Эммануил Филиберт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эммануил Филиберт
Emanuele Filiberto I di Savoia<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Герцог Савойский
1553 — 1580
Предшественник: Карл III
Преемник: Карл Эммануил I
штатгальтер Нидерландов
1555 — 1559
Предшественник: Мария Австрийская
Преемник: Маргарита Пармская
 
Рождение: 8 июля 1528(1528-07-08)
Шамбери
Смерть: 30 августа 1580(1580-08-30) (52 года)
Турин
Род: Савойская
Отец: Карл III
Мать: Беатриса Португальская
Супруга: Маргарита де Валуа
Дети: Карл Эммануил
 
Награды:

Эммануил Филиберт (итал. Emanuele Filiberto I di Savoia; 8 июля 1528, Шамбери — 30 августа 1580, Турин) — герцог Савойский. Сын Карла III и Беатрисы Португальской.



Биография

Когда его отец был вынужден в борьбе Франции с Испанией встать на сторону последней, Эммануил поступил на службу в испанскую армию (1545 год) и быстро завоевал себе репутацию одаренного полководца. После перемирия 1556 года он получил под командование нидерландскую армию и в 1557 году разбил французов при Сен-Кантене, что привело к заключению мира в Като-Камбрези в 1559 году. По одному из условий мирного договора Эммануил получил обратно свои владения.

Страна была разорена, но он довольно быстро сумел восстановить её благосостояние. При нём столица Савойи была перенесена в 1563 году из Шамбери в Турин.

Брак и дети

После заключения Като-Камбрезийского мира в 1559 году Эммануил Филиберт женился на сестре французского короля Генриха II Маргарите де Валуа.

В браке родился единственный сын — Карл Эммануил, будущий герцог Савойский Карл Эммануил I.

Напишите отзыв о статье "Эммануил Филиберт"

Литература

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Эммануил Филиберт

– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.