Сезер, Эме

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Эме Сезер»)
Перейти к: навигация, поиск
Эме Сезер
фр. Aimé Césaire

Граффити с изображением Эме Сезера
Место рождения:

Бас-Пуэнт, Мартиника

Место смерти:

Фор-де-Франс, Мартиника

Гражданство:

Мартиника Мартиника

Язык произведений:

французский

Эме Сезер
Президент Регионального Совета Мартиники
1983 — 1986
Предшественник: Камиль Пети
Преемник: Камиль Дарсьер
 
Партия: Социалистическая партия

Эме́-Ферна́н-Дави́д Сезе́р (фр. Aimé Fernand David Césaire; 26 июня 1913, Бас-Пуэнт, Мартиника — 17 апреля 2008, Фор-де-Франс) — французский (мартиникский) писатель, поэт и общественный деятель. Антиколониалист, сторонник независимости Мартиники, один из создателей концепции негритюда.



Биография

Родился в многодетной негритянской семье; его отец был чиновником, мать — портнихой. Читать его научила бабушка, одна из немногих грамотных женщин Мартиники. В 1919—1924 учился в школе в Бас-Пуэнте, затем в Фор-де-Франсе. В 1931 Сезер переехал в Париж, где, поступив в престижный лицей Людовика Великого, познакомился с Леопольдом Сенгором, впоследствии крупным сенегальским писателем и первым президентом страны; их дружба продолжалась до смерти Сенгора в 2001 году.

Вместе с учившимися во французской столице студентами из африканских стран Сезер начал выпускать журнал «Чёрный студент» (L'Étudiant noir, 1934). На страницах этого издания он впервые изложил концепцию негритюда — единства чёрной расы, порабощённой и разбросанной по свету в результате колониальной экспансии европейцев. Несмотря на демонстративный вызов официальной колониальной идеологии, негритюд первоначально носил культурный характер и служил для отстаивания ценностей африканских народов, подавлявшихся колонизаторами. Сам Сезер заявлял: «Я принадлежу к расе тех, кого угнетают» (Je suis de la race de ceux qu’on opprime). В 1935 году он поступил в Эколь нормаль и, отдыхая в Далмации, начал работать над «Дневником возвращения в родную страну» (Cahier d’un retour au pays natal) — произведением, с которого началась его слава (завершено в 1938). В этой написанной свободным стихом поэме Сезер яростно отстаивал достоинство своей расы. Завершив образование, он вместе с женой Сюзанной Русси вернулся на Мартинику и стал работать преподавателем в Форт-де-Франсе, в лицее, который некогда сам окончил.

Во время войны Сезер издавал журнал «Тропики» (Tropiques), содержавший критику вишистского режима; журнал просуществовал два года (1941-43) и был закрыт по требованию цензуры. В этот же период на Мартинику переехал отец сюрреализма Андре Бретон; знакомство с ним оказало огромное влияние на творчество Сезера и привело его в стан сюрреалистов. Новая манера письма выразилась уже в следующем сборнике стихов «Волшебное оружие» (Les Armes miraculeuses, 1946). Сюрреализм привлекал Сезера как революционное искусство, ниспровергающее господство традиции и дающее абсолютную свободу самовыражения.

В 1945 году, баллотируясь от партии коммунистов, Сезер был впервые избран мэром Форт-де-Франса. На своём посту он пребывал вплоть до 2001 года. Первым его успехом было признание за Мартиникой прав департамента Франции (1946). В 1947 году Сезер становится одним из основателей журнала Présence africaine, выражающего идеологию панафриканизма; через год выходит составленная им «Антология негритянской и малагасийской поэзии» с предисловием Жан-Поля Сартра, благословившего движение негритюда. В знаменитой «Речи о колониализме» (1950) Сезер прямо ставил знак равенства между колониализмом и нацизмом. Выйдя из коммунистической партии из-за разногласий вокруг десталинизации (1956), он создал Прогрессистскую партию Мартиники и успешно баллотировался в Национальную ассамблею. За годы, проведённые на посту мэра, Сезер много сделал для экономического и культурного развития города и всего острова, периодически высказываясь о необходимости превращения Мартиники в независимое государство. Послевоенное творчество Сезера тесно связано с темами расовой и культурной идентичности, борьбы за права африканских народов (пьесы «Трагедия короля Кристофа» (1963) и «Сезон в Конго» (1966), посвященная Патрису Лумумбе, сборник стихов «Металлические оковы» (1960)). Сезер скончался от острой сердечной недостаточности в больнице Форт-де-Франса и был удостоен государственных похорон, на которых присутствовал президент Франции Николя Саркози.

Напишите отзыв о статье "Сезер, Эме"

Отрывок, характеризующий Сезер, Эме


Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.