Энактивизм

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Энактиви́зм (англ. Enactivism) — группа теорий сознания, возникшая в рамках когнитивной науки и противопоставляющая себя как классическому картезианскому дуализму, так и современной аналитической философии сознания.





Общие сведения

Основные положения энактивизма сформулировали Франсиско Варела, Элеанор Рош[en] и Эван Томпсон в изданной в 1991 году книге «Воплощённый разум» («The Embodied Mind»). Энактивизм широко освещается во многих научных журналах, при этом флагмановскими научными журналами, специализирующимися на данной теме, стали «Phenomenology and the Cognitive Sciences»[1] и «Kybernetes»[en][2][3].

Согласно энактивизму, познание представляет собой не отражение в сознании субъекта внешнего по отношению к нему мира (как утверждает доминирующая в когнитивной науке и эпистемологии парадигма — репрезентационализм), а процесс формирования мира путём взаимодействия между мозгом, телом и внешней средой. Ключевым понятием энактивизма является опыт. Энактивизм базируется на философии недвойственности, преодолевающей противопоставление субъекта и объекта, тела и сознания, организма и внешней среды, жизни и познания, реального и виртуального. Отличительные черты энактивизма[4]:

Основные разновидности энактивизма

В книге «Воплощённый разум» чилийский нейробиолог Франсиско Варела, американский психолог Элеанор Рош[en] и канадский философ Эван Томпсон[en] предприняли попытку интегрировать когнитивную науку с феноменологией Эдмунда Гуссерля и Мориса Мерло-Понти и буддийской философией (они также рассмотрели в ней ряд идей из психоанализа). Авторы доказывали необходимость отказа от репрезентационализма, который представляет познание как процесс обработки поступающей извне информации путём построения карты внешнего мира в сознании субъекта. Для обозначения альтернативного взгляда на познание они ввели в употребление термины «enaction» и «enactive». Согласно предложенной ими точке зрения, познание определяется как «воплощённое действие»[5].

В противоположность репрезентационализму, энактивизм отождествляет жизнь и познание, утверждая, что сознание и мозг принимают активное участие в построении внешнего мира (то есть осуществляют энактивацию мира)[6][4][7]. По словам одного из крупнейших представителей энактивизма Алва Ноэ[en], «восприятие — это не то, что случается с нами или в нас, а то, что мы делаем»[8].

Энактивизм становится всё более влиятельным подходом в когнитивной науке, философии сознания и эпистемологии[9]. Исследователи разрабатывают различные варианты энактивизма, среди которых выделяются три основных[6][4]:

  • Классический энактивизм, основывающийся на идее аутопоэзиса;
  • Сенсомоторный энактивизм, который делает упор на идее происхождения когнитивных структур и процессов из рекуррентных сенсомоторных паттернов восприятия и действия;
  • Радикальный энактивизм, который базируется на процессуализме и экстернализме. Согласно радикальному энактивизму, сознание представляет собой динамический процесс, в котором участвует не только организм животного, но и внешний мир, то есть сознание находится за пределами мозга и тела.

Место энактивизма в воплощённой когнитивной науке

Энактивизм представляет собой один из нескольких вариантов воплощённого подхода к познанию, который разрабатывается в ряде научных исследовательских программ, известных под общим названием «воплощённая когнитивная наука». Отличие энактивизма от остальных вариантов воплощённого познания состоит в более ярко выраженной приверженности феноменологии и прагматизму, а также в более радикальном отказе от подходов традиционной когнитивной науки и аналитической философии сознания, которые рассматривают сознание как порождение мозга или отождествляют сознание с мозгом. Энактивисты ведут дискуссии не только с представителями традиционной когнитивной науки, но и с представителями альтернативных направлений воплощённой когнитивной науки по таким вопросам как функционализм, значение тела, связь тела с окружающей средой и др. При этом среди энактивистов также нет единства по многим вопросам, и они часто вступают в дискуссии друг с другом[6][10][11].

Энактивизм тесно связан с нейрофеноменологией. Эван Томпсон и Джованна Коломбетти характеризуют нейрофеноменологию как ответвление энактивизма. Джозеф Нейссер полагает, что энактивизм является специфическим подходом к обширной нейрофеноменологической проблематике, который служит основой нейрофеноменологии как отдельного направления исследований[12][13].

Энактивистская методология

Наряду с теоретическими построениями, энактивизм предлагает использование особой методологии при проведении эмпирических исследований. Эта методология допускает использование общепринятых методов, однако при этом она придаёт особое значение той роли, которую при проведении исследований играет наблюдатель. Энактивистский подход подчёркивает, что процесс описания данных исследователем имеет двустороннюю направленность, то есть исследователь узнаёт новое, которое частично создаётся им самим. Энактивисты полагают, что данный принцип действует в отношении любых исследований, а не только тех исследований, которые проводятся сторонниками энактивизма. По мнению энактивистов, единственное отличие их методологии состоит в понимании факта зависимости наблюдения от наблюдателя. Энактивистская методология основана на феноменологической редукции[5].

Энактивисты считают, что сознание супервентно не только на мозговых процессах, но и на телесных процессах, поскольку мозг и тело тесно взаимосвязаны, и их нормальное существование и функционирование зависят друг от друга. Поэтому энактивизм существенно отличается от распространённого в нейробиологии подхода, ограничивающего изучение сознания поисками нейронных коррелятов сознания[en]. Согласно энактивизму, при изучении сознания необходимо также рассматривать другие физиологические корреляты сознания[14].

Связь энактивизма с буддизмом

Для дополнения биологической основы энактивизма Варела, Рош и Томпсон использовали феноменологию и буддизм, уделяющие большое внимание субъективному опыту. Феноменология помогает описывать субъективный опыт с использованием понятий, которых не хватает в биологии. Однако, будучи философским направлением, феноменология не предусматривает практической работы с субъективным опытом. Поэтому Варела, Рош и Томпсон решили дополнить феноменологию буддийской практикой осознанной медитации («mindfulness meditation»), которая вполне совместима с биологическими подходами к вопросам воплощения, зависимости наблюдения от наблюдателя и энактивации мира. В этой связи ряд учёных считает буддизм важным аспектом энактивизма. Однако использование буддийских методов не является общепринятым среди исследователей, называющих себя энактивистами. Данное расхождение касается не только методологических, но и онтологических вопросов. Так, Франсиско Варела выразил уверенность в возможности постичь при помощи осознанной медитации фундаментальную трансцендентальную реальность, которая является основой всего сущего. Однако чилийский биолог Умберто Матурана, который совместно с Варелой разработал концепцию аутопоэзиса, отверг такую возможность ввиду того, что люди являются молекулярными аутопоэтическими системами[5].

Напишите отзыв о статье "Энактивизм"

Литература

На русском языке

  • Князева Е. Н. Энактивизм: новая форма конструктивизма в эпистемологии. — Москва, Санкт-Петербург: Центр гуманитарных инициатив; Университетская книга, 2014. — 352 с. — (Humanitas). — 1000 экз. — ISBN 978-5-98712-192-4.

На английском языке

  • Anthony Chemero. [uberty.org/wp-content/uploads/2015/03/Anthony-Chemero-Radical-Embodied-Cognitive-Science-Bradford-Books-2009.pdf Radical Embodied Cognitive Science]. — Cambridge, Massachusetts: The MIT Press, 2009. — xiv+252 p. — (A Bradford Book). — ISBN 978-0-262-01322-2.
  • Charles Wallis and Wayne Wright. [books.google.ru/books?id=tideNbfIBXEC&pg=PA251&redir_esc=y Chapter 11: Enactivism's vision: Neurocognitive basis or neurocognitively baseless?] // [books.google.ru/books?id=tideNbfIBXEC&printsec=frontcover The Oxford Handbook of Philosophy and Neuroscience] / Edited by John Bickle. — New York: Oxford University Press, 2009. — P. 251-308. — 635 p. — ISBN 9780195304787.
  • [books.google.ru/books?id=UtFDJx-gysQC&printsec=frontcover Enaction: Toward a New Paradigm for Cognitive Science] / Edited by John Robert Stewart, Olivier Gapenne and Ezequiel A. Di Paolo. — Cambridge: MIT Press, 2010. — xvii, 463 p. — ISBN 978-0-262-01460-1.
  • Matthew MacKenzie. [books.google.ru/books?id=HHZoAgAAQBAJ&pg=PA239&redir_esc=y 9. Enacting the Self: Buddhist and Enactivist Approaches to the Emergence of the Self] // [books.google.ru/books?id=HHZoAgAAQBAJ&printsec=frontcover Self, No Self?: Perspectives from Analytical, Phenomenological, and Indian Traditions] / Edited by Mark Siderits, Evan Thompson, and Dan Zahavi. — New York: Oxford University Press, 2011. — P. 239-273. — 352 p. — ISBN 978-0-19-959380-4.
  • Cor Baerveldt and Theo Verheggen. [books.google.ru/books?id=WljI1r2e-SUC&pg=PA165&redir_esc=y Enactivism] // [books.google.ru/books?id=WljI1r2e-SUC&printsec=frontcover The Oxford Handbook of Culture and Psychology] / Edited by Jaan Valsiner. — New York: Oxford University Press, 2012. — P. 165-190. — 1152 p. — ISBN 978-0-19-539643-0.
  • Giovanna Colombetti. [books.google.ru/books?id=gTkTAgAAQBAJ&pg=PA135&redir_esc=y Ideas for an Affective Neuro-physio-phenomenology] // [books.google.ru/books?id=gTkTAgAAQBAJ&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false The Feeling Body: Affective Science Meets the Enactive Mind]. — MIT Press, 2014. — P. 135-170. — 288 p. — ISBN 978-0-262-01995-8.

Примечания

  1. [www.springer.com/philosophy/philosophical+traditions/journal/11097 Phenomenology and the Cognitive Sciences]. Springer.
  2. [www.emeraldinsight.com/loi/k Kybernetes]. Emerald Group Publishing.
  3. Князева, 2014.
  4. 1 2 3 Князева Е. Н. [vphil.ru/index.php?id=835&option=com_content&task=view Энактивизм: концептуальный поворот в эпистемологии] // Вопросы философии. — 2013. — № 10. — С. 91-104.
  5. 1 2 3 Reid D. A. & Mgombelo J. [www.univie.ac.at/constructivism/archive/fulltexts/2520.html Key concepts in enactivist theory and methodology] // ZDM Mathematics Education. — 2015. — Vol. 47, № 2. — P. 171–183.
  6. 1 2 3 [plato.stanford.edu/entries/embodied-cognition/ Embodied Cognition] // The Stanford Encyclopedia of Philosophy / Robert A. Wilson and Lucia Foglia
  7. Asaf Federman [revistes.uab.cat/enrahonar/article/download/v47-federman/134 What Buddhism Taught Cognitive Science about Self, Mind and Brain] // Enrahonar. Quaderns de Filosofia. — 2011. — Vol. 47. — P. 39-62.
  8. Charles Wallis and Wayne Wright, 2009, p. 253.
  9. Князева Е. Н. [books.google.ru/books?id=8rz_CgAAQBAJ&pg=PT7&redir_esc=y Введение. Энактивизм: новый концептуальный поворот или возвращение к истокам?] // [books.google.ru/books?id=8rz_CgAAQBAJ&printsec=frontcover Энактивизм: новая форма конструктивизма в эпистемологии]. — Москва, Санкт-Петербург: Центр гуманитарных инициатив; Университетская книга, 2014. — 352 с. — (Humanitas). — 1000 экз. — ISBN 978-5-98712-192-4.
  10. Shaun Gallagher & Matthew Bower [avant.edu.pl/wp-content/uploads/S-Gallagher-M-Bower-Making-enactivism.pdf Making enactivism even more embodied] // Avant: Trends in Interdisciplinary Studies. — 2014. — Vol. V,, № 2. — P. 232-247.
  11. Chemero, 2009, p. 198.
  12. Colombetti, 2014, p. 142.
  13. Joseph Neisser. [books.google.ru/books?id=x86_BwAAQBAJ&pg=PT204&redir_esc=y Notes] // [books.google.ru/books?id=x86_BwAAQBAJ&printsec=frontcover The Science of Subjectivity]. — Palgrave Macmillan, 2015. — P. 204. — 211 p. — ISBN 978-1137466617.
  14. Colombetti, 2014, pp. 142-143.

Отрывок, характеризующий Энактивизм

Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!