Эль-Хаджера

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Деревня
эль-Хаджера
араб.
англ. Al-Hajjarah
Страна
Йемен
Мухафаза
Сана
Мудирия
Координаты
Основан
Высота над уровнем моря
1858 м
Официальный язык
Население
2500 человек
Часовой пояс
Показать/скрыть карты

Эль-Хаджера (араб. ‎; англ. Al-Hajjarah, иногда пишут Al-Hajarah или Al-Hajjara) — деревня в Йемене, расположенная в мухафазе Сана.





Расположение

Этот бывший торговый город на юго-западе мухафазы Сана в мудирии Манаха, расположившийся вдоль дороги Санаэль-Ходейда[1] в горной районе Джебель Хараз, к западу от города Манаха[2].

Описание

Эль-Хаджера, когда-то была городом. Это один из самых впечатляющих населённых пунктов в горах Йемена.[2] Построена на краю пропасти и славится своими высокими домами, которые построены на скальных склонах.[3][4] Её дома-крепости, построенные из камней добытых из близлежащего карьера, сливаются с окружающей местностью. Они сделанные из массивных блоков не скрепленных известковым раствором камней и образуют непрерывную линию бастиона.[2] Эти строения представляют собой яркий пример национальной йеменской архитектуры[2].

История

Цитадель была основана в XII веке Сулайхидами и стала важным укреплением во время турецкой оккупации Йемена в связи со стратегической важностью местоположения.[1][2][3]

Экономика и сельское хозяйство

Эль-Хаджера известна как производитель перца.[5]

Туристический интерес

Сегодня эль-Хаджара используется в качестве базового лагеря для треккенга.[1]

В эль-Хаджера находится бывшая резиденция имама Яхья бен Мухаммед Хамид-ад-Дин,[6] подписавшего итало-йеменский договор 1926 года.

Напишите отзыв о статье "Эль-Хаджера"

Примечания

  1. 1 2 3 Hämäläinen Pertti. [books.google.com/books?id=RCYuAQAAIAAJ Yemen]. — Lonely Planet Publications, 1999. — P. 142. — ISBN 978-0-86442-603-1.
  2. 1 2 3 4 5 [gidtravel.com/country/yemen/Derevny_Al-Hadgara_dp6889.html Йемен. Исторические, знаменитые, интересные районы.]. — GID TRAVEL, 2010.
  3. 1 2 [books.google.com/books?id=D8hmZIAaTGQC&pg=PA462 Oman, UAE & Arabian Peninsula]. — Lonely Planet, 2010. — P. 462. — ISBN 978-1-74179-145-7.
  4. [www.archdaily.com/162244/hidden-gems-of-yemen/ Hidden Gems of Yemen]. Проверено 31 августа 2011.
  5. [books.google.com/books?id=F80MAQAAMAAJ Yemen Update: Bulletin of the American Institute for Yemeni Studies]. — The Institute, 2004. — P. 2.
  6. [www.kuriositas.com/2011/08/secret-cities-of-yemen.html Secret Cities of Yemen]. Проверено 31 августа 2011.

Отрывок, характеризующий Эль-Хаджера

– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.