Эмир
Поделись знанием:
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
(1880—1943). Фотография С. М. Прокудина-Горского 1911 года.]]
Эми́р или ами́р (араб. امير — повелитель, вождь) — в некоторых мусульманских странах Востока и Африки титул правителя, князя, а также вообще лицо, носящее этот титул. Также употребляется в значении предводитель мусульман.
Содержание
Производные формы
- Слово адмирал является искажённым «амир аль-бахр» (араб. أمير البحر ), что означает «повелитель моря».
- Праведный халиф Умар ибн аль-Хаттаб первый принял титул амир аль-муминин (امیر المعمنین — ’amīr al-mu’minīn), то есть «повелитель верующих». Позже первый министр халифата принял титул, последний получил значение полновластного майордома. Помимо Омейядов и Аббассидов титул амир аль-му’минин носили Фатимиды, Кордовские эмиры и Альмохады.
- Альморавиды и Мериниды приняли титул — амир аль-муслимин (امیر المسلمین — ’amīr al-muslimīn) — «повелитель мусульман».
- Амир аль-хадж (предводитель паломников) — предводитель больших групп паломников, направляющихся в Мекку.
- Персидский титул мирза является сокращённым вариантом эмир заде (перс. امیر زاده — amir zâdah) — «сын эмира».
Присваивание титула
Титул эмира присваивается сыновьям арабских монархов (например, в Саудовской Аравии). В Дагестане в прошлом такой титул носил один из князей, Тучелав ибн Алибек I.
Эмиры
- Эмир Дубая
- Езидские эмиры
- Эмир Кувейта — глава государства в Кувейте
Гранадский эмират
Эмиры Гранады происходили из династии Насридов. Они правили в Гранадском эмирате в 1232—1492 гг. Первым эмиром Гранадского эмирата был Мухаммад I аль-Галиб (1232—1273), последним — Мухаммад XII аз-Зухуби (Боабдил). Эмиры умело лавировали между христианскими правителями и Маринидами Феса, что позволило им сохранять свои позиции в Гранаде, ставшей центром мусульманской культуры в Испании. После объединения христианской Испании в 1469 г. Католическими королями и захватом христианами Гранады в 1492 г., последние Насриды бежали в Марокко.
| Имя | Арабское написание |
Годы жизни | Годы правления |
Примечание |
|---|---|---|---|---|
| Мухаммад I аль-Галиб | محمد بن نصر | 1194—1273 | 1232—1273 | нанёс поражение кастильскими войсками в битве при Лас Навас де Толоса (1212). |
| Мухаммад II аль-Факих | محمد بن محمد | 1235—1302 | 1273—1302 | в 1278 году взял Малагу. |
| Мухаммад III аль-Махлу | محمد المخلوع | 1257—1314 | 1302—1309 | поддерживал союзнические отношения с Маринидами против Кастилии и Леона. |
| Наср ибн Мухаммад | نصر بن محمد | 1287—1322 | 1309—1314 | его политика привела к союзу Кастилии и Леона, Арагон и государства Маринидов. |
| Исмаил I ибн Фарадж | إسماعيل بن فرج | 1279—1325 | 1314—1325 | внёс значительный вклад в строительство Альгамбры и Хенералифе. |
| Мухаммад IV ибн Исмаил | محمد بن إسماعيل | 1315—1333 | 1325—1333 | реальной властью стала обладать придворная знать во главе с его бабушкой. |
| Юсуф I ибн Исмаил | يوسف بن إسماعيل | 1318—1354 | 1333—1354 | был зарезан сумасшедшим в Большой гранадской мечети во время праздника |
| Мухаммад V аль-Гани | محمد بن يوسف | 1338—1391 | 1354—1359 | реальное управление было в руках у старого визиря Ридвана |
| Исмаил II ибн Юсуф | إسماعيل بن يوسف | 1338—1360 | 1359—1360 | |
| Мухаммад VI аль-Ахмар | محمد بن إسماعيل | 1332—1362 | 1360—1362 | |
| Мухаммад V аль-Гани | محمد بن يوسف | 1338—1391 | 1362—1391 | |
| Юсуф II аль-Мустагани | يوسف المستغني | ум. 1392 | 1391—1392 | |
| Мухаммад VII аль-Мустаин | محمد السابع الثاني | 1370—1408 | 1392—1408 | |
| Юсуф III ан-Насир | يوسف الناصر الثاني | 1376—1417 | 1408—1417 | |
| Мухаммад VIII аль-Мутамассик | محمد بن يوسف | 1409—1431 | 1417—1419 | |
| Мухаммад IX аль-Галиб | محمد الصغير | 1396-1454 | 1419—1427 | |
| Мухаммад VIII аль-Мутамассик | محمد بن يوسف | 1409—1431 | 1427—1429 | |
| Мухаммад IX аль-Галиб | محمد الصغير بن نصر | 1396—1454 | 1429—1432 | четырежды возвращал себе эмирский престол |
| Юсуф IV | يوسف بن المول | ум. 1432 | 1432—1432 | |
| Мухаммад IX аль-Галиб | محمد الصغير بن نصر | 1396—1454 | 1432—1445 | |
| Мухаммад X аль-Ахнаф | 1445—1445 | |||
| Юсуф V | 1445—1446 | |||
| Мухаммад X аль-Ахнаф | 1446—1447 | |||
| Мухаммад IX аль-Галиб | 1447—1453 | |||
| Мухаммад XI ибн Мухаммад | محمد بن محمد | ум. 1454 | 1451—1455 | в 1454 году заключил невыгодное для эмирата перемирие с Кастильским королевством |
| Абу Наср Саид аль-Мустаин | 1454—1464 | |||
| Али ибн Сад | 1464—1482 | |||
| Мухаммад XII аз-Зухуби (Боабдил) | محمد الثاني عشر | 1459—1527 | 1482—1483 | |
| Али ибн Сад | 1483—1485 | |||
| Мухаммад XIII аз-Загалл | 1485—1490 | |||
| Мухаммад XII аз-Зухуби (Боабдил) | محمد الثاني عشر | 1459—1527 | 1490—1492 |
Кордовский эмират
В 750 году, после того как Аббасиды свергли Омейядов, эта семья была истреблена. Один из уцелевших её представителей бежал в Египет, а позже в Магриб. Но попытки закрепиться на тех землях были безрезультатны. В конце 755 года, Абд ар-Рахман высадился в Испании, захватил Кордову и провозгласил себя эмиром. Первоначально он формально признавал власть Аббасидов в Испании, но после конфликта 765 года упоминание Аббасидов в проповедях было запрещено. Большую часть своего правления он провел в борьбе с христианами.
Однако, настоящим создателем независимого эмирата стал Абд-ар-Рахман II, который упорядочил полномочия визирей и добился очень быстрой исламизации полуострова, значительно уменьшив число христиан на мусульманских землях. Борьба за власть между арабами и берберами не прекратились и после создания независимого эмирата, это дало шанс христианским королевствам, что в дальнейшем привело к Реконкисте. К моменту вступления на трон в 912 году Абд ар-Рахмана III, политический упадок эмирата был очевидным фактом. Абд-ар-Рахман III покончил с мятежами, совершил походы на христианские земли. А в 929 году провозгласил себя халифом.
| Имя | араб. | Годы жизни | Годы правления | Примечание |
|---|---|---|---|---|
| Абдуррахман I ад-Дахил | عبد الرحمن الداخل | род. 731 | 756—788 | основатель династии кордовских Омейядов. |
| Хишам I ибн Абдуррахман | هشام بن عبد الرحمن | род. 756 | 788—796 | подавил восстание берберов, живших вокруг Ронды. |
| Хакам I аль-Музаффар | الحكم بن هشام | род. 771 | 796—822 | подавил восстание факихов. |
| Абдуррахман II ан-Насир | عبد الرحمن الثاني | род. 792 | 822—852 | покровительствовал наукам и искусству, отличался веротерпимостью. |
| Мухаммад I ибн Абдуррахман | محمد بن عبد الرحمن | ум. 886 | 852—886 | в 862 году на некоторое время вернул контроль над Туделой и Сарагосой. |
| аль-Мунзир ибн Мухаммад | المنذر بن محمد | ум. 888 | 886—888 | провёл неудачную кампанию против Астурии. |
| Абдуллах ибн Мухаммад | عبد الله بن محمد | род. 843 | 888—912 | продолжил войну с Умаром ибн Хафсуном. |
| Абдуррахман III ан-Насир | عبد الرحمن الثالث | род. 891 | 912—929 | принял титул халифа. |
Катар
Эмиры Катара принадлежат к династии Аль Тани (араб. آل ثاني), происходящей от Бану Тамим, одного из крупнейших арабских племен. Государство Катар возникло в 1850 году, его основателем считается Мухаммед бен Тани.
| Имя | араб. | Годы жизни | Правление | Примечание |
|---|---|---|---|---|
| Ахмад бин Али | أحمد بن علي | 1920—1977 | 3 сентября 1960 — 22 февраля 1972 | 1-й эмир Катара из династии Аль Тани |
| Халифа бин Хамад | خليفة بن حمد | род. 1932 | 22 февраля 1972 — 27 июня 1995 | получив поддержку армии и сил безопасности, совершил государственный переворот |
| Хамад бин Халифа | حمد بن خليفه | род. 1952 | 27 июня 1995 — 25 июня 2013 | при поддержке других членов семьи, захватил власть в Эмирате |
| Тамим бин Хамад | تميم بن حمد | род. 1980 | 25 июня 2013 — н. в. | самый молодой эмир Катара за всё время независимости страны |
См. также
Напишите отзыв о статье "Эмир"
Примечания
Литература
- Эмир // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Ссылки
- При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
|
Это заготовка статьи по государствоведению. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
Это заготовка статьи об исламе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Эмир
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…
В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
