Эммануэль, Георгий Арсеньевич

Георгий (Егор) Арсеньевич Эммануэль (Мануилович)
Портрет Г. А. Эммануэля работы Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения	14 апреля 1775(1775-04-14)
Место рождения	Вершиц (Австрийская империя)
Дата смерти	26 января 1837(1837-01-26) (61 год)
Место смерти	Елисаветград (Российская империя)
Принадлежность	Священная Римская империя Священная Римская империя Российская империя Российская империя
Род войск	Кавалерия
Годы службы	1789—1831
Звание	Генерал от кавалерии
Командовал	Киевский драгунский полк, шеф Курляндского драгунского полка, шеф Киевского драгунского полка, 13-я кавалерийская бригада, 4-я кавалерийская дивизия, Кавказская линия, Кавказская область
Сражения/войны	Австро-турецкая война (1787—1791), Война первой коалиции, Война четвёртой коалиции, Отечественная война 1812 года, Война шестой коалиции, Кавказская война
Награды и премии

Георгий (Егор) Арсеньевич Эммануэль (Мануилович) (1775—1837) — российский военачальник, генерал от кавалерии Русской императорской армии.

Биография

Родился 14 апреля 1775 года в Вершице в сербской дворянской семье Мануиловичей.

В 1788 году, когда Эммануэлю исполнилось только 13 лет, отличился при обороне Вершица от турок. В 14 лет поступил в корпус волонтёров Миялевича, затем служил юнкером в полку барона Спивни, а в 1792 году снова поступил в корпус Миялевича. В том же году получил чин капрал-юнкера.

В 1792—1794 годах участвует в войне против Франции. Был трижды ранен: штыком в живот и осколком гранаты в правую руку при Ландау и картечью в правую ногу при Вейсенбурге. В 1794 году был награждён золотой медалью «За храбрость» и принят императором Францем II в дворянскую венгерскую гвардию подпоручиком, хотя и не имел на то права по происхождению.

Служа в гвардии, Эммануэль занялся пополнением своего образования: изучал французской и итальянский языки и военные науки. В конце 1796 года, несмотря на возражения императора Франца II, вышел в отставку и отправился в Россию.

Прибыл в Москву 27 марта 1797 года. В тот же день во время вахт-парада на Красной площади попался на глаза императору Павлу I, который заинтересовался молодым человеком в форме венгерского гвардейца и узнав, что Эммануэль приехал с целью поступить на военную службу, приказал зачислить его поручиком в Лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк. В 1798 году произведён в штабс-ротмистры, в 1799 году — в ротмистры, 25 сентября 1800 года — в полковники.

В 1802 году по собственному желанию был переведён в Киевский драгунский полк, в составе которого в 1806—1807 годах принял участие в войне с Наполеоном. Отличился в сражениях при Пултуске, награждён золотой саблей «За храбрость», Гуттштадте, награждён орденом Св. Владимира 4-й ст., Гейльсберге, награждён орденом Св. Анны 2-й ст., Фридландом.

25 мая 1808 года назначен командиром Киевского драгунского полка. 11 декабря — шефом Курляндского драгунского полка, 21 января 1809 года — шефом Киевского драгунского полка.

В том же 1809 году Киевский драгунский полк, в составе корпуса Голицына, участвует в Галицийском походе. Эммануэль обратился к императору Александру I с просьбой привлекать его на всякую службу, но позволить ему не действовать против своих cоотечественников. Просьба была удовлетворена.

В начале кампании 1812 года командовал 13-й бригадой, состоящей из Киевского и Новороссийского драгунских полков, 4-й кавалерийской дивизии 4-го резервного кавалерийского корпуса Сиверса 2-й Западной армии Багратиона. Участвовал в битвах под Миром, награждён орденом Св. Владимира 3-й ст., Салтановкой, Смоленском, Шевардино, Бородино, Малоярославцем, Вязьмой. В время Бородинского сражения получил тяжёлое ранение и вынужден был оставить действующую армию, но уже сентябре 1812 года, всего через месяц после битвы, снова вернулся в строй. 23 декабря награждён орденом Св. Георгия 4-го кл. № 1109

В воздаяние ревностной службы и отличия, оказанного в сражении против французских войск 1812 года августа 26 при Бородине, где мужественно атаковал неприятельскую кавалерийскую колонну, подкрепленную пехотой и покушавшуюся остановить батарею конной артиллерии, причем и ранен пулею в грудь.

26 декабря произведён в генерал-майоры.

В Заграничном походе командовал летучим отрядом, затем кавалерией авангарда корпуса Ланжерона в Силезской армии Блюхера. Участвовал в осадах Модлина (с 22 января по 1 февраля 1813 года), Глогау (с 1 по 21 марта 1813 года), Кастелля (с 25 декабря 1813 по 12 января 1814 года), Майнца (с 25 января по 2 февраля 1814 года), битвах под Лютценом, Бауценом, Кацбахом, Вартенбургом, Лейпцигом, Реймсом, Парижем. 15 августа 1813 года при Пильграмсдорфе взял 2559 пленных, 7 орудий и более 30 зарядных ящиков. 17 августа при Левенберге разбил французскую дивизию генерала Ж. П. Л. Пюто. В тот же день награждён орденом Св. Георгия 3-го кл. № 315

В воздаяние отличной храбрости и мужества, оказанных в сражении против французских войск 8 августа при Левенберге.

23 августа опрокинул неприятельскую кавалерию при Гёрлице. Под Лейпцигом разбил 6 французских полков, взял в плен двух генералов — Лористона и Дювенанта, 17 офицеров и 400 нижних чинов.

27 марта 1814 года произведён в генерал-лейтенанты. 1 сентября назначен начальником 4-й драгунской дивизии.

25 июня 1826 года назначен командующим войсками на Кавказкой линии и начальником Кавказской области. В 1827 году, благодаря его стараниям, подданство России признали многие горные племена: тагаурцы, карабулаки, дигорцы, балкарцы, часть чеченцев (всего 127 аулов, 7457 семейств, 30 тысяч человек обоего пола). В награду за это присоединение, сделанное не силой оружия, а умными распоряжениями, Эммануэлю 27 октября 1827 года был пожалован орден Александра Невского. 25 июня 1828 года был произведён в генералы от кавалерии.

С началом русско-турецкой войны положение Эммануэля сделалось довольно затруднительным ввиду ничтожного числа войск, имевшихся в его распоряжении, и в то же время ввиду враждебного движения закубанских горцев. Он распорядился укрепить и приготовить к обороне все пограничные селения и разделил имевшиеся у него войска на две колонны, из которых левую поручил генерал-майору Антропову. Благодаря вполне целесообразным распоряжениям последнего, вторжение закубанцев не имело серьёзных последствий. В 1828 году, в ходе двух экспедиций (20—26 мая и 17—29 октября) был завоёван Карачай считался совершенно неприступным. 20 октября после 12-часового упорного боя Эммануэль одержал победу над карачаевским ополчением у горы Хасаука. Карачаевцы приняли подданство России. Вслед за ними приняло подданство Аварское ханство (более 100 тысяч жителей), натухайцы, темиргоевцы и закубанские ногайцы (около 19 тысяч человек). С 13 ноября по 13 декабря предпринял поход за Кубань.

В 1829 году предпринял экспедицию горе Эльбрус. 22 июля на Восточную вершину Эльбруса поднялся участник экспедиции карачаевец Хыйса Хачиров. По результатам экспедиции Эммануэль избран почётным членом Петербургской академии наук. 17 сентября был удостоен получить Высочайший рескрипт. В честь Георгия Эммануэля названа поляна на склоне Эльбруса (поляна Эммануэля 43°26′00″ с. ш. 42°31′00″ в. д. ^{[maps.google.com/maps?ll=43.43333,42.51667&q=43.43333,42.51667&spn=0.03,0.03&t=h&hl=ru (G)] [www.openstreetmap.org/?mlat=43.43333&mlon=42.51667&zoom=14 (O)]}) которая и до сих пор является базовым лагерем для тех кто покоряет Эльбрус.

В 1830 году произвёл экспедицию за Кубань против шапсугов (29 января—6 февраля и 16 октября—1 ноября) и абадзехов (1-я половина октября). В том же году Эммануэлю было пожаловано в вечное и потомственное владение 6 тысяч десятин земли в Кавказской области.

С 24 июня по 16 августа 1831 года во главе 7-тысячного провёл экспедицию на левом фланге Кавказской линии, для деблокады крепости Внезапная, осаждённой имамом Гази-Мухаммадом. 1 июля, при преследовании Гази-Мухаммада, отряд Эммануэля при ауле Акташ попал в окружение и был разбит. Сам генерал был ранен пулею в грудь навылет. 12 августа в сражение при Учинской Ватаге разбил затеречных, тарковских и аксаевских ногайцев. 16 августа одержал победу при ауле Кошкельды, разрушив планы Гази-Мухаммада возмутить Чечню, чем обеспечил безопасность Кизляра и всего левого фланга Кавказской линии. Ещё 14 августа получил бессрочный отпуск для излечения и поселился в Елисаветграде, где и умер 26 января 1837 года.

Семья

Был женат на Марии Виллимовне Кнобель — дочери генерал-майора Виллима Христиановича Кнобеля, внучке архитектора Христиана Кнобеля. В браке родилось 10 детей: Мария, Георгий, Елизавета, Александра, Варвара, Софья, Николай, Лидия, Юлия, Александр.

Награды

• Орден Святого Георгия 3-й степени (17.08.1813)
• Орден Святого Георгия 4-й степени (19.12.1812)
• Орден Святого Владимира 1-й степени
• Орден Святого Владимира 2-й степени (1813)
• Орден Святого Владимира 3-й степени (1812)
• Орден Святого Владимира 4-й степени (1807)
• Орден Святого Александра Невского (02.10.1827)
• Орден Святой Анны 1-й степени (1813)
• Алмазные знаки к ордену Святой Анны 1-й степени
• Орден Святой Анны 2-й степени (1807)
• Серебряная медаль «В память Отечественной войны 1812 года»
• Медаль «За взятие Парижа»
• Золотая сабля «За храбрость» (1806)
• Высочайший ресрипт (17.09.1829)
• Знак отличия «За XXXV лет беспорочной службы» (1831)
• Золотая медаль «За храбрость» (1794, Австрия)
• Орден Красного орла 1-й степени (1814, Пруссия)
• Орден Красного орла 2-й степени (1813, Пруссия)
• Орден Меча, командор (1-го класса) (1813, Швеция)

Ссылки

• [www.museum.ru/museum/1812/Persons/Slovar/sl_ye03.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 625—626.
• [www.zoltur.ru/tourobjects/polyana-emanuelya/ Первое восхождение на Эльбрус с севера]
• Эммануэль, Георгий Арсеньевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Эммануэль, Георгий Арсеньевич

– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?