскую школу. Но в то время его мечте не суждено было сбыться. «По совету учителя родители хотели было отправить меня учиться в Симбирскую чувашскую учительскую школу, — писал позднее Д. С. Эльмень, — Но ни одежды, ни денег на дорогу не нашлось, и я вынужден был остаться в деревне. Но случай посадил меня опять на школьную скамью. В семи верстах от нашей деревни открылось двухклассное училище. Я поступил туда в 1902 и окончил его в 1905».

После окончания училища учителя рекомендовали Семенова Даниила инспектору Симбирской чувашской учительской школы И. Я. Яковлеву, который принял его в том же году в число своих воспитанников.

Служба в российской армии

С начала российско-германской войны, Д. С. Эльменя, как запасного нижнего чина, с первых же её дней призвали в армию. Демобилизовался он в начале декабря 1917 года. К этому времени он стал левым эсером.

Заведующий Чувашским отделом Наркомнаца

10 мая на объединённом совещании Чувашского левого социалистического комитета и Чувашской фракции губернского Совета руководителем Чувашского отдела Народного комиссариата по делам национальностей был избран Д. С. Эльмень, его заместителем С. А. Коричев.

Председатель ревкома Чувашской Автономной области

24 июня 1920 года, когда был принят Декрет Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров № 167 об образовании Чувашской автономной области, оргбюро ЦК РКП(б) председателем ревкома Чувашской автономной области утвердило Д. С. Эльменя, членами ревкома — В. А. Алексеева, Л. М. Лукина, предисполкома Чебоксарского уездного Совета И. А. Крынецкого председателем укома партии Я. П. Соснина.

За культурное развитие Чувашии

В своё время Д. С. Эльмень с недоверием относился к опыту просветительской деятельности И. Я. Яковлева, но впоследствии, убедившись в том, что И. Я. Яковлев принадлежит прогрессивной дореволюционной культуре, он изменил свои взгляды.

Д. С. Эльмень на митингах, на различных собраниях и съездах, на страницах газет постоянно обращался к чувашской трудовой интеллигенции с призывом активно включиться в культурное строительство. Он в своих выступлениях с горечью указывал на то, что некоторые интеллигенты стоят в стороне от революционного процесса, нанося тем самым непоправимый ущерб своему народу. Он подчёркивал, что только развивая политическую сознательность масс, возможно повести их на борьбу за строительство нового общества. Октябрьская социалистическая революция, советская власть предоставили народу все блага, все возможности для лучшей жизни. Интеллигенция должна помочь ему в этом. Даниил Семенович призывал всю трудовую интеллигенцию объединиться вокруг Коммунистической партии и Советов, просвещать чувашский народ, работать над развитием его политической сознательности.

На собрании чувашских коммунистов, состоявшемся 12 января 1919 г. в Казани, Д. С. Эльмень призывает лучших представителей интеллигенции присоединиться к работе Чувашского отдела при Наркомнаце для развёртывания культурного строительства.

В начале августа 1919 г. состоялся I Всероссийский съезд работников просвещения и социалистической культуры среди чувашей. В его созыве и работе активное участие принял Д. С. Эльмень. Он был избран председателем съезда. Даниил Семенович добивается дружной, сплочённой работы трудовой интеллигенции разных национальностей и культурном строительстве.

Д. С. Эльмень уделял повседневное внимание развитию народного образования, культурно-просветительских учреждений, печати в Чувашии. В докладной записке к смете Чувашского отдела при Наркомнаце на май и июнь 1919 г. им были изложены конкретные задачи по развитию народного образования в Чувашской автономной области. Он писал:

«…чтобы вывести чувашей из мрака невежества и косности, необходимо широко поставить дело их просвещения, как школьного, дошкольного, внешкольного, так и профессионально-технического».

Благодаря усилиям партийных и советских органов, Чувашского отдела при Наркомнаце и его заведующего Д. С. Эльменя в суровых условиях гражданской войны были достигнуты немалые успехи на культурном фронте. Возросла сеть школ, увеличилось число учащихся. В 1919—1920 гг. в Чувашии работали 1200 школ ликбеза. Даже в глухих селениях открывались народные дома, клубы, избы-читальни, народные университеты. В 1918 г. в Канаше была открыта учительская семинария. В январе 1918 г. в Казани возник первый чувашский театр. Там же открывается Высшее центральное музыкально-драматическое училище.

По инициативе Д. С. Эльменя решался ряд трудоёмких и сложных вопросов по реорганизации и усовершенствованию на новой основе народного просвещения. Необходимо было готовить педагогические кадры, учебные пособия. В октябре 1918 г. Чувашским отделом при Наркомнаце, возглавляемым Д. С. Эльменем, издаётся приказ, обязывающий все чувашские отделы народного образования и учебные заведения срочно переработать букварь, который стал неоценимым учебным пособием не только для школьников, но и для обучения взрослого населения грамоте.

Д. С. Эльмень был одним из активных организаторов перевода на чувашский язык трудов В. И. Ленина, произведений прогрессивных русских писателей и поэтов, школьных учебников и др. В марте 1919 г. по инициативе Чувашского отдела при Наркомнаце была организована переводческо-издательская комиссия, что привело к значительному увеличению переводческой литературы.

На пути к чувашской автономии

К концу Гражданской войны вопрос о создании автономии народов Поволжья встал на повестке дня. 20 марта 1919 г. была образована Башкирская автономная республика, 27 мая 1920 г. Татарская автономная республика. В это же время решался вопрос о предоставлении автономии других народов, в том числе и чувашам.

3 января 1920 г. в Наркомнац была направлена специально докладная записка Чувашского отдела. В ней вопрос об автономии для чувашей ставился официально.

24 июня 1920 г. был объявлен Декрет ВЦИК и СНК РСФСР об образовании Автономной Чувашской области. Он был подписан председателем Совнаркома РСФСР В. И. Лениным, председателем ВЦИК РСФСР М. И. Калининым и секретарём ВЦИК РСФСР А. С. Енукидзе. В этот же день Оргбюро ЦК РКП(б) рассмотрело вопрос о составе Чувашского революционного комитета (Ревкома). Он был утверждён как всемирный советский орган для руководства новой административной единицей. 1 июля 1920 г. Оргбюро ЦК РКП(б) сформировало временный Чувашский обком партии, в состав который вошёл и Д. С. Эльмень.

Так завершилась напряженная работа коммунистов по созданию автономии чувашей. 20 августа 1920 г. по инициативе Ревкома в Чебоксарах в честь провозглашения Чувашской автономной области был проведён митинг с участием общественных организаций, гостей из Татарии и других губерний.

Много внимания уделялось росту культуры населения. Создавались постоянные очаги и центры культурного развития трудящихся. К концу 1920 г. благодаря активной работе коммунистов, которых в то время в Чувашии было около 1300, в области функционировали 218 изб-читален, 170 библиотек, 62 народных дома и т. д.

Огромная работа проводилась по ликвидации неграмотности населения. За короткий промежуток времени около 12 тыс. человек прошли трёхмесячные курсы по ликвидации неграмотности.

Д. С. Эльмень был уверен в том, что создание Чувашской автономной области откроет дорогу родному народу к передовой науке и культуре. По его инициативе уже 16 июля 1920 г. Ревком принимает решение открыть в Ядрине сельскохозяйственный техникум. Предполагалось открыть и университет, вначале как филиал Казанского университета.

Ревком и его председатель Д. С. Эльмень приложили большие усилия по налаживанию экономической жизни области. Были введены в действие лесопильные заводы, мастерские. 2 августа 1920 г. по предложению Д. С. Эльмень Ревком принял решение о строительстве электростанции в Чебоксарах. Через год она была пущена в действие. Разрабатывались мероприятия по оказанию агрономической помощи крестьянству, открытию прокатных машинных станций и др.

Травля

Летом 1928 г. руководство Чувашской АССР начало кампанию против Д. С. Эльменя.

2 декабря 1930 г. на заседании партийного бюро Нижегородского коммунистического института Д. С. Эльмень был исключён из коммунистической партии. Д. С. Эльмень считал, что все это — «дело рук С. П. Петрова», ставшего ответственным секретарем чувашского обкома партии в 1926 году и видевшего в Д. С. Эльмене конкурента.

В конце января 1931 г. Д. С. Эльмень обратился с заявлением в Нижегородскую краевую контрольную комиссию ВКП(б). 7 марта партийная «тройка» и Нижегородская краевая контрольная комиссия восстановили Даниила Эльменя членом партии. Но в Чувашской АССР такое решение посчитали неприемлемым, контрольная комиссия республики подала апелляцию с требованием исключить Д. С. Эльменя из партии. Однако Нижегородская коллегия, рассмотрев данное заявление, в своём постановлении отметила, что Эльмень признал свои ошибки как на парттройке, так и на партколлегии, что он принят в Нижегородский пединститут и оттуда имеется положительный отзыв о его работе.

Смерть и похороны

Осенью 1930 г. на одном из слушаний его персонального дела он заявил: «Пользы от меня для партии все равно не будет. Я больше двух лет не проживу». 3 сентября 1932 года Эльмень скончался на 47 году жизни в доме отдыха ЦИК Чувашской АССР в Ильинке.

Гроб с телом Даниила Семеновича из Ильинки в Чебоксары доставили по Волге на катере при сопровождении духового оркестра. Похороны состоялись 5 сентября. Чебоксарцы и жители области прощались с ним в здании Главного суда. К выносу тела собрались многие сотни, возможно, и тысячи людей. Д. С. Эльмень был похоронен в г. Чебоксары на кладбище «Березовая роща».

В ноябре 1937 года республиканские газеты ЧАССР опубликовали постановление пленума обкома «О секретаре Чувашского обкома ВКП(б) Петрове С. П.», в котором он помимо всего прочего обвинялся в том, что «…похороны Эльменя в 1932 г. превратил в демонстрацию солидарности с буржуазными националистами и в подписанном им некрологе объявил Эльменя преданным партии большевиком».

Память об Эльмене

Именем Эльменя названа улица в Чебоксарах.

В 1960 году, когда республика готовилась к 40-й годовщине образования Чувашской автономии реабилитированные друзья и товарищи Д. С. Эльменя поставили вопрос о восстановлении затерянной могилы Эльменя. По словам его супруги Матрены Григорьевны, в районе нахождения праха покойного в том же году был установлен обелиск с надписью: «Здесь похоронен активный борец за установление и укрепление Советской власти в Чувашии Эльмень Д. С. (декабрь 1885 г. — сентябрь 1932 г.)». В сентябре 1967 г. из-за начавшихся на территории старого кладбища строительных работ Д. С. Эльменю воздвигли памятник (тоже в форме обелиска) на территории почётной аллеи мемориального кладбища на улице Б. Хмельницкого. На месте старого кладбища, где был похоронен Д. С. Эльмень, ныне размещаются корпуса ЧГПУ им. И. Я. Яковлева. Николаев В. Н. и Лялина Л. В. считают, что прах Д. С. Эльменя не попал под фундамент этих зданий, а находится на территории сквера вблизи решётки сада Дома правительства. Учитывая огромные заслуги Д. С. Эльменя перед чувашским народом, они ставят вопрос о восстановлении обелиска на месте захоронения.

В связи с 80-летием со дня рождения Даниила Семеновича 29 декабря 1965 г. Чувашский обком, Чебоксарский горком, правительство республики, старые коммунисты и члены его семьи возложили на его могилу венки. В тот же день состоялось заседание учёного совета научно-исследовательского института при Совете Министров ЧАССР с участием общественности города, посвящённое памяти Д. С. Эльменя.

Литература

• Иванов М. И. Даниил Эльмень: острые грани судьбы. — Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во, 2009. — 255 с. ISBN 978-5-7670-1733-1
• Николаев В. Н., Лялина Л. В. Д. С. Эльмень (Семенов). Его роль в становлении и развитии Чувашской национальной государственности. Чебоксары, 2008.

См. также

• Чувашия
• История Чувашии
• Чувашия в сталинскую эпоху
• Чувашский областной комитет КПСС
• С. П. Петров

Ссылки

• [nasledie.nbchr.ru/personalii/gos-dejateli/elmen-semenov-daniil-semenovich/ Государственные и политические деятели: Эльмень (Семенов) Даниил Семенович]
• [www.knowbysight.info/EEE/00036.asp Эльмень (Семёнов) Даниил Семёнович]. Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991. Проверено 12 декабря 2013.
• [www.youtube.com/watch?v=ujJ59WMTm-w&feature=youtube_gdata Даниил Эльмень - герой или аутсайдер чувашской истории?]

Отрывок, характеризующий Эльмень, Даниил Семёнович

Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.