Эмсская депеша

Эмсская депеша (нем. Emser Depesche) — опубликованная канцлером Пруссии Бисмарком телеграмма разговора между королём Пруссии Вильгельмом I и французским послом В. Бенедетти 13 июля 1870 года. Бисмарк знал, что депеша может вызвать скандал и даже войну, но сознательно шёл на конфликт. Официальное сообщение не точно передавало депешу короля, что впоследствии было подтверждено опубликованными документами. Депеша, как и хотел Бисмарк, вызвала большой дипломатический конфликт, закончившийся победоносной войной Пруссии с Францией в 1870—1871 гг.

Вакантный испанский престол

К королю Пруссии Вильгельму I был послан французский посол в Пруссии Винсент Бенедетти. В это время престарелый (73 года) король лечился в Бад-Эмсе. Бенедетти отправился в Эмс со срочным донесением и просил личного свидания с королём. Несмотря на плохое самочувствие, Вильгельм принял посла. Тот известил его о том, что французский император Наполеон III крайне недоволен тем, что принц Леопольд Гогенцоллерн пытался занять вакантный испанский престол. От имени своего императора Бенедетти требовал от Вильгельма обещания больше никогда не рассматривать кандидатуру Леопольда Гогенцоллерна на испанский престол. Вильгельм дал понять посланнику, что этого он не одобряет и что кандидатура Леопольда будет снята.

Вильгельм исполнил своё обещание, он лично связался с Леопольдом и его отцом князем Антоном Гогенцоллерном и намекнул, что было бы желательно отказаться от испанского престола. Леопольд не посмел перечить королю. Казалось, что конфликт исчерпан, но Наполеон жаждал войны не меньше, чем Бисмарк. Канцлер Пруссии, узнав об ответе короля Вильгельма французскому посланнику, пришёл в ярость. Бисмарк надеялся развязать войну, но король Вильгельм не поддался на провокации Наполеона. Французская дипломатия одержала полную победу над прусской. Вначале Наполеон III был удовлетворён достигнутой дипломатической победой, но окружавшие его министры настаивали на войне. Военный министр Лебеф открыто заявлял, что прусской армии «не существует», и что он её «отрицает». Такое настроение царило в умах большинства французов. Французы не сомневались в своей победе над пруссаками, не учитывая всех изменений, произошедших со времен блестящих побед наполеоновских войск над войсками германских княжеств. 13 июля (через 5 дней после вручения первого требования от Наполеона III) Бенедетти был вынужден снова отправиться к Вильгельму I, чтобы вручить ему одно из самых дерзких требований в истории дипломатии. Прусский король должен был дать формальное обязательство, что запретит Леопольду принять испанский престол, если ему снова когда-нибудь это предложат. Столь дерзкое требование, нарушавшее дипломатический этикет, возмутило короля, но он вежливо попрощался с послом и дал понять ему, что давать таких обещаний он не вправе. Не получив от Вильгельма внятного ответа, Париж снова связался с Бенедетти и приказал ему вручить новое послание, в котором король Пруссии должен был дать письменное обещание больше никогда впредь не покушаться на достоинство Франции.

Бенедетти снова запросил аудиенции, в которой раздражённый Вильгельм I ему отказал. Бенедетти прибыл на вокзал в день отъезда короля, 13 июля. Он изложил Вильгельму суть французских требований. Вильгельм пообещал, что продолжит этот разговор в Берлине. Уже уезжая из Эмса, Вильгельм приказал советнику министерства иностранных дел фон Абекену изложить события этого дня и послать их Бисмарку.

Бисмарк фальсифицирует депешу

Вечером 13 июля Бисмарк ужинал с военным министром фон Рооном и начальником главного штаба прусской армии Гельмутом фон Мольтке. Когда Бисмарку подали срочную депешу из Эмса, он зачитал её своим гостям. Дойдя до слов короля по поводу продолжения этой дерзкой беседы в Берлине, все впали в глубокое уныние. Все понимали, что Наполеон III жаждет войны, а старый король, не желая её развязывать, готов идти на унижения. Бисмарк обратился к Мольтке и Роону с вопросом — готова ли прусская армия дать отпор неприятелю. Те дали утвердительный ответ. Тогда Бисмарк удалился в соседнюю комнату и начал перечитывать депешу. «Я внимательно снова прочёл депешу, — вспоминал спустя много лет Бисмарк, — взял в руки карандаш и смело зачеркнул всё то место, где было сказано, что Бенедетти просил о новой аудиенции; от депеши я оставил только голову и хвост». Таким образом, исчезли слова короля, сказанные Бенедетти на вокзале по поводу продолжения переговоров в Берлине. Теперь это означало, что король Пруссии Вильгельм I вообще отказывается вести дальнейшие переговоры по этому вопросу.

Перевод текста депеши

«Французский посол обратился к его величеству в Эмсе с просьбой разрешить ему телеграфировать в Париж, что его величество обязывается раз и навсегда не давать своего согласия, если Гогенцоллерны снова выставят свою кандидатуру. Тогда его величество отказался принять французского посла и велел передать, что более не имеет ничего сообщить ему».

Оригинальный текст (нем.)  

Nachdem die Nachrichten von der Entsagung des Erbprinzen von Hohenzollern der Kaiserlich Französischen Regierung von der Königlich Spanischen amtlich mitgeteilt worden sind, hat der Französische Botschafter in Ems an S. Maj. den König noch die Forderung gestellt, ihn zu autorisieren, dass er nach Paris telegraphiere, dass S. Maj. der König sich für alle Zukunft verpflichte, niemals wieder seine Zustimmung zu geben, wenn die Hohenzollern auf ihre Kandidatur wieder zurückkommen sollten.
Seine Maj. der König hat es darauf abgelehnt, den Franz. Botschafter nochmals zu empfangen, und demselben durch den Adjutanten vom Dienst sagen lassen, dass S. Majestät dem Botschafter nichts weiter mitzuteilen habe.

Война

Возвратившись к гостям, Бисмарк прочитал им фальсифицированную депешу. Мольтке и Роон были в восторге. После этого Бисмарк немедленно дал указания опубликовать её в газетах, уже фальсифицированную. Как и рассчитывал Бисмарк, Париж отреагировал незамедлительно. Честь Франции была унижена. Большинство французских депутатов проголосовало за войну против Пруссии. Адольф Тьер был против войны, но его уже никто не слушал. 13 июля началась мобилизация во Франции, 16 июля — в Германии. 19 июля 1870 года Наполеон III объявил Пруссии войну.

См. также

• Франко-прусская война

Литература

• Водовозов В. В.,. Эмсская депеша // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• История дипломатии. Том I. — Москва: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА, 1959.

Отрывок, характеризующий Эмсская депеша

В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.