Дубин, Эл

Эл Дубин англ. Al Dubin
Имя при рождении	Алексанр Дубин
Годы активности	1909—1945
Профессии	поэт-песенник

Александр (Эл) Дубин (англ. Al Dubin; 10 июня 1891 — 11 февраля 1945) — американский поэт-песенник. Наиболее известен как соавтор композитора Гарри Уоррена. Обладатель премии «Оскар» за лучшую песню (1936).

Биография

Эл Дубин родился в семье евреев из России. В США иммигрировал из Швейцарии в возрасте двух лет. Рос в Филадельфии. С 13 до 16 лет играл в хоккейной команде, благодаря чему бывал в Нью-Йорке, где посещал бродвейские мюзиклы. В возрасте 14 лет начал сочинять для бродвейских исполнителей.

В сентябре 1909 года Дубин поступил Perkiomen Seminary, но в 1911 году был из школы исключён. Он нашел работу поющего официанта в ресторане Филадельфии, одновременно продолжая писать стихи и пытаясь продать их местным издателям. В это время он познакомился с композитором Джо Берком. Вместе они написали песню «Oh, You, Mister Moon» (1911), которая была опубликована фирмой M. Witmark & Sons.

В 1917 году Дубин призван на военную службу и направлен в Кемр-Аптон в Япанке, Лонг-Айленд. Служил рядовым в 305-м полку полевой артиллерии 77-й дивизии. Во время службы вместе с композитором Фредом Рэтом написал песню They Didn’t Think We’d Do it, But We Did. В первую увольнительную отправился на спектакль в театре Маджестик в Нью-Йорке, где встретил Елену Макклей. Они поженились 19 марта 1921 в церкви Святой Елизаветы в Нью-Йорке, после перехода Дубина в католичество и аннулирования первого брага Макклей. В том же году Дубин был принят в Американское общество композиторов, авторов и издателей.

Стремящийся к возвеличиванию собственной персоны, Дубин страдал от алкогольной и наркотической зависимости. 1940-е годы стали для него наиболее тяжёлым испытанием. Жена от него отдалилась, а сам он искал работу как в Голливуде, так и в Нью-Йорке. Последним контрактом Дубина стала работа над ревю Laffing Room Only с композитором Бертоном Лейном. Вкладом Дубина стало название Feudin' and a Fightin, за что он получил четвёртую часть общего гонорара.

Последние годы Дубин проживал в Empire Hotel, в одиночестве и болезни. 8 февраля 1945 года он упал на улице после того, как принял большое количество прописанных ему барбитуратов. Он был госпитализирован в Roosevelt Hospital с диагназом отравление и пневмония и скончался 11 февраля 1945 года. Известный комментатор Уолтер Винчелл объявление о его смерти по радио.

Дубин был похоронен на кладбище Святого креста в Калвер-Сити (Калифорния).

Карьера

Дубин продал свои первые тексты для песен в 1909 году. Это были Prairie Rose и Sunray, опубликованные Whitmark.

В 1925 году Дубин познакомился с композитором Гарри Уорреном, который впоследствии станет его соавтором в Warner Bros. Первая песня, которую они написали, называлась Too Many Kisses in the Summer Bring Too Many Tears in the Fall. Но настоящим хитом стала другая песня, написанная Дубиным совместно с Джозефом Мейером в том же году: A Cup of Coffee, a Sandwich and You.

Warner Bros. поглотила фирмы Witmark, Remick и Harms, и так как Дубин имел контракт с Harms, он стал работать на братьев Уорнер. В 1929 году Дубин вместе с композитором Джо Берком создал для фильма Gold Diggers of Broadway песню Tiptoe Through the Tulips.

В 1932 году Дубин официально объединился с композитором Гарри Уорреном для работы над фильмом-мюзиклом «42-я улица». Благодаря этому дуэту в фильме появилось четыре песни: 42nd Street, You’re Getting to Be a Habit with Me, Young and Healthy и Shuffle Off to Buffalo.

Между 1932 и 1939 годами Дубин и Уоррен сочинили 60 песен, ставших хитами нескольких мюзиклов Warner Bros., включая Gold Diggers of 1933, Footlight Parade с Джеймсом Кэгни в главной роли, Roman Scandals с Эдди Кантором, Dames c Руби Килер, Go Into Your Dance и Wonder Bar с Элом Джолсоном. Песня Lullaby of Broadway, написанная Уорреном и Дубиным для музыкального фильма Gold Diggers of 1935, выиграла награду Академии за лучшую песню.

Наследие

В 1980 году продюсер Дэвид Меррик и режиссёр Гауэр Чемпион создали на основе фильма 1933 года «42-я улица» бродвейский мюзикл. Постановка завоевала премию «Тони» за лучший мюзикл. Сценарий был написан Майклом Стюартом и Марком Брэмблом, которые использовали песни Уоррена и Дубина из различных фильмов, включая «42-я улица», Dames, Go Into Your Dance, Gold Diggers of 1933 и Gold Diggers of 1935.

В 1970 году Эл Дубин был включён в Зал славы авторов песен.

Работы на Бродвее

• Charlot Revue (1925, ревю) — соавтор песни A Cup of Coffee, a Sandwich and You
• White Lights (1927, мюзикл) — соавтор песен
• Streets of Paris (1939, ревю) — автор песен
• Keep Off the Grass (1940, ревю — соавтор песен
• Star and Garter (1942, ревю) — соавтор песни Robert the Roue
• Sugar Babies (1979, ревю) — соавтор песен
• 42nd Street (1980, возобновлён в 2001, мюзикл) — автор песен

Избранная фильмография

• The Show of Shows (1929)
• Gold Diggers of Broadway (1929)
• Sally (1929)
• Oh Sailor Beware (1929)
• Hold Everything (1930)
• She Couldn’t Say No (1930)
• «42-я улица» (1933)
• Footlight Parade (1933)
• Roman Scandals (1933)
• Gold Diggers of 1933 (1933)
• Moulin Rouge (1934)
• Wonder Bar (1934)
• Dames (1934)
• Twenty Million Sweethearts (1934)
• Go Into Your Dance (1935)
• Gold Diggers of 1935 (1935)
• Broadway Gondolier (1935)
• Stars Over Broadway (1935)
• Shipmates Forever (1935)
• Gold Diggers of 1937 (1937)
• Mr. Dodd Takes the Air (1937)
• Gold Diggers in Paris (1938)
• Garden of the Moon (1938)
• Streets of Paris (1939)
• Stage Door Canteen (1943)

Избранные песни

• A Cup of Coffee, a Sandwich, and You (1925) — слова Эла Дубина и Билли Роуза, музыка Джозефа Мейера
• Tiptoe through the Tulips (1929, фильм Gold Diggers of Broadway) — музыка Джо Берка
• Фильм «42-я улица»
  • Forty-Second Street
  • Shuffle Off to Buffalo
  • Young and Healthy
  • You’re Getting to Be a Habit with Me
• Shanghai Lil (1933, фильм Footlight Parade) — музыка Гарри Уоррена
• Keep Young and Beautiful (1933, фильм Roman Scandals) — музыка Гарри Уоррена
• Фильм Gold Diggers of 1933 (1933), музыка Гарри Уоррена:
  • Shadow Waltz
  • We’re In the Money
  • Pettin' in the Park
  • Remember My Forgotten Man
  • I’ve Got to Sing a Love Song
• The Boulevard of Broken Dreams (1934, фильм Moulin Rouge) — музыка Гарри Уоррена
• Wonder Bar (1934, фильм Wonder Bar) — музыка Гарри Уоррена
• Фильм Dames (1934), музыка Гарри Уоррена
  • I Only Have Eyes For You
  • Dames
• Фильм Go Into Your Dance (1935), 
  • Go Into Your Dance
  • About a Quarter to Nine
  • She’s a Latin from Manhattan
• Фильм Gold Diggers of 1935 (1935), музыка Гарри Уоррена:
  • Lullaby of Broadway
  • I’m Going Shopping with You
• Lulu’s Back In Town (1935, фильм Broadway Gondolier) — музыка Гарри Уоррена
• Don’t Give Up the Ship (1935, фильм Shipmates Forever) — музыка Гарри Уоррена
• With Plenty of Money and You  — музыка Гарри Уоррена
• September in the Rain — музыка Гарри Уоррена
• Remember Me? — музыка Гарри Уоррена
• The Song of the Marines (1937, фильм The Singing Marine) — музыка Гарри Уоррена
• Фильм Gold Diggers of 1938 (1938), музыка Гарри Уоррена:
• I Wanna Go Back to Bali
• The Latin Quarter
• Indian Summer (1939) — музыка Виктора Гербета
• We Mustn’t Say Goodbye (1943, фильм Stage Door Canteen) — музыка Джеймса В. Монако. Номинация на премию «Оскар» за лучшую песню
• Feudin' and Fightin' (1944, фильм Laughing Room Only) — заглавие Эла Дубина, слова и музыка Бертона Лейна

Литература

Dubin Patricia McGuire. Lullaby of Broadway: Life and Times of Al Dubin - One of America's Great Lyricists. — Citadel Press, 1983. — ISBN 0-8065-0871-X.

Отрывок, характеризующий Дубин, Эл

– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.