Эмблема Франции

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Современный герб стал символом Франции после 1953 года, хотя и не имеет никакого правового статуса в качестве официального символа.
Эмблема состоит из:




История

Герб или эмблема Описание Срок использования
France Ancien, королевский герб до 1305
Королевский Герб Королевства Франции, при Филиппе V 13051328
France Ancien, королевский герб 13281376
Королевский Герб Франции 13761515
Королевский Герб Королевства Франции 15151589
Королевский Герб Королевства Франции, стал гербом Франции при Генрихе IV Наваррском 15891789
Герб Первой империи при Наполеоне I 18041814
После реставрации королевского дома Бурбонов, восстановлен дореволюционный герб Франции. 18141830
После революции 1830 года, при последнем короле Франции Луи-Филиппе I 18301831
После революции 1830 года, при последнем короле Франции Луи-Филиппе I (дополнена конституционная хартия 1830 года) 18311848
Большая печать Второй империи при Наполеоне III 18521870
Неофициальная эмблема Третьей Республики 18981940
Неофициальная эмблема Французского государства 19411944
Неофициальный герб Четвёртой Республики 19461958
Неофициальный герб Пятой Республики С 1958

См. также

Напишите отзыв о статье "Эмблема Франции"

Ссылки

  • [francehistory.narod.ru/pedia/gerb02.html История французского герба]


Отрывок, характеризующий Эмблема Франции

Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»