Сведенборг, Эммануил

Эммануил Сведенборг
Emanuel Swedenborg
Научная сфера:	теософия
Альма-матер:	Уппсальский университет

Эммануил Сведенборг (Emanuel Swedenborg, урождённый Эммануил Сведберг, Emanuel Swedberg; 29 января 1688, Стокгольм — 29 марта 1772, Лондон) — шведский учёный-естествоиспытатель, христианский мистик, теософ, изобретатель. Занимался космологией, механикой, математикой, анатомией, физиологией, политикой, экономикой, металлургией, геологией, горным делом и химией. Автор трудов по обработке металлов. Считается родоначальником таких дисциплин, как минералогия и физиология мозга.

Биография

Отец Эммануила, Еспер Сведберг, происходил из семьи богатого бергсмана. Он много путешествовал, изучал теологию, а по возвращении домой, в Стокгольм, настолько поразил шведского короля Карла XI своими суждениями относительно религии и морали, что позднее получил степень профессора богословия в Уппсальском университете и настоятеля собора, а затем и сан епископа в Скаре.

Эммануил Сведберг окончил философский факультет Уппсальского университета. Изучал физику, астрономию и главные из естественных наук.

Научный период

В 1715 году Сведенборг возвращается в Швецию, где посвящает последующие двадцать лет своей жизни естественным наукам, а также инженерным проектам. Первым шагом была его встреча с королём Карлом XII, в городе Лунд в 1716 году, при которой также присутствовал шведский изобретатель Кристофер Польхем. Сведенборг сочетал в себе таланты превосходного учёного (причём многопрофильного, в его арсенале — минералогия, геодезия, металлургия, анатомия, экономика, космология и ещё с десяток дисциплин) и философствующего теолога. Возможно, что именно удивительная широта интересов, тонкое чувство взаимосвязи различных вещей и явлений, помогли ему совершить прорыв к «тайному знанию». Поворот произошёл, когда Сведенборгу было 56 лет; в один из апрельских вечеров он, по собственным заверениям, пережил встречу с Господом, который благословил его будущие деяния.

Теософский период

1744 и 1745 годы — период духовного перелома в его жизни.

«Журнал снов»

В 1744 году Сведенборг совершает путешествие в Нидерланды, во время которого начинает видеть странные сны. Следует отметить, что в большинстве своих путешествий Сведенборг брал с собой путевой журнал, который вёл в ходе путешествий. Местонахождение этого журнала долгое время было неизвестно, однако в 1850 г. он был обнаружен в Королевской Библиотеке и был опубликован под названием «Drömboken» («Журнал снов») в 1859 г.

6 апреля 1744 года он был, по его словам, удостоен посещения Господом Иисусом Христом. Он писал:

В эту же ночь открылся и мой внутренний взор, так что я получил возможность видеть обитателей мира духов, небеса и ад, и, благодаря этому, множество скрытых аспектов бытия. После этого я совершенно оставил мои занятия в земных науках и посвятил себя исключительно духовным постижениям, и Господь Сам руководил моими записями об этом.

После этого занимался написанием теологических сочинений, в основном комментариев к Библии (от 30 до 40 томов).

Видения и духовные опыты

Сведенборг утверждал, что был в психическом контакте с жителями других планет. Джон Гордон Мелтон отмечает, что планетарный тур Сведенборга скорее всего остановился на Сатурне, самой дальней планете, известной в ту эпоху.

Комментарии к Библии и другие труды

Библию Сведенборг трактует с позиций аллегорического или «духовного смысла» (лат. Sensus Spiritualis). Например, Красное Море, через которое Моисей перевёл свой народ, Сведенборг называет аллегорией ада (AR 399), а Египет — природного начала (AR 503)

Научные убеждения

В своём труде «О небесах, о мире духов и об аде», Сведенборг выдвинул версию посмертного существования, которая ему дана, как он заверял, что называется, «из первых рук». В книге говорится о том, что внешний облик ангела не отличается от человеческого. Более того, всё, что есть на небесах, соответствует тому, что есть у людей. При этом человек сохраняет все свои привычки, склонности и любимые занятия, на основании которых отправляется в ту или иную область потусторонней реальности. И ад создают сами люди собственными дурными мыслями, делами и манерами.

Духовидение и теология

Свои видения он называет MEMORABILE («памятными событиями»). После смерти у людей пробуждается сознание в третий день уже в духовном теле (corpore spirituali).

Сведенборг утверждал, что способен общаться с духами умерших людей, причём в пользу его слов имеются разнообразные свидетельства. Во всяком случае, он подчас знал такие факты, которые никому, кроме самых близких родственников усопшего, известны не были. Сведенборг прославился случаем, происшедшим 19 июля 1759 года, когда во время званого обеда в Гётеборге с ужасом поведал окружающим о страшном пожаре, который начался в Стокгольме и вплотную приблизился к его дому. Как вскоре было установлено, бедствие, и впрямь охватившее шведскую столицу, развивалось согласно описанию Сведенборга.

Сведенборг различает духовное (Spirituale) и природное (Naturale) начало. Помимо нашего природного мира существует «духовный мир» (Mundus Spirituum), который расположен между Небом (Caelum) и Адом (Infernum — AR 552). Иногда Сведенборг следует иной классификации, согласно которой «духовное царство» (Regnum Spirituale) совместно с «небесным царством» (Regnum Caeleste) составляет «универсум неба» (Universum Caelum). В целом, грань между духовным и небесным весьма тонка.

Духовный мир

В духовный мир человек попадает на третий день после смерти, превращаясь в духовного человека (spiritualis homo). В духовном мире у человека духовное тело. В том мире он вступает в различные сообщества (Collegia), живёт в тростниковых хижинах (casis, domunculas) и работает за еду. Здесь существует и голод и усталость. Помимо духовных людей в духовном мире обитают ангелы, которые выполняют роль стражей. Во время одного из мистических путешествий Сведенборг видел в духовном мире море, парусные корабли и плывущих черепах. Часто люди в духовном мире принимают вид животных в соответствии со своим характером. Добрые становятся голубями (columbae) и овцами; заблудшие — совами и летучими мышами; злодеи — крокодилами и василисками; суровые верующие — козлами и драконами; а некоторые богословы — огненными змеями (AR 601). Сведенборг отвергал параллель между духовным миром и Чистилищем. Оба находятся между адом и небом, однако из духовного мира нельзя искупить людей посредством католических богослужений, равно как нет в духовном мире и мучений (AR 784).

Сведенборг описал, что в 1757 году в духовном мире произошёл Последний Суд (Ultimum Judicium), для очищения от демонов (AR 865).

Ад

Ад он делит на два царства: дьявольское (Regnum Diabolicum) и сатанинское (Regnum Satanicum). В целом ад представляется Сведенборгу совокупностью пещер, которые одновременно являются мастерскими (Ergastulis). В аду духи сохранят способность заводить семьи. Поселяясь в аду, люди превращаются в сатанов и дьяволов (diaboli), которые «в небесном свете» (in luce Caeli) выглядят обугленными трупами и чудовищами (monstra). Примечательными обитателями ада являются пигмеи (pygmei), которые обозначены в Библии под именем саранчи (AR 424), а также сатиры (satyri), приапы (AR 655) и плутоны (AR 752). Помимо прочего в аду среди дьяволов Сведенборг увидел Макиавелли и иезуитов (AR 578).

Небо

На небе располагается Божественная Сфера (Sphaera Divina).

Также существует градация небес (не меньше трех). Ангелы третьего неба выглядят младенцами. Также третье Небо называется небом Божественной Любви (Divino Amore), а второе — небом Божественной Мудрости (Divina Sapientia). Третье небо красного цвета, второе — лазурного (caeruleo), а последнее (ultimo Caelo) — белого (candido) цвета (AR 566). Встречается и иная классификация. Сведенборг говорит о южном (meridie Caeli) и восточном небе (oriente Caeli), которые воплощают, соответственно, мудрость и любовь Бога (AR 875). Впрочем, красный (purpurea) цвет одежд восточного ангела и гиацинтовый — южного позволяют отождествить их с ангелами третьего и второго неба. Особенностью учения Сведенборга является отрицание вечности небес. Помимо прочего он упоминает о древних и новых небесах (AR 876).

Нередко ангелы перемещаются на колесницах (Currus), запряженных белыми конями. Встречается различение ангелов на небесных (caelestes или высшего неба), духовных (spirituales или среднего неба) и природных (spirituales naturales — последнего неба). При этом высшему небу соответствует эфирная атмосфера (atmosphaera aetherea), среднему — воздушная (atmosphaera aerea), а последнему — водная (AR 878).

Во время одного из видений Сведенборг увидел четырёхугольный Храм Мудрости (Templum Sapientiae), в котором осознал третье начало божества — польза (usus).

Антропология

Сведенборг отстаивал идею свободы воли, утверждая, что люди — не статуи. Поэтому именно люди ответственны за то, кем они станут после смерти: небесными ангелами (Angelus Caeli) или ангелами ада (Angelus Inferni). Главной причиной дурного расположения человека Сведенборг называет «адскую любовь» (amor infernalis), которой противостоит «духовная любовь» (amor spiritualis). Любовь есть сущность жизни, от неё производны аффекты (affectiones), восприятия (perceptiones) и мысли (cogitationes). Адская любовь есть любовь к себе (AR 691), тогда как духовная любовь — есть любовь к другому. Милосердие (charitate) есть реализация духовной любви.

Помимо мотивирующей к поступкам любви человек наделён фантазией (visionarium, phantasias), формой которой является вера (fide), если она не подкреплена делами (AR 451). Продуктами этой способности являются призраки (larva) и воображаемые сущности (ens imaginativum rationis). Другой разновидностью фантазии является понимание (Intellectum). Иногда фантазия способна создавать ложные небеса (sicut Caelos), закрывая разум от божественного света (AR 865).

Бог

Сведенборг критикует идею Троицы и встает на позиции унитаризма (AR 294). В соответствии с Первой из 10 заповедей он утверждает поклонение Единому Богу (Deus Unus), который есть Благо (Bonum) и Истина (Verum). В нём Бытие (Esse) и Сущность (Essentia) совпадают. Не забывает Сведенборг и об имени Бога Иегова (Jehovah), также встречаются имена Создатель (Creator), Спаситель (Salvator) и Преобразователь (Reformator).

Цвет

Интересно учение Сведенборга о цвете. Главными цветами в духовном мире он называет белый (albus) и красный (ruber). Это цвета ангелов, которые, соответственно, пребывают в истине и любви. Цветом духовного мира является голубой (cyan), а природного — изумрудный (smaragd). Чёрный цвет (nigri) — первый цвет ада. Другим адским цветом является рыжий (rufum) или «адский красный» (rubrum infernale).

Брак

Один из аспектов исследований Сведенборга, который часто дискутируется, — его представления о браке. Сам Сведенборг всю свою жизнь оставался холостяком, однако это не послужило препятствием для него к обширному освещению предмета в своих трудах. Его работа Marriage Love (Любовь в браке, или Супружеская любовь) (1768 г.) была посвящена этому предмету. Отношения между супругами возобновляются в духовном мире в том качестве, в котором они находились в момент их смерти в материальном мире. Следовательно, супруги, испытывающие истинную «супружескую» любовь, остаются вместе на небесах в том же состоянии навечно. Однако, если в супружеской паре такая истинная «супружеская» любовь отсутствует у одного из партнёров, такая пара будет разделена, и каждый из супругов, по своему желанию, получит более «совместимого» партнёра. Партнёра получит и тот, кто был влюблён в «идеал» брака, но так и не смог найти настоящего партнёра в этом мире. Исключение в обоих случаях (супружеские пары или холостяки) — те, кто отвергают и нарушают целомудрие брака, вследствие чего они не могут получить партнёра в духовном мире.

Церковь

В своем взгляде на христианство Сведенборг дистанцировался как от католиков (Romano-Catholicos), так и протестантов (Reformatos). К двум сущностям (binis Essentialibus) истинной церкви он относил учение о единстве и человечности Бога, а также необходимость покаяния и добрых дел.

Католическую Церковь он называл Вавилоном (AR 632) и Блудницей. Критиковал он и культ мёртвых (AR 718).

В протестантизме его не устраивало учение о спасении верой (Sola fide), что вело к отсутствию практики покаяния в среде протестантов. Sola fide, пишет Сведенборг, наводит на сердца протестантов тупость, извращения и жестокость (AR 461). Также он решительно отвергал концепцию первородного греха (AR 766)

В «Апокалипсисе Открытом» Сведенборг упоминает о существовании Церкви не только до воплощения Христа, но и до появления Израиля (AR 11). Это Древнейшая (Antiquissima Ecclesia) и Древняя (Ecclesia Antiqua) Церкви, которые существовали в Великой Тартарии (Magna Tartaria). Они почитали Старое Слово (Verbo Vetusto). Также он предполагал, что учение Древней Церкви было известно и древним египтянам (AR 503).

Каждая Церковь рано или поздно отходит от истины, поэтому насущно появление Новой Церкви (Nova Ecclesia), которая преодолела бы крайности протестантизма и католицизма. По мысли Сведенборга, она бы так была связана с рекой Евфрат, как Израильская церковь с рекой Иордан (AR 700).

Книги

Учёный период

• Издание сентенций Сенеки и Публилия Сира, с примечаниями Эразма и греческим переводом Скалигера (на степень доктора философии; 1709);
• два сборника стихотворений латинскими стихами:
  • «Геликонские игры, или Разные стихотворения» («лат. Ludus Heliconius, sive carmina miscellanea»; 1714);
  • «Северные [бореальские] музы, или Рассказы, подобные овидиевым» («лат. Camoena borea, sive favellae Ovidianis similes»; Грайфсвальд; 1715);
• периодическое издание своих и чужих исследований и статей по естественным наукам — «лат. Daedalus hyperboreus» (швед. Daedalus Hyperboreus, eller några nya mathematiska och physicaliska försök; 6 томов, с 1716);
• ученые труды: по алгебре и о способах определять долготу мест через наблюдения над Луной; о десятичной системе мер и денежных знаков; о большей высоте морских приливов в древние времена; о движении и положении земли и планет (1717—1719);
• латинские труды: «О началах натуральной философии», «Наблюдения и открытия касательно железа и огня», «Новая метода для определения географических долгот на земле и море», «Искусство строить доки и новая метода для устройства плотин», «Искусство определять механическую силу кораблей», «Разные наблюдения над минералами, огнём и расположением гор», «О сталактитах Бауманова грота» (в Амстердаме и Лейпциге; 1721—1722);
• «лат. Opera philosophica et mineralia» — принесло широкую известность; был избран в почетные члены Петербургской академии наук;
• «лат. Prodromus philosophiae rationalis», где трактует о бесконечности — против Декарта, о цели в природе — против Бэкона, и о связи между телом и душой — против Лейбница, с его «предустановленной гармонией» (Дрезден; 1734);
• двухтомное сочинение об экономии животного царства (1741);
• трёхтомное сочинение о животном царстве «лат. Regnum animale» (Гаага и Лондон; 1744).

Теософский период

• Тайны Небесные (лат. Arcana Cœlestia; Лондон, 1749—1756; 8 томов)
• «Clavis hieroglyphica» (изложение теории соответствий, Л., 1757);
• Земли во Вселенной («De telluribus»; описание планет и их жителей по наблюдениям Сведенборга, посещавшего их «в духе»; Л., 1758);
• «О небесах, о мире духов и об аде» (De Caelo et Ejus Mirabilibus et de inferno. Ex Auditis et Visis; самое содержательное и любопытное сочинение по мнению авторов ЭСБЕ; Л., 1758);
• «De ultimo judicio et de Babylon destructa» (объяснение XVIII главы Апокалипсиса; Сведенборг утверждает, что в духовном мире страшный суд уже совершился в 1757 году, и он его описывает как допущенный Богом свидетель; Л., 1758);
• «Equus albus» (толкование XIX главы Апокалипсиса; Л., 1758);
• «De nova Jerusalem et doctrina ejus coelesti» (толков. XXI главы Апокал.; Л., 1758);
• «Doctrina Novæ Hierosolymæ de Domino» (Амстердам, 1763),
• «Doctrina Novæ Hierosolymæ de Scriptura Sacra» (Амстердам, 1763);
• «Doctrina vitae» (Амстердам, 1763),
• «Doctrina de fide» (Амстердам, 1763);
• Последний Суд («De ultimo judicio»; Амстердам, 1763),
• Мудрость ангельская о Божественной любви и Божественной мудрости («Angelica Sapientia de divino amore et de divina Sapientia»; Амстердам, 1763);
• Мудрость ангельская о Божественном провидении («Angelica Sapientia de providentia divina»; Амстердам, 1764),
• «Разъяснения Апокалипсиса» («Apocalypsis revelata»; Амстерд., 1766),
• Супружеская Любовь («Deliciae Sapientia de amore conjugali et voluptates insaniae de amore Scortatolio»; Амстердам, 1768);
• О сообщении души и тела («De commercio animae et corporis»; Лонд., 1769; там же и тогда же издана автобиография Сведенборга, в форме письма к другу);
• «Expositio Doctrinæ Novæ Ecclesiæ, quæ per Novam Hierosolymam in Apocalypsi intelligitur» (Амст., 1769);
• «Христианская религиозная вера» («Vera christiana religio»; 3 т., Амст., 1771) — заключительное сочинение.

Посмертные издания

• новое обширное истолкование Апокалипсиса — «Apocal. explicata» (7 томов),
• «Краткое изложение внутреннего смысла псалтири и всех пророческих книг Ветхого Завета»,
• «Doctr. nov. Jer. de charitate»,
• «9 вопросов о Троице, предлож. Гартлеем, и ответы Сведенборга»,
• «Венец, или приложение к соч. об истинной христ. религии»;
• дневник («Diarum, Ubi Memorantur Experientiae Spirituales»; 1983—1997).

Влияние

Идеи Сведенборга распространяет и развивает религиозное движение Новая церковь или церковь Нового Иерусалима, одно из ответвлений которой считает писания Сведенборга «Третьим заветом».

Интерес к личности и идеям Сведенборга выражали Уильям Блейк, Сэмюэл Колридж, Оноре де Бальзак, Шарль Бодлер, Адам Мицкевич, Ральф Уолдо Эмерсон, Владимир Соловьёв, Артур Конан Дойл, Николай Бердяев, Уильям Батлер Йейтс, Карл Густав Юнг, Август Стриндберг, Хорхе Луис Борхес, Чеслав Милош, Арнольд Шёнберг, Сергей Беринский, Владимир Даль, Владимир Вернадский, Стивен Кинг.

В «Пиковой даме» Пушкина эпиграф к пятой главе — из Сведенборга.

Философию Сведенборга критиковал Иммануил Кант в труде «Грёзы духовидца».

Свой взгляд на видения Сведенборга выразил в книге «Душа после смерти» иеромонах Серафим (Роуз).

Наследие и память

В 2004 году архив рукописей Эммануила Сведенборга, состоящий из 20 000 страниц, был внесён ЮНЕСКО в реестр Память мира. Коллекция относится к периоду научной и технической деятельности, а также к периоду его жизни после религиозного кризиса в 40-е годы XVIII века. После смерти Эммануила Сведенборга эта коллекция была передана Шведской королевской академии наук, где до сих пор и хранится.

По заявлению ЮНЕСКО это одна из самых больших коллекций рукописей XVIII века и одна из редких коллекций новой эпохи, послужившая фундаментом для реформатской церкви. Также утверждается, что теософия Сведенборга нашла отголосок во всем мире и что для многих его рукописи стали реликвией.

Именем Сведенборга названа улица в Стокгольме — Swedenborgsgatan.

См. также

• Майстер Экхарт
• Генрих Сузо
• Якоб Бёме
• София
• Софиология
• Устав Сведенборга

Литература

• Колчинский И.Г., Корсунь А.А., Родригес М.Г. Астрономы: Биографический справочник. — 2-е изд., перераб. и доп.. — Киев: Наукова думка, 1986. — 512 с.
• Сведенборг, Эммануил // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Розин В. Демаркация науки и религии. Анализ учения и творчества Эмануэля Сведенборга, 2007 ISBN 978-5-392-00040-4
• Benz, Ernst, Emanuel Swedenborg: Visionary Savant in the Age of Reason (Swedenborg Foundation, 2002) ISBN 0-87785-195-6
• Bergquist, Lars, Swedenborg’s Secret, (London, The Swedenborg Society, 2005) ISBN 0-85448-143-5
• Robsahm, Carl, Hallengren, Anders (translation and comments), Anteckningar om Swedenborg (Föreningen Swedenborgs Minne: Stockholm 1989), ISBN 91-87856-00-X
• Sigstedt, C.,[www.swedenborgdigitallibrary.org/ES/epictc.htm The Swedenborg Epic]. The Life and Works of Emanuel Swedenborg (New York: Bookman Associates, 1952).
• Toksvig, Signe (1972). Emanuel Swedenborg: Scientist and mystic. Freeport, NY: Books for Libraries Press. ISBN 0-8369-8140-5. (first published 1948)

Ссылки

• [swedenborg.org.ua/ Сведенборг: жизнь и труды. Новая Церковь]
• [newchurch.ru/ Новая Церковь]
• [swsociety.com/ Официальный сайт украинского общества Сведенборга «Духовный Свет»]
• [www.michaelglebov.ru/ Сведенборг и наша жизнь — Авторский проект Михаила Глебова]

Отрывок, характеризующий Сведенборг, Эммануил

Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.